Никогда_не... (СИ) - Танич Таня

— Особенно я, и особенно сейчас, — чем сильнее становится мое беспокойство по поводу скорого приезда Артура, тем больше мне хочется хохмить и скатываться в чёрный юмор.

— Да ладно тебе, теть Поль… Заживет все. Я тебя полечу и все пройдёт… Вот таблетка обезболивающего, кстати… Глотай, глотай… И воды побольше выпей, чтоб подействовала быстрее. Вот так, молодец… Но ты на меня больше не сердишься, нет? Я ж помню, как ты обиделась, что я тебя Дженифер Лопес обозвала.

— Хоть бы всех так оскорбляли… как ты меня, Эмель, — снова пытаюсь криво улыбнуться я, пока она промахивает капли воды с моего лица. — Джей Ло красотка. Я согласна быть как она. Все, Эмель… проехали. Никаких обид.

— Прощаешь? Ну и хорошо… — кажется, она пытается меня обнять, но я снова глухо мычу от того, что у меня болят и ноют все кости, и Эмель быстро отстраняется. — А то, знаешь… Когда наши узнали все про вас… Такое началось. И я себя как со стороны услышала — и мама, и бабушка точно такое же говорили. Так противно стало.

— М-м? — мычу я, как бы подталкивая ее рассказать чуть больше.

— Ох, теть Поль… У нас, эти два дня ужас, что творилось. Спасибо, Сереж, это мне надо. Всё, что принёс. А теперь сбегай к Дене, может, ему чем-то помочь надо. Что-то он долго в этой своей подсобке сидит, — снова отправляет она по поручению тонкого Сережку и выждав пару секунд для верности, продолжает рассказ:

— Бабушке опять плохо было, скорую вызывали. Звонили тетям в город, и всей родне сказали съехаться. Прадеду Гордею, конечно, на хутор с утра до ночи вызванивали, но…

— Но там все глухо… — заканчиваю я ее мысль, в кои-то веки радуясь отсутствию связи, которая подарила нам пару безмятежных суток. Теперь все, что произошло в имении у Гордея Архиповчиа воспринимается мной как добрая сказка — особенно в сравнении с моим возвращением в город. И его реакция в сравнении с Наташкиной.

Как забавно — там, где я опасалась самосуда и агрессии, со мной поступили очень даже по-человечески. Зато там, где была уверена в своей безопасности, случилось такое, что до сих пор не могу уместить в сознание.

— Да, и это их еще больше злило — они ж понимали, что вы вместе, там, в селе. И никто не может вас достать. Еще и автобусы с утра не ходили, когда бабушка решила ехать. Только днем уехала, до этого с самого утра на автостанции сидела. Мы так переживали из-за нее — у нее недавно приступ нервный был, а тут целый день, на жаре… Мама бесилась страшно. Говорила, что если с ба что-то случится, она тебя своими руками закопает.

— Ну, вот она и попыталась, — снова пробую пошутить я, но по вздоху Эмельки понимаю, что лучше не надо.

— В общем, очень плохо у нас было, теть Поль. Кристина ж не сразу все выложила про вас. Сначала все завелись из-за этой фотосессии — мама злилась на тебя, что ты такое вытворила, что теперь ее все подружки с ней поссорились и сказали, что это она виновата, что тебя к нам в город притащила.

— Даже так?

— Ага… Сказали, что ты чуть ли не по ее вызову приехала, меня нормально пофоткала, а вот их детей… И что в школу она тебя специально привела, чтоб над всеми посмеяться — ты типа ее подружка, что она, не знает твои повадки? Короче, они целый день ругались, и она уже тогда тебя хотела… прибить. А потом вышла вторая часть, про тебя и дядю. И тогда их совсем накрыло. Особенно от тех фоток, где он один. Ну, где ты его снимала…

Ага, без одежды — думаю, но не говорю я. Всё-таки, обсуждать голые фотографии своего ближайшего родственника не очень приятно, даже если ты его не осуждаешь. А если ты ревнивая мать, которая не хочет и не может его отпустить… Или сестра, для которой брат — вечный источник проблем, а тут преподнес еще одну, совсем ни в какие рамки не вписывающуюся. Не завидую я, ох не завидую Эмельке, которой пришлось выслушать, как Никишины переживали свалившуюся на них правду.

— Так, теть Поль, щас только не шевелись, я постараюсь бинт наложить… Не шевелись! Болит, я знаю, но это повязка, она нужна… Вот так… Тихо-тихо, — снова успокаивающе шепчет она мне и даже смешно дует на повязку, как будто это способно уменьшить боль под ней. — И я вот знаешь, это всё слушала… И так неприятно… прям противно стало. Вы, конечно, с дядей начудили — совсем, что ли, чокнулись, такое устраивать… Забыли, где живете? Ладно ты — ты ж у нас почти иностранка. А он? Как мозги отшибло, дурак дураком… Вот мама с бабушкой и сцепились — ба говорила, что ты дяде поделала что-то, приворот сильный навела. А мама — что он сам по себе от рук отбился, что вы оба — два сапога пара, и проклинала вас на чем свет стоит. И бабушка проклинала. Я даже не знала, что они такие вещи могут говорить. И когда бабушка уже на вокзал ушла, спросила маму — а зачем так злиться? Нет, понятно, что мы все в шоке, никто не ожидал. Но я-то уже знала… И не сказать, чтоб сильно одобряла вас, ну, ты знаешь. Но чтоб так оскорблять… Такие слова говорить… Некрасиво это, неправильно. Не по-человечки как-то.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Только не говори, что ты это матери сказала, — я слишком хорошо зная Наташку, чтобы даже без уточнений Эмельки понять — всего лишь один вопрос, недостаточно агрессивная поддержка в желании расправиться воспринимается ею как выпад против, как переход на строну «врага». И под горячу руку она способна вылить всю злость на голову того, кто просто мало негодовал рядом с ней.

Так оно и вышло, и слова Эмельки только подтверждают это:

— И она как разоралась на меня, теть Поля… Это какой-то ужас был, я ее никогда такой не видела. Чуть не отлупила, только Злата с Радмилкой защитили. А она и им всыпала по первое число, заперла нас всех в комнате, и говорит — сидите тут, распоясались! Ни с кем из вас, нельзя по-человечески, всех под замок посажу, и только что не так — ремня дам. Еще прадед, говорит, из хутора приедет, всем мало не покажется. Ну, мы посидели немного, а потом… Есть же хочется. Обедать было пора, и мне к Денису бежать. У него тут после первого Крискиного поста такое творилось… Люди пришли требовать ответа за то, что он организовал, окна вот побили, чуть бардак внутри не устроили. Пришлось хозяину звонить, серьёзных людей подключать… Дядь Коля наш, который самый главный самогонщик, за Деню вписался, своих мужиков охранять кафе поставил. А хозяин злой, говорит, выгонит Дениса, как вернётся, так что у нас, теть Поль, тоже — такие неприятности… Но дядь Коля и его братва пообещали вступиться за Дениса, так что, может, и не выгонят… Может, обойдётся все. Как я могла его в таком положении оставить и дома сидеть? Вот скажи, ты б смогла?

— Нет, Эмелька. Не смогла бы.

— Вот и я не смогла… Тебе водички дать еще? Держи, а то что-то тебя опять трясёт и такая бледная… Теть Поль, тут у тебя с рукой…. Короче фигня какая-то, я не знаю… Я Дениса позову, пусть скажет, что делать… Я уже все рассказала почти, вот… давай стакан тебе подержу и позовём их… Пусть ещё таблетку принесут, а то тебе так больно, наверное, ты еле терпишь и держишься.

Говорить ей о том, что меня еще не отпустил аффект и действие болеутоляющего здесь ни при чем, я не хочу. Пусть думает, что я в большем порядке и почти пришла в себя.

— И я, значит, собралась по-тихому из дома уйти, ну, сбегать к Денису на часок хотя бы. А потом сразу домой. А мама меня на кухне подсекла, как раз, когда я телефон искала — она и мобилку у меня забрала, и у девочек тоже. Я думала, она меня прибьёт, теть Поль. Вот как тебя — думаешь, мне принято на это смотреть и понимать, что это моя мама наделала… Она же добрая у меня, хорошая. А тут… Как подменили, и я ее боюсь. Особенно, когда узнала, что я про вас с дядей все знала и не сказала им.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— О как… — несмотря на то, что ее рассказ становится все более напряжённым, чувствую, как меня начинает клонить в сон. — Как так вышло?

— Я проболталась, — виновато шепчет Эмелька. — Хотела уговорить ее, что ничего страшного, чтоб она не накручивала себя. Говорю, я тоже, когда узнала, была в шоке. А потом с дядей поговорила — он ни за что от своего не отступится, не ругайтесь с ним, говорю. Сами ж знаете, какой он упрямый. Как бы чего не вышло, чтоб всем плохо потом не было. А она послушала меня, мама… И как началось… Капец полный был, в общем… Тогда она меня из дома и начала выгонять. Ах, говорит, ты знала и не сказала. Ты с ними заодно, против семьи? И сейчас натихаря собираешься бежать, ябедничать на нас? Так собирайся и улепётывала, раз такая умная, говорит. Чтоб я тебя не видела, не дочка ты мне больше.