"Новый Михаил-Империя Единства". Компиляцияя. Книги 1-17 (СИ) - Марков-Бабкин Владимир

Как сообщил мне мой министр обороны генерал Палицын, твой Генштаб обещает в ближайшие недели направить во Францию дополнительные силы Королевской итальянской армии. Такое затягивание сроков вызывает озабоченность, поскольку с каждым днем силы инсургентов укрепляются, и мы рискуем встретить куда более организованное сопротивление нашим действиям. Не говоря уж о том, что переговоры в Компьене между так называемым правительством Коммуны и Германией могут привести к совершенно неожиданным результатам.

Посему было бы недальновидно затягивать процесс восстановления порядка на юге Франции. В этом заинтересованы все члены Антанты, но смею предположить, что твое королевство – больше, чем иные, поскольку революционный хаос бушует в непосредственном соседстве с границами Италии, а события последних дней ясно показывают, насколько заразными являются эти деструктивные идеи. Достаточно примера волнений в соседней Швейцарии, чтобы ясно представить последствия такого затягивания.

Прошу тебя рассмотреть вопрос о срочном выделении дополнительных сил для отправки во Францию. Причем смею заметить, что для выполнения полицейской миссии армия подходит не самым лучшим образом. Верным решением была бы массовая отправка в Окситанию сил карабинеров и полиции, с предоставлением итальянской армии и флоту скорее вспомогательных функции.

Скорейшее восстановление порядка и законности во Франции позволит Антанте в кратчайшие сроки завершить эту Великую войну. Уверен, что вклад Италии в умиротворение в Окситании не будет забыт новым единым французским правительством, как в свое время Итальянское королевство не забыло Франции ее роли и участия в создании единого итальянского государства.

Моя империя готова оказать твоему королевству всю возможную и необходимую помощь.

С наилучшими пожеланиями и верой в совместное будущее наших держав и домов.

Прими и проч.

Михаил

Марфино, 6 (19) июня 1917 года

МОСКВА. ПЕТРОВСКИЙ ПУТЕВОЙ ДВОРЕЦ.

7 (20) июня 1917 года

Свербеев выглядел несколько смущенным, чего за ним не водилось. А это наводило на некоторые подозрения относительно новостей, которые мне предстоит услышать.

– Итак, Сергей Николаевич, я весь внимание.

Мой министр иностранных дел кашлянул и, открыв по обыкновению папку, сообщил мне следующее:

– Ваше императорское величество! Вы повелели выяснить обстоятельства принятия Коммуной Парижа решения о начале переговоров с Германией относительно заключения перемирия на фронтах, а также выяснить роль господина Ульянова в принятии этих решений.

Киваю.

– Было такое. И что удалось выяснить?

Свербеев вновь (!) кашлянул и доложился:

– Государь! Признаюсь, в моей богатой практике мне еще не приходилось наблюдать настолько странные способы принятия международных решений. Как удалось выяснить, как такового единого центра, отвечающего за внешнюю политику в Париже, нет. Есть несколько органов с путаными функциями и не менее путаными наименованиями. Причем нет четкой определенности даже в вопросе, где, собственно, заканчивается митинг и начинается работа правительства. Да и правительства в классическом понимании пока не наблюдается. Стихия перманентного митинга вызвала к жизни совершенно удивительные органы власти, такие как Совет делегатов, Исполнительный директорат, Совет общественных комитетов и прочие структуры в виде разного рода комиссий с весьма странными названиями. В связи с этим нами были допущены ошибки в прогнозе развития событий и в оценке роли лично господина Ульянова, как и должности, которую он занимает в Париже. Последние более подробные сведения свидетельствуют о том, что господин Ульянов не занимает должности, эквивалентной посту министра иностранных дел в правительстве. Он возглавляет некий «центральный исполнительный комитет» так называемого Революционного (Коммунистического) Интернационала. И по совместительству – какую-то неопределенного назначения комиссию, которая именуется «иностранная коллегия Ревкоминтерна», что бы это все ни значило. При том всем, что еще существует некий «социальный комитет внешних сношений», а также еще и «социальный комитет мира». Именно эта смысловая казуистика и заставила нас сделать неверные выводы.

Усмехаюсь. Эх, Сергей Николаевич, вы еще и не такое увидите и услышите. Будет вам Даздраперма за счастье. Вслух же я спросил:

– Вернемся, однако, к нашим баранам. Так с чего возникла идея переговоров с германцами и кто автор сего плана?

– Данный план, судя по всему, стал, если так можно выразиться, результатом широких обсуждений в узком кругу лиц, претендующих на роль вождей. И выводов, сделанных по итогам этих дискуссий. Во-первых, было признано необходимым скорейшим образом склонить на сторону Коммуны войска, особенно тех, кто колеблется. Во-вторых, было достигнуто понимание того, что в случае наступления немцев обороняться Коммуне решительно нечем. В-третьих, «правительство народной обороны» крайне испугал факт начала переговоров в Бресте, поскольку вожди Коммуны прекрасно понимают, что стоит Орлеану и Руану договориться, и они тут же примутся за Париж, а оборонять столицу невозможно, по указанным выше причинам. Кроме того, у них есть надежда, что, заключив мир с Германией (пусть даже на тяжелых условиях), Парижу все же удастся накопить силы для «защиты революции» от войск Петена и Лиотэ. И совсем уж, с моей точки зрения, абсурдный аргумент – соображение о том, что в случае если германцы все же двинут войска на Париж, то в самой Германии всенепременно вспыхнет пролетарская революция, которую в Европе остановить уже не удастся никому. Более того, выдвигался даже тезис и желательности ситуации, при которой Второй рейх будет спровоцирован двинуть войска вперед, поскольку, как утверждают вожди-теоретики, нынешнее равновесие губительно для дела революции ввиду того, что позволяет «империалистическим буржуазным хищникам» высвободить войска с фронтов и подавить революционное движение внутри своих стран, оказав затем помощь соседям. Посему было договорено, что нужно идти на любые уступки немцам (все равно, мол, потом все вернем в результате европейской революции), лишь бы нарушить устоявшееся уже равновесие.

Я вздохнул. Что ж, вполне может быть. Достаточно похоже на рассуждения большевиков в начале 1918 года в моей истории. Не один в один, конечно, но что-то общее просматривается.

– И все же, кто формально возглавляет внешнюю политику в этом балагане? Кто будет договор с немцами подписывать?

Глава МИДа привычным движением перекинул лист в папке и сообщил:

– Согласно самым свежим сообщениям из Парижа, вести переговоры с германцами поручено главе «социального комитета внешних сношений» Жану Аллеману, участнику Коммуны образца 1871 года. Но данный господин в весьма преклонных годах, и потому в Компьень отправился возглавляющий «социальный комитет мира» мсье Пьер Бризон с самыми широкими полномочиями.

– А Ленин?

– А возглавляющий «иностранную коллегию Ревкоминтерна» господин Ульянов (Ленин) курирует вопросы помощи иностранным революционерам и зарубежным революциям.

– Имеет ли он отношение к идее заключения мира с немцами?

Свербеев сделал неопределенный жест.

– Трудно сказать, государь. Проверенной информации, которая заслуживает доверия, у нас крайне мало. Известно, что в высших сферах революционного хаоса Парижа дискутируется тезис о необходимости спровоцировать беспорядки, а возможно, и революцию в соседних с Францией странах – Великобритании, Италии, Швейцарии, Испании, Австро-Венгрии и, в первую очередь, Германии. Именно Германию многие в Париже считают ключом к всеобщей европейской революции, которая, по их мнению, должна стать первым шагом к революции во всем мире. И, насколько я могу судить, дело не ограничивается лишь дискуссиями. В соседние страны уже отправлены или отправляются разного рода эмиссары, призванные либо возглавить местную революцию, или помочь местным ее устроить. Исходя из этого и предполагая некоторые возможные функции этой самой «иностранной коллегии», мы не можем исключать роль и влияние на события господина Ульянова, однако и оснований говорить об этом с какой-то степенью определенности у нас нет.