Разум и чувство - Джейн Остен

После одной или двух таких встреч, когда Элинор так и не удалось перемолвиться с Люси даже несколькими словами наедине, однажды утром в коттедж явился сэр Джон. Он сообщил, что вынужден посетить эксетерский клуб, и, взывая к милосердию сестер Дэшвуд, потребовал их согласия отобедать сегодня с леди Мидлтон. Если они не придут, горестно сообщил он, она будет вынуждена сесть за стол совершенно одна, если не считать ее матушки и двух мисс Стил. Предвидя большую свободу для осуществления своего намерения, Элинор тут же согласилась. Она считала, что благовоспитанная леди Мидлтон в отсутствие супруга не станет собирать своих гостей вокруг себя и навязывать им шумные забавы. Маргарет с разрешения матери последовала примеру сестры, и даже Марианна, хотя всегда старалась уклониться от подобных мероприятий, на этот раз дала согласие, поддавшись на уговоры матери, которая очень огорчалась, видя, что ее дочь избегает всех развлечений.

Молодые девушки пришли, и леди Мидлтон была избавлена от грозившего ей ужасного одиночества. Вечер проходил как раз так, как Элинор и ожидала, – довольно скучно. Ничего нового сказано не было, и нельзя было придумать ничего менее интересного, чем разговор сначала в столовой, а затем в гостиной. Позднее к ним присоединились дети, и, пока они оставались там, она даже не пыталась привлечь внимание Люси, понимая всю бесполезность попыток. Дети ушли, только когда убрали поднос с чаем. Сразу же достали столик для игры в карты, и Элинор удивилась собственной наивности. Как она могла вообразить, что в Бартон-Парке можно найти время спокойно побеседовать. Они встали, собираясь составить партию.

– Я рада, – сказала леди Мидлтон Люси, – что вы не собираетесь закончить сегодня корзиночку для бедняжки Анны-Марии. Работа при свечах могла бы нанести вред вашим глазам. Мы что-нибудь придумаем завтра, чтобы утешить дорогую малышку, и, надеюсь, она забудет о своем огорчении.

Этого намека было вполне достаточно. Люси сразу опомнилась и произнесла:

– Вы сильно ошибаетесь, леди Мидлтон! Я только ждала, чтобы узнать, сможете ли вы сыграть без меня, не то бы я уже давно вернулась к своему рукоделию. Я ни за что в мире не огорчу этого маленького ангелочка. Если же я все-таки нужна за карточным столом, я закончу корзиночку после ужина.

– Вы очень добры! Надеюсь, вашим глазам это не повредит! Не позвоните ли вы, чтобы вам принесли свечи для работы? Моя бедная малышка очень расстроится, если корзиночка к завтрашнему утру не будет готова. Хотя я и сказала ей, что это невозможно, но, я думаю, она все-таки ждет.

Люси мгновенно придвинула к себе рабочий столик. Причем столь поспешно и с такой веселой улыбкой, будто бы не знала большего наслаждения, чем плести корзиночки для избалованных детей.

Остальным леди Мидлтон предложила партию в роббер. Все согласились, кроме Марианны, которая со своим обычным пренебрежением к требованиям вежливости ответила:

– Прошу извинить меня, ваша милость, вы знаете, я не люблю карты! Я сяду за фортепьяно. Я еще не играла на нем после того, как оно было настроено. – И без дальнейших церемоний она направилась к инструменту.

У леди Мидлтон после этих слов сделалось такое лицо, будто она мысленно поблагодарила Бога за то, что сама ни разу в жизни никому столь грубо не отвечала.

– Мадам, вы же знаете, Марианну нельзя надолго отлучить от вашего инструмента, – сказала Элинор, пытаясь загладить неловкость. – И это неудивительно, потому что столь прекрасного звучания мне слышать ранее не приходилось.

Оставшиеся собрались тянуть карты.

– Возможно, – продолжила Элинор, – если мне выпадет пропустить партию, я могла бы помочь мисс Люси скручивать полоски для корзиночки. Еще так много нужно сделать, и я боюсь, она не успеет закончить ее сегодня. А я буду рада помочь, если она мне разрешит.

– Я была бы чрезвычайно признательна вам за помощь! – тотчас воскликнула Люси. – Работы здесь гораздо больше, чем мне вначале показалось. Ведь было бы ужасно огорчить Анну-Марию!

– Да, это было бы действительно ужасно! – подхватила Анна Стил. – Чудесная малышка, как я ее люблю!

– Вы очень добры! – сказала леди Мидлтон Элинор. – И раз вам нравится эта работа, то, возможно, вы предпочтете пропустить эту партию или, положившись на судьбу, возьмете карту?

Элинор с радостью воспользовалась первой возможностью. Таким образом, она при помощи вполне вежливой уловки, которой Марианна ни за что бы не воспользовалась, не только добилась собственной цели, но и сделала приятное леди Мидлтон. Люси с готовностью подвинулась, и две прекрасные соперницы, сидя за одним столом, в полной гармонии занялись одним делом. К счастью, фортепьяно стояло совсем близко от них. А Марианна, сидящая за ним, была полностью поглощена музыкой и своими мыслями и уже успела забыть, что в комнате кроме нее еще кто-то есть. Поэтому мисс Дэшвуд решила, что под звуки инструмента она вполне может коснуться интересующего ее предмета, не боясь, что ее услышат за карточным столом.

Глава 24

Элинор заговорила твердым, хотя и негромким голосом:

– Я бы не заслуживала доверия, которым вы меня удостоили, если бы не стремилась продолжить наше общение и узнать побольше о предмете разговора. Поэтому мое желание вернуться к прерванной беседе вполне извинительно.

– Благодарю вас, – с жаром воскликнула Люси, – за то, что вы разбили лед! Вы принесли мне невыразимое облегчение, ведь я все-таки побаивалась, что оскорбила вас своим признанием в тот понедельник.

– Оскорбили меня? Как вы могли это сделать? Поверьте, – Элинор говорила с глубочайшей искренностью, на которую только была способна, – у меня не было ни малейшего намерения внушить вам такую мысль. Ведь вы оказали мне честь своим доверием, польстили мне.

– И все же, – ответила Люси, многозначительно взглянув на собеседницу своими маленькими острыми глазками, – в вашем поведении мне почудились холодность и недовольство, которые заставили меня почувствовать себя весьма неуютно. Я была уверена, что вы на меня сердитесь. И с тех самых пор все время бранила себя за вольность, с которой решилась обременить вас своими делами. Но я очень рада, что это были лишь мои фантазии и вы на меня не сердитесь. Если бы вы знали, каким утешением для меня явилась возможность открыть мое сердце вам, рассказать о том, что постоянно занимало мои мысли. Ваша сострадательность наверняка помогла вам понять главное, не обращая внимания на несущественные мелочи.

– Да, мне нетрудно поверить, что для вас было большим облегчением открыться мне. И не сомневайтесь, что у вас никогда не будет причин пожалеть об этом. Ваше положение довольно тяжелое. По-моему, вас окружают серьезные трудности. Вам потребуется вся сила взаимной любви, чтобы их преодолеть. Мистер Феррарс, насколько я знаю, полностью зависит от своей матери.

– Его собственное состояние ограничивается двумя тысячами фунтов. При таком положении жениться было бы форменным безумием. Хотя лично я с легкостью бы отказалась от всяких надежд на что-либо другое. Я привыкла жить в стесненных обстоятельствах и ради него смогла бы перенести любую бедность. Но я слишком люблю его и не позволю себе проявить эгоизм и отнять у него то, что, возможно, даст ему мать, если он женится согласно ее воле. Нам придется ждать, и, возможно, это ожидание растянется на много лет. Если бы речь шла о любом другом мужчине, такая перспектива была бы ужасна. Но я уверена, что никто и никогда не отнимет у меня нежность и любовь Эдварда.

– Это убеждение, должно быть, помогает вам жить, да и его, без сомнения, поддерживает такая же уверенность в вас. Если бы сила вашей взаимной привязанности ослабела, как происходит со многими людьми под влиянием разных обстоятельств, которые могли возникнуть за столь длительный срок, ваше положение было бы значительно более прискорбным.

Люси внимательно взглянула на собеседницу, но Элинор хорошо владела собой, и на лице ее не отразилось ничего, что могло бы вызвать подозрение.

– Любовь Эдварда ко мне, – заявила Люси, – подверглась суровому испытанию долгой, очень долгой разлукой, последовавшей почти сразу после того, как мы впервые дали друг другу слово. И должна признать, что его любовь выдержала это испытание с честью, поэтому сейчас мне было бы по меньшей мере непростительно усомниться в ней. Я могу твердо сказать, что он ни разу не дал мне ни малейше го повода тревожиться.

Услышав это, Элинор не сразу решила, что ей надлежит сделать – тяжело вздохнуть или улыбнуться. А тем временем Люси продолжала:

– Я по природе своей ревнива. И то, что я ему не ровня и он больше меня бывает в свете, а также наши постоянные разлуки сделали меня настолько подозрительной, что я моментально угадала бы правду, если бы его поведение по отношению ко мне во время наших встреч хотя бы немного переменилось. Если бы он казался угнетенным, упоминал бы в разговоре какую-нибудь даму чаще других или же чувствовал бы себя в Лонгстейпле не таким счастливым, как всегда, я бы сразу все поняла. Не хочу сказать, что я вообще-то очень проницательна и наблюдательна, но уверена, что в подобном случае меня нельзя было бы обмануть.