«Медовая ловушка». История трех предательств - Игорь Атаманенко

Словом, вскоре Огородником овладело чувство стадного одиночества.

Спасение от ненавистного коллектива он находил только в своей борьбе на два фронта и, как это ни покажется странным, в общении в ходе конспиративных встреч со своим куратором из Комитета, полковником Н-ским, которому был передан на связь по возвращении из Колумбии.

Последний втайне благоволил к своему подопечному.

В «Стахановце» его прежде всего привлекал темперамент авантюриста, безоглядная дерзость провинциала, покорившего столицу, быстрота в мыслях и движениях и отчаянно продувной вид. Хотя полковник нисколько не сомневался, что его агент — один из тех, что торопятся жить, да так, чтобы, высосав весь сок из апельсина, оставить корки для неудачников…

Где-то в глубине души полковник даже завидовал умению агента держать себя на людях и одеваться.

Действительно, Огородник, весь трещавший от модности, победоносный и важный, выгодно отличался от других агентов, которые были на связи у Н-ского, как выделяется райская птица на сером утином дворе.

Лишённый природного вкуса и не разбиравшийся в цветовой гамме галстуков, платков и вообще тканей, Н-ский нередко прибегал к совету и помощи своего агента, чтобы выбрать какую-нибудь вещицу в подарок своей жене или дочерям.

Однако по прошествии нескольких месяцев увлечение Н-ского своим новым агентом изменилось диаметральным образом — он стал трезвее воспринимать его, а со временем стал даже осторожничать в общении с ним.

Причиной тому послужил шквал донесений от других агентов, работавших со «Стахановцем» в одном управлении.

Содержание всех донесений было вариацией на одну тему — как плох и неприятен новый сотрудник. Все источники, как один, отмечали заносчивость, неуживчивость, высокомерие Огородника и его неумение ладить с коллективом. Можно было, конечно, положить под сукно все эти «писульки» и не придавать им значения, сославшись на субъективизм источников, тем более что по работе претензий к Огороднику не было, но…

Во-первых, вся полученная Н-ским информация исходила от агентов, состоявших в родственных связях с чиновниками со Старой площади. Поделись агенты впечатлениями об Огороднике со своими высокопоставленными домочадцами, пошли бы телефонные звонки по спецсвязи, что само по себе было не только неприятно, но и требовало бы принятия каких-то мер.

Во-вторых, кроме эмоций в донесениях присутствовали и факты, на которые полковник как профессионал контрразведки не мог не обратить внимания: частые отлучки Огородника с рабочего места, не вызванные служебной необходимостью, после которых он возвращался крайне возбуждённый, нервный и даже, что уж совсем было не свойственно «Стахановцу», какой-то испуганный.

А тут ещё циркуляр, подписанный самым высоким руководством Второго главка (контрразведка Союза), досконально проверить всех недавно вернувшихся из-за границы дипломатов на предмет их возможной причастности к массовой утечке информации особой важности из недр МИД СССР к американцам. В общем, было над чем призадуматься полковнику Н-скому…

Для начала, а скорее для собственного успокоения, он решил посоветоваться с генералом С-вым, заместителем начальника американского отдела Второго главка. Но понимания не встретил.

— Какая, к черту, Колумбия! В твою вотчину, Управление общих международных проблем, за последние полгода получили назначение шесть дипломатов, до этого проработавшие по году и более в США… Вот среди кого надо искать шпиона, а не размениваться на мелочь, на сотрудников, работавших в Колумбии! Колумба он нашёл, видите ли! Может, ты с его помощью хочешь открыть для Комитета Америку и выйти на ЦРУ?! Ты всех вернувшихся из Штатов проверил? Нет?! Ступай и немедленно бери их в плотное изучение. «Наружка», «прослушка», всё по полной программе, не мне тебя учить… А своего «Стахановца» выбрось из головы или оставь до лучших времён… Он — не тот Колумб, которого мы ищем в качестве источника утечки информации к американцам… Я тебе большее скажу, он приглянулся самому министру, да-да, не смотри на меня так! Сам Андрей Андреевич Громыко на него глаз положил, хочет взять к себе референтом…

В общем, действуй, но смени вектор поиска!

Несмотря на полученную от старшего товарища отповедь, Н-ский решил действовать на свой страх и риск.

Вернувшись в свой рабочий кабинет в «высотке» на Смоленской площади, он первым делом собрал все агентурные сообщения, фигурантом которых был «Стахановец», и поместил их в отдельную папку.

На обложке жирнофломастерно вывел: «Колумб». Прихлопнул сверху ладонью и про себя подумал: «Ну и что с того, что он станет референтом Громыко? Да пусть будет хоть апостол Пётр, для контрразведки он всего лишь объект! Пока объект наблюдения, а там — видно будет…»

Глава седьмая. Как важно содержать обувь в чистоте

Весна 1977 года выдалась на удивление дружной и тёплой. Снег сошёл уже в марте, и ветер носил по столичным улицам и площадям тучи песка — остатки антиобледенительной смеси, которой в течение всей зимы в изобилии посыпались тротуары и проезжие части улиц.

Все ждали, когда зарядят весенние дожди, но… И тогда на улицы по распоряжению московских градоначальников выкатили полчища поливальных машин: надо же было как-то спасаться от свалившейся из-под ног напасти!

…Около трёх часов пополудни полковник Н-ский, сытый и благостный, покинул мидовскую столовую на пятом этаже «высотки» на Смоленской площади и размеренной поступью направился в свой кабинет.

Попадавшиеся навстречу девчушки-секретарши приветствовали полковника, как ему казалось, с каким-то ехидно-насмешливым прищуром во взгляде.

И тут Н-ского осенило:

«Проклятая молния на гульфике, наверняка, опять разошлась, а я теперь, как голый на эскалаторе, выступаю по мидовским коридорам с расстёгнутой мотнёй, всё исподнее — нуружу!

Говорил же агенту «Джорджу», привези мне кримпленовые штаны, но не с капроновой молнией, а как положено — с металлической! Так нет же, черт его побери, купил то, что подешевле… Сэкономил, стервец! И на ком?! Сколько ведь я для этого «Джорджа» добрых дел сделал! Да если б не я, он до сих пор бы числился в невыездных! И вот те на, отблагодарил меня за то, что я устроил ему поездку в Италию… Секретуткам на посмешище! Стоило два раза надеть эти штаны с проклятой капроновой молнией — расходится, зараза, и всё тут! Сегодня целое утро с нею промаялся, чуть на работу не опоздал… Нет, положительно, надо заглянуть в туалет, посмотреть, всё ли в порядке, уж больно вызывающе смотрели на меня эти… прости Господи, секретутки!»

Полковник решительно толкнул дверь туалета и застыл в оторопи. Стоя в одних носках перед раковиной, Александр Огородник мыл башмаки!

Пожалуй, Н-ский меньше бы удивился, если бы застал своего агента совершенно голым в туалетной комнате. А тут на тебе!.. Его агент, «Стахановец», как всегда одетый с иголочки, ухоженный и надушенный какими-то импортными благовониями, в галстуке, который разве что только в западном журнале мод и встретишь, стоит босиком перед умывальником и моет свои туфли!

— Как? Вы, Александр Дмитриевич, моете свои башмаки?! — вместо приветствия ошалело произнес Н-ский.

«Стахановец», с трудом скрыв неприязнь, посмотрел на своего шефа по делам конспиративным в висящее над умывальником зеркало и процедил сквозь зубы:

— Алексей Иванович, вы не оригинальны! Точно такой же вопрос задал генерал Грант своему шефу Абрахаму Линкольну… Ну, вы, конечно, знаете, о ком идёт речь… Гражданская война Севера и Юга в Соединённых Штатах, Линкольн — президент, генерал Грант — его подчинённый, командующий северной группировкой войск…

Так вот, когда Грант застал Линкольна за мытьём собственных башмаков, он был удивлён не менее вашего и задал точно такой же вопрос… И вы знаете, как на это отреагировал президент Линкольн?

«Да! — ответил он, — я мою свои башмаки, а вы чьи башмаки моете?» На этом их диалог был исчерпан, у Гранта более не возникло никаких вопросов…

— Послушайте, Александр Дмитриевич, вы почему позволяете себе такой тон в разговоре со мной?! — Н-ский захлебнулся от ярости.

— Да нет, Алексей Иванович, я себе позволяю лишь одно — мыть собственные башмаки, а вот вы… Что В Ы себе позволяете? Что? Вымыть собственные туфли в мидовском туалете — это уже государственное преступление?! Тогда, увольте! Получается, что мы с вами в заурядные, бытовые процедуры вкладываем совершенно различный смысл…

Ну что с того, что я вдруг решил вымыть свои башмаки? Вы видели, какая пылища на улицах Москвы?! Так неужели я должен сидеть в приёмной министра иностранных дел СССР в засранных башмаках?!

— Извините, Александр Дмитриевич, вы, конечно, правы… Извините! Я ничего не имел против… Против того, чтобы вы во всём блеске предстали перед Андреем Андреевичем Громыко, ради Бога… Мне кажется, вы сегодня излишне возбуждены, Александр Дмитриевич… — пошёл на попятный Н-ский.