Квартира в Париже - Келли Боуэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но те секреты и жизни, что спрятаны у нее в квартире, им никогда не отнять.
Глава 9
Габриэль
ПАРИЖ, ФРАНЦИЯ, 28 июня 2017 года
Коллекция, которую Габриэль и Лия извлекли из тайника в гардеробной, просто поражала воображение, оказалась настолько захватывающей и удивительной, что Габриэль был уверен: ничего подобного ему в жизни уже не попадется.
Определить владельца картин, расставленных в спальне, было невозможно, но если они принадлежали кому-то одному, тот человек обладал весьма тонким чувством прекрасного. Сейчас у спинки в ногах кровати стояла работа Писсарро, а рядом с ней Моризо. На туалетном столике примостилась картина Кирхнера и, как подозревал Габриэль, чуть ниже, на стуле – Хеккель.
Габриэль взглянул на женщину в центре комнаты, озирающуюся кругом с каким-то странным выражением лица. Возможно, беспокойства. Или опасения. В любом случае, что-то мешало Лии разделить с ним восторг первооткрывателя, до сих пор будоражащий кровь.
– Повторюсь, ничего подозрительного здесь не вижу, – заявил он, отрываясь от любования Писсарро. – Насколько я помню, в каталогах краденых или утраченных эти картины не числятся.
– Спасибо, но не стоит так стараться меня успокоить.
Габриэль вздохнул.
– Лия, побольше оптимизма. Откуда бы эти картины сюда ни попали, благодаря вашей бабушке они сохранились, в отличие от множества утраченных. – Он показал на картину на туалетном столике. – Когда Кирхнера объявили вырожденцем, сотни и сотни его работ были уничтожены. И их уже никогда не вернуть.
Лия, явно оставшись при своем мнении, снова прислонилась к шкафу.
– Ни одна из этих картин не доказывает, что ваша бабушка сотрудничала с фашистами. Хотя, если бы в том шкафу у вас за спиной обнаружился «Портрет молодого человека» Рафаэля, у меня бы возникла пара вопросов.
– Очень остроумно.
– Нет ли там случайно «Художника на пути в Тараскон» Ван Гога? А «Портрета куртизанки» Караваджо не завалялось?
Лия закатила глаза, но теперь она по крайней мере улыбалась.
– В шкафу почти ничего не было, не считая полудюжины платьев от кутюр.
И тут Габриэль насторожился.
– Гардеробная была забита до отказа, а шкаф стоял почти пустой?
– Да.
– И вы не находите это странным?
– У меня в последнее время просто голова кругом от разных мыслей, – пробормотала Лия. – В основном странных, и ни одной приятной.
– Можно взглянуть?
Лия пожала плечами и отошла от шкафа.
– Говорю вам, там ничего не было, кроме платьев.
– Верю.
Габриэль распахнул дверцы шкафа и, неловко согнувшись, забрался внутрь.
– Если случайно встретитесь, передайте от меня привет Белой колдунье. Заодно можете о картинах расспросить.
Он гулко хихикнул, словно в пустой бочке. Потом на всякий случай ощупал все стыки внутри – учитывая кипу картин в спальне, игра стоила свеч.
– Три года назад в Лиможе мой коллега обнаружил картину Шагала, спрятанную за фальшивой стенкой подобного шкафа, – заметил он. – Тоже одна из работ, исчезнувших во время войны…
Вдруг раздался громкий щелчок, и он замер.
– Что там такое? – заинтересовалась Лия.
Габриэль выбрался из шкафа и сообщил:
– Она открывается.
– Что?
– Задняя стенка шкафа открывается.
Лия проследила за его взглядом. Задняя стенка на самом деле висела на петлях и открывалась как дверь, за которой находилось какое-то помещение, а стены за шкафом не было вовсе.
– Даже не знаю, стоит ли все это переживать по новой. Как-то неохота лишний раз сталкиваться с бабушкиным вероломством.
– Можем подождать.
– Чего? – грустно усмехнулась Лия.
– Пока вы соберетесь с духом. Эти тайны хранились здесь больше семидесяти лет. Они никуда не денутся.
Лия сжала ладонями виски.
– Наверное, там тоже картины.
– Возможно, – согласился Габриэль.
– Что за чушь я несу?
– Людям свойственно сомневаться.
Лия опустила руки.
– Вы очень добры.
– Просто отношусь по-человечески, – поправил ее Габриэль, слегка подталкивая локтем.
– Вы правы.
– Это вы о чем?
– О том, что тайны, скрытые за той стенкой, никуда не денутся, сколько время ни тяни. Чем скорее выяснится, что там, тем раньше можно начинать все исправлять.
– Значит, как только будете готовы. Я тоже никуда не денусь.
Лия медленно шагнула вперед, протянула руку и толкнула дверь.
В падающем из спальни свете виднелось маленькое помещение с кроватью возле одной стены, узким столиком вдоль противоположной и стулом между ними.
На одном конце кровати лежали аккуратно сложенные шерстяные одеяла, на другом подушки. А на стене над кроватью висели три картины, изображающие балерин.
– «Живописец танцовщиц», – только и смог вымолвить Габриэль, показывая на них. На всех трех были изображены балерины на репетиции в прекрасных костюмах, словно готовые в любой момент сорваться с места. Габриэль мог поспорить на всю остальную коллекцию в этой квартире, что они окажутся подлинниками кисти Дега.
– Что вы сказали?
– Так себя называл сам Эдгар Дега. Как ни странно, его интересовали не сами девушки, а их движения и одежда.
– Что? – опешила Лия.
– Эти картины, – сообщил он. – На моем месте этого художника узнал бы любой студент-первокурсник. В Лондоне я получу официальное подтверждение, что это работы Дега. Кстати, стоить они будут целое состояние.
Лия только хмыкнула, оглядывая маленькую комнату.
– Оригинальный выбор для интерьера потайной комнаты.
– Да уж, – едва слышно ответила Лия.
– Ну что, вперед?
– Да, – повторила она.
Габриэль кивнул и посторонился, уступая дорогу.
Она пригнулась, пробралась в каморку и поманила Габриэля за собой.
Оба застыли посреди комнаты, озираясь кругом.
На дальнем краю стола рядом с высокой стопкой книг стояла керосиновая лампа. Там же лежал блокнот, похожий на альбом для рисования, и валялись огрызки карандашей. Рядом оказалась маленькая фигурка собаки, вырезанная из дерева. Ручная работа. На ближнем краю стола – фарфоровый таз для умывания, зеркало и бритвенные принадлежности. Под столом виднелся закрытый на замок чемодан.
– Grand mère прятала людей, – прохрипела Лия.
Был ли это вопрос, Габриэль не понял, но все равно ответил:
– Похоже на то.
– Она не предательница, – срывающимся голосом добавила Лия.
– Нет. Но вся обстановка в квартире как будто нарочно на это намекает.
– Господи, – Лия согнулась, упираясь руками в колени, словно марафонец, пересекший финишную черту. – А я уже такого о ней передумала, что за эти несколько недель вся извелась от стыда, чувства вины и отвращения, веря в самое худшее. – Она уронила голову. – Да что ж я за человек такой?
– Самый обычный.
– Ну что вы приукрашиваете?
