Испанские нищие (Beggars of Spain) - Nancy Kress

Дженнифер Шарафи велела адвокату прекратить протесты.

В первый день она внимательно обследовала все углы своей камеры. Юго—восточный был отведен для молитвы. Смежив веки, она представила восходящее солнце; через несколько дней закрывать глаза уже не было нужды. Солнце, вызванное силой воли и верой, было при ней.

В северо—восточном углу разместился умывальник. Она мылась с ног до головы дважды в день, стирала свой аббай, не доверяя тюремной прачечной. Камеры внутреннего наблюдения так же мало мешали, как каменные стены для лицезрения светила. Смысл имели только ее поступки, а не то, что думали о ней недочеловеки. Уже одно их фискальство позволяло с ними не считаться.

Два оставшихся угла занимала койка. Она так и не притронулась к постели, превратив кровать в учебную площадку. Она сидела на краю, выпрямив спину, в мокрой одежде. Когда по ее требованию, нерегулярно и с большими перерывами приносили бумажные распечатки, она разрешала себе просмотреть каждую газету, каждую юридическую книгу, каждый библиотечный лист. Когда читать было нечего, она разрабатывала подробные сценарии вселенского развития событий. Она представляла, как пойдет ее дело. Раздумывала над исследованиями Уолкота. Прогнозировала поведение Лейши Кэмден. Строила планы экономической самостоятельности каждого подразделения, каждой организации Убежища, перебирала личные и профессиональные отношения его обитателей. Вариантов было много; она изучала их до тех пор, пока, закрыв глаза, не увидела огромное раскидистое дерево ветвь за ветвью. Если из газет или от Сандалероса поступали новости, она мысленно подправляла соответствующие побеги, сопровождая каждое свое решение цитатой из Корана. Когда гигантская структура приняла законченный вид, Дженнифер открыла глаза и научилась видеть ее в трех измерениях, заполняя тесную камеру.

– Она все время сидит, уставившись перед собой, – докладывала надзирательница окружному прокурору. – Иногда с открытыми глазами, иногда с закрытыми. Почти не шевелится.

– Может, это кататония и нужно вызвать врача?

Надзирательница покачала головой:

– Откуда мне знать, что ей нужно!

По средам и воскресеньям пускали посетителей, но она принимала только Уилла Сандалероса. Адвокат приходил в пустую галерею для свиданий, где они, разделенные толстым плексигласом, разговаривали в окружении панелей наблюдения.

– Дженнифер, суд присяжных вернул обвинительное заключение на доработку.

– Ясно, – отозвалась Дженнифер. – Они назначили дату слушания?

– Да. Восьмое декабря. Освободить под залог опять отказали.

– Ясно, – не удивилась Дженнифер. Освобождение ее под залог в структуре не просматривалось – Лейша Кэмден давала показания перед присяжными. Она добавила утвердительно:

– Да. Свидетельские показания переданы председателю; я попытаюсь достать для вас распечатку.

– Мне уже два дня ничего не приносят.

– Я снова заявлю протест. В газетах все то же самое. Нет смысла читать.

– Нет, есть, – ответила Дженнифер.

Газетная истерия была ей необходима для укрепления веры, как сказано в Коране "напоминание верующим". "Неспящие убивают, чтобы править миром!", "Сначала деньги – теперь кровь?", "Заговор тайного картеля Неспящих в целях уничтожения Соединенных Штатов посредством убийства!", "Отступник Неспящих раскрывает число жертв мафии из Убежища", "Местная банда забила до смерти подростка: "Он был Неспящим".

– Я так и подумал, что они понадобятся, – сказал Сандалерос. Ему было двадцать пять, с четырехлетнего возраста он рос в Убежище. Родители добровольно отдали его на воспитание, разочаровавшись в ребенке с генетическими изменениями. Окончив юридический колледж в Гарварде, Сандалерос открыл контору в Убежище, неохотно покидая его только для встреч с клиентами и судебных заседаний. Родителей он почти не помнил.

– Еще одно, – произнес Сандалерос. – Дети просили передать кое—что.

Дженнифер сидела очень прямо. Каждый раз это было самое трудное. Именно для этого она дрессировала себя день за днем, сидя на краешке твердой металлической койки, выпрямив спину, спокойно заставляя себя погружаться в составление планов.

– Я слушаю.

– Наджла закончила составление программы номер три по физике. Рики нашел новые пути миграции рыбы на основании последнихданных по Гольфстриму и теперь наносит их на карту поверх разработанной отцом глобальной схемы.

Рики почти всегда умел упомянуть об отце; Наджла никогда. Дженнифер заставила Сандалероса рассказать детям, что их отец будет выступать против матери на суде. В этом мире потомкам Неспящих нельзя оставаться в блаженном неведении.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарила Дженнифер. – Теперь мне хотелось бы знать, как мы построим защиту.

Позже, когда Сандалерос ушел, она долго сидела на койке, мысленно выращивая трехмерное древо решений.

– Ты действительно так решила? – Хорошенькое лицо Стеллы на экране интеркома выглядело напряженным и холодным. – Ты собираешься выступать против одной из нас?

– Стелла, – сказала Лейша. – Это необходимо.

– Почему?

– Потому что она не права. И потому что...

– Нет ничего плохого в том, чтобы заботиться о своих, даже нарушая закон! Именно ты научила меня этому – ты и Алиса!

– Это не одно и то же. – Лейша старалась держать себя в руках. За спиной Стеллы виднелись генемодные пальмы с длинными голубыми листьями. Что Стелла делает в Калифорнии? Ни один уличный аппарат не защищен как следует. – Дженнифер приносит неприятности всем – и Спящим и Неспящим...

– Только не мне. Это ты причиняешь вред, разрушая единственную семью, которая оставалась у нас. Мы не такие счастливчики, как ты, Лейша!

– Я... – начала было Лейша, но Стелла уже отключилась.

В библиотеке Лейши с Кевином Адам Уолкот рассеянно разглядывал ряды книг по юриспруденции, голографический портрет Кенцо Иагаи, скульптуру Монди Растелла. Лейша видела, как Уолкот поджал ногу, запустил руки в волосы, забавно передернул тощими плечами и опустил ногу на пол. Чудак – иначе и не назовешь. Самый странный из всех ее клиентов. Иногда она даже не знала, понимает ли он то, что она пытается до него донести.

– Доктор, вы все еще можете оспорить выдачу патентов, привлечь к суду и "Самплис", и Убежище, причем одновременно с рассмотрением дела по обвинению Шарафи в убийстве. – Ей удалось твердо выговорить эти слова. Иногда, в вынужденной изоляции своей квартиры, она практиковалась произносить их вслух: дело по обвинению Шарафи в убийстве.

– Значит, вы уже не будете моим адвокатом, – с раздражением сказал он, – вы меня бросаете.

Лейша терпеливо начала все сначала:

– Моей жизни серьезно угрожали. Охранники, мимо которых вы прошли в вестибюле, в лифте, и те, на крыше, – это федеральные агенты. Меня держат под домашним "арестом" до суда, потому что здесь безопаснее, чем где бы то ни было. Но я не могу выступить по делу о ваших патентах. А тянуть вам нельзя. В ваших интересах найти другого адвоката. Я составила список, из которого вы можете выбрать.

Лейша протянула распечатку. Уолкот даже не взглянул на нее.

– Это несправедливо! – напористо сказал он.

– Что?

– Человек готовится совершить генетическую революцию, вкладывает всю душу, все силы – и все это ради вонючей мелкой компании, не способной разглядеть гения, даже споткнувшись о него... Мне обещали, мисс Кэмден!

Она поневоле прислушалась. Поведение этого маленького человечка почему—то пугало.

– Что вам обещали, доктор?

– Признание! Славу! Внимание, которое в наше время достается только Неспящим! – Он широко развел руки, встал на цыпочки, его голос поднялся до визга. – Мне обещали!

Тут до него, по—видимому, дошло, что Лейша немало удивлена. Он опустил руки и улыбнулся настолько неискренне, что волосы зашевелились у нее на затылке. Трудно было представить, чтобы директор "Самплис" давал подобные обещания. Что—то здесь нечисто.

– Кто вам такое посулил, доктор Уолкот?

– А, ладно, – небрежно бросил он, избегая ее взгляда, – несбывшиеся мечты молодости.

Она сказала грубее, чем хотела:

– Каждый проходит через это, доктор Уолкот. Рушатся и более достойные мечты, чем о славе.

Он застыл, уставившись на портрет Иагаи, потом задумчиво почесал правое ухо.

– Возьмите другого адвоката, доктор Уолкот, – напомнила Лейша.

– Хорошо, – ответил он с отсутствующим видом. – Я так и сделаю.

Спасибо. До свидания.

Лейша долго размышляла, почему Уолкот так беспокоит ее. Может быть, ее разочаровала неприкрытая глупость талантливого человека? Типичное американское заблуждение: уж если ты профессионал, значит, и личные качества, и здравый смысл полагаются тебе автоматически. Миф не выдержал проверки историей: примеров тому предостаточно. Меланхолия Линкольна, неистовый характер Микеланджело, мания величия Ньютона. Идеал, конечно, Кенцо Иагаи, но кто сказал, что Иагаи – это правило, а не исключение? Почему она ожидает той же логики и дисциплины от Уолкота? Или от Ричарда, который нашел в себе силы остановить разрушительную деятельность жены, но теперь сидит в оцепенении целыми днями, не имея воли ни есть, ни мыться, ни разговаривать? Или от Дженнифер, которая направила свой блестящий ум на безудержное стремление к глобальному контролю?