Пыль на трассе - Маклин Алистер

— Пока нет. Деньги переводятся на банковский счет в Цюрихе. Но если представить доказательства совершенных преступлений, особенно убийств, то швейцарские банки раскроют тайну вклада.

— Они получат доказательства, — заверил Харлоу.

Джанкарло окинул его внимательным взглядом и кивнул.

— Судя по всему, получат. Теперь что касается нашего друга Джейкобсона, он, вероятно, самый состоятельный механик в Европе. Между прочим, на листке из его чековой книжки записаны адреса ведущих европейских букмекеров.

— Поигрывает?

— Это было нетрудно установить по датам. Всякий раз он вносил деньги на второй или третий день после очередного этапа соревнований.

— Так-так. Предприимчивый мужик этот Джейкобсон. Настоящую золотую жилу откопал, а?

— Еще бы! Можете взять эти отпечатки. У меня есть дубликаты.

— Благодарю покорно. — Харлоу вернул фотографии. — Думаете, я горю желанием попасться с такими картинками в кармане?

Харлоу попрощался и поехал в полицейский участок. Дежурил тот же инспектор, что и ночью. Прежнего добродушия в нем как не бывало, теперь он сидел насупленный и мрачный.

— Ну что, Луиджи Ловкач спел вам свои нежные песенки? — спросил Харлоу.

— Увы, — с грустью покачал головой инспектор, — наш маленький кенар лишился голоса.

— То есть?

— Ему лекарство пришлось не по нутру. Боюсь, мистер Харлоу, вы проучили его чересчур усердно, и пришлось каждый час давать ему болеутоляющие таблетки. Я выделил для охраны четырех человек: двое стояли у входа в палату и еще двое — в палате. Минут за десять до полудня молодая белокурая медицинская сестра ослепительной красоты — так ее описали эти кретины…

— Кретины?

— Да, сержант и трое его подчиненных. Она оставила две таблетки и стакан воды и попросила сержанта проследить, чтобы ровно в двенадцать задержанный принял лекарство. Такого бабьего угодника, как сержант Флери, еще поискать, вот он в двенадцать, минута в минуту, и дал Луиджи это лекарство.

— Что за лекарство?

— Цианистый калий.

Уже под вечер Харлоу въехал на красной «феррари» во двор заброшенной фермы к югу от бывшего виньольского аэродрома. Ворота пустого, без окон, амбара были открыты. Харлоу загнал машину внутрь, заглушил двигатель и вылез, с трудом различая в сумраке предметы. Он все еще беспомощно озирался, когда из темноты возникла фигура человека с натянутым на лицо чулком. Несмотря на свою знаменитую реакцию, Харлоу не успел выхватить пистолет, ибо человек находился от него менее чем в шести футах и уже замахнулся каким-то орудием вроде топорища. Харлоу метнулся вперед, нырнув под безжалостно занесенную дубинку, и нанес нападавшему сокрушительный удар плечом под дых. У того перехватило дыхание, он подавился собственным криком, попятился и тяжело рухнул под Харлоу, который ухватил его одной рукой за горло, а другой потянулся за пистолетом.

Ему не удалось даже вытащить пистолет из кармана. За спиной раздался легкий шорох, и, обернувшись, он успел только разглядеть еще одну фигуру в чулке и занесенную дубинку и в следующее мгновение получил жестокий удар в правый висок. Харлоу беззвучно повалился набок. Человек, которого он сшиб, корчась от боли, с трудом встал и с размаху пнул потерявшего сознание Харлоу ногой в незащищенное лицо. Харлоу еще повезло, что его обидчик сам едва дышал, иначе ему пришел бы конец. А тот, явно не удовлетворенный первой попыткой, снова замахнулся ногой, однако напарник помешал ему добить Харлоу и оттащил в сторону. Согнувшись пополам, он кое-как доплелся до скамьи и сел, а второй принялся тщательно обыскивать Харлоу.

Тьма в амбаре заметно сгустилась, когда Харлоу начал понемногу приходить в себя. Он шевельнулся, застонал, потом приподнял плечи и отжался от пола. Отдохнув некоторое время в таком положении, неимоверным усилием поднялся на подгибающиеся ноги и закачался как пьяный. До лица невозможно было дотронуться, он словно бодался с «коронадо». Минуты через две, полагаясь скорее на чутье, чем на рассудок, он выбрался из амбара, пересек, спотыкаясь и падая, двор и заковылял к летному полю.

Дождь утих, и небо начало проясняться. Даннет только что вышел из столовой и хотел было идти в шале, как вдруг заметил ярдах в пятидесяти пьяно бредущего по летному полю человека. На мгновение Даннет остановился как вкопанный, потом помчался что было духу. В считанные секунды он добежал до Харлоу, обхватил его рукой за плечи и заглянул в лицо, в котором с трудом узнал знакомые черты. Лоб был рассечен и покрыт синяками, кровь, сочащаяся из ран, залила правую половину лица, так что даже закрылся глаз. Левая сторона оказалась в лучшем состоянии. Левая щека являла собой один огромный кровоподтек, рассеченный надвое. Губы и нос были разбиты, по меньшей мере два зуба пропало без вести.

— Черт возьми! — ахнул Даннет. — Хорошенькое дело!

Даннет довел спотыкающегося Харлоу до шале, помог ему взобраться по лестнице на крыльцо, и они вошли в прихожую. Даннет чертыхнулся про себя при виде Мэри, которую угораздило именно в этот миг выйти из гостиной. Она обмерла, побледнела, в больших карих глазах застыл ужас.

— Джонни! — едва слышно пролепетала она. — Джонни, Джонни, Джонни. Что с тобой?

Она протянула руки и легонько прикоснулась к залитому кровью лицу, ее затрясло, из глаз в три ручья хлынули слезы.

— Мэри, дорогая, некогда плакать, — намеренно строгим тоном произнес Даннет. — Живо давай теплую воду, губку, полотенце. Потом принеси аптечку. Ни в коем случае не рассказывай отцу. Мы будем в гостиной.

Спустя пять минут в гостиной у ног Харлоу стоял тазик с розоватой водой и валялось окровавленное полотенце. С его лица исчезли кровавые подтеки, и оно выглядело еще страшнее прежнего, так как теперь синяки и ссадины выступили во всей красе. Даннет решительно смазывал ранки йодом, заклеивал пластырем, и судя по тому, как часто морщился его пациент, ему было совсем не сладко. Харлоу залез пальцами в рот и, сморщившись в очередной раз, выдернул зуб, который затем неодобрительно оглядел и выбросил в таз.

Когда раздался его пусть не очень внятный из-за разбитых губ голос, стало ясно, что, несмотря на тяжелые побои, Харлоу вновь обрел ясность рассудка и хладнокровие.

— Мы с тобой славная парочка, Алексис. Надо бы сфотографироваться для семейных альбомов. Кто из нас краше?

Даннет окинул его придирчивым взглядом.

— Пожалуй, оба хороши.

— Точно-точно. Ладно, будем считать, что мы квиты.

— Да перестаньте же вы, — снова расплакалась Мэри. — Он ранен, ведь это опасно. Я вызову врача.

— Не вздумай. — Харлоу оставил иронический тон, и в его голосе послышались железные нотки. — Никаких врачей. Никаких швов. Потом. Не сегодня.

Мэри уставилась заплаканными глазами на стакан бренди, который Харлоу держал в руке. Рука была тверда как камень. Лицо Мэри осветилось догадкой.

— Ты нас дурачил. Чемпион-неврастеник с трясущимися руками. Все это время ты дурачил нас. Я угадала, Джонни?

— Да. Мэри, выйди, пожалуйста.

— Клянусь, я никому не скажу. Даже папе.

— Выйди из комнаты.

— Пусть остается, — вмешался Даннет. — Если проболтаешься, Мэри, он даже в твою сторону больше не посмотрит. Ох, верно говорят, беда не приходит одна. Происшествие с тобой — уже второе за сегодняшний день. Пока тебя не было, пропали Бим и Бом.

Даннет ждал от Харлоу какой-нибудь реакции, но так и не дождался.

— Они в это время работали на трейлере, — сказал Харлоу. Это был не вопрос, а утверждение.

— А ты откуда знаешь?

— В южном ангаре. С Джейкобсоном.

Даннет задумчиво кивнул.

— Они слишком много увидели, — предположил Харлоу. — Слишком. Скорее всего это вышло случайно, потому что, видит Бог, они не страдали от избытка сообразительности. Однако слишком много увидели. А какая версия у Джейкобсона?

— Близнецы пошли выпить чаю. Он ждал их сорок минут, потом пошел искать. Они как в воду канули.