Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы - Сесил Скотт Форестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— К нам направляется лодка с латинским парусом, сэр, — доложил Хоррокс.
Судя по тому, с какой поспешностью лодка отвалила от берега, она ждала лишь прибытия «Меджидие». Хорнблауэр видел, как она прошла под кормой большого корабля. Те, кто в лодке, обменялись несколькими словами с теми, кто на корабле, потом лодка резво заскользила к «Атропе». На корме сидел седобородый мудир — он что-то крикнул.
— Он хочет подняться на борт, сэр, — доложил Тернер.
— Пусть поднимается, — сказал Хорнблауэр. — Отцепите сетку ровно настолько, чтобы он смог пролезть.
Мудир спустился в каюту. Он ничуть не изменился, его худое лицо было по-прежнему бесстрастным, — по крайней мере, он не обнаруживал ни малейших признаков торжества. Что ж, он умеет выигрывать как джентльмен. Хорнблауэр, у которого на руках не осталось ни единого козыря, намеревался показать, что и он умеет проигрывать как джентльмен.
— Передайте ему мое сожаление, — сказал Хорнблауэр Тернеру, — что я не могу предложить кофе. Когда корабль подготовлен к бою, на нем нельзя разводить огонь.
Мудир жестом показал, что любезно прощает отсутствие кофе. Произошел обмен вежливыми фразами, которые Тернер почти не затруднялся переводить, и наконец мудир перешел к делу.
— Он говорит, вали с войском в Мармарисе, — сообщил Тернер. — Он говорит, форты полны людей и пушки заряжены.
— Скажите ему, что мне это известно.
— Он говорит, что этот корабль — «Меджидие», сэр, на нем пятьдесят шесть пушек и тысяча человек.
— Скажите, что мне известно и это.
Прежде чем продолжать, мудир погладил бороду.
— Он говорит, вали разгневан, что мы подняли сокровища со дна залива.
— Скажите ему, это британские сокровища.
— Он говорит, они лежат в турецких водах и все затонувшие корабли принадлежат султану.
В Англии затонувшие корабли принадлежат королю.
— Скажите ему, что султан и король Георг — друзья.
На это мудир отвечал долго.
— Бесполезно, сэр, — сказал Тернер. — Он говорит, Турция в мире с Францией и потому нейтральна. Он говорит… он говорит, у нас здесь не больше прав, чем если б мы были неаполитанцами.
На Леванте трудно сильнее выразить свое презрение.
— Спросите, видел ли он неаполитанцев с заряженными пушками и горящими запалами.
Хорнблауэр знал, что игра проиграна, но не собирался бросать карты и отдавать оставшиеся взятки без борьбы, хотя и не видел возможности взять хотя бы одну. Мудир вновь погладил бороду. Он заговорил. Его бесстрастные глаза смотрели прямо на Хорнблауэра, как бы сквозь него.
— Видимо, он с берега следил за нами в подзорную трубу, — заметил Тернер, — или это рыбачьи лодки шпионили. Во всяком случае, он знает и про золото, и про серебро, сэр. По-моему, сэр, они давно знают про сокровища. Видимо, тайна хранилась не так строго, как полагают в Лондоне.
— Спасибо, мистер Тернер, но выводы я могу сделать и сам.
Пусть мудир обо всем знает или догадывается — Хорнблауэр не собирался подтверждать его догадки.
— Скажите ему, что мы получили большое удовольствие, беседуя с ним.
Когда мудиру перевели эту фразу, он на какое-то мгновение едва заметно изменился в лице, но заговорил прежним бесстрастным тоном.
— Он говорит, если мы отдадим то, что уже подняли, вали разрешит нам остаться здесь и взять себе то, что нам еще удастся поднять, — сообщил Тернер.
Штурман переводил так, будто его это не касается, но на старческом лице проступало явное любопытство. Он ни за что не отвечает, он может позволить себе роскошь — удовольствие — гадать, как его капитан примет это требование. Даже в этот ужасный момент Хорнблауэр поймал себя на том, что вспоминает циничную эпиграмму Ларошфуко — об удовольствии, которое доставляют нам беды наших друзей.
— Скажите ему, — произнес Хорнблауэр, — что мой повелитель король Георг разгневается, узнав, что подобные слова говорили мне, его слуге, и что друг короля султан разгневается, узнав, что подобные слова говорил его слуга.
Но возможные международные осложнения не тронули мудира. Много, много воды утечет, пока официальный протест доберется из Мармариса в Лондон и оттуда в Константинополь. Как догадывался Хорнблауэр, малой толики сокровищ хватит, чтобы купить поддержку визиря. Лицо мудира было неумолимо — испуганному ребенку в страшном сне может привидеться такое лицо.
— К черту! — воскликнул Хорнблауэр. — Я этого не сделаю!
Сейчас ему больше всего на свете хотелось нарушить непрошибаемое спокойствие мудира.
— Скажите ему, — продолжал Хорнблауэр, — я скорее выброшу золото в море, чем отдам его. Клянусь Богом, я это сделаю. Я выброшу его на дно, и пусть вытаскивают сами — они отлично знают, что не смогут этого сделать. Скажите ему, я готов поклясться в этом Кораном, или бородой пророка, или чем там они клянутся.
Тернер кивнул удивленно и одобрительно — ему такой ход в голову не пришел. Он пылко начал переводить. Мудир выслушал с безграничным спокойствием.
— Бесполезно, сэр, — сказал Тернер, после того как мудир ответил. — Вы его этим не напугаете. Он говорит… — Тернер перевел следующую фразу мудира. — Он говорит, после того как наш корабль будет захвачен, идолопоклонники — так он назвал цейлонских ныряльщиков, сэр, — будут работать на него так же, как работали на нас.
Хорнблауэр в отчаянии подумал о том, чтобы перерезать цейлонцам глотки, после того как выбросит за борт сокровища. Это вполне соответствовало бы восточной атмосфере. Но прежде чем он облек эту ужасную мысль в слова, мудир заговорил снова.
— Он говорит, не лучше ли вернуться назад с частью сокровищ, сэр… что нам еще удастся поднять… чем потерять все? Он говорит… он говорит… прошу прощения, сэр, но он говорит, что, если это судно будет схвачено за нарушение закона, ваше имя не будет в почете у короля Георга.
Это еще мягко сказано. Хорнблауэр легко мог вообразить, что скажут лорды Адмиралтейства. Даже в лучшем случае, то есть если он будет сражаться до последнего человека, Лондон без всякой благосклонности отнесется к капитану, заварившему международный кризис, из-за которого придется направлять на Левант эскадру и войско, чтобы восстановить британский престиж, в то время как каждый корабль и каждый солдат нужны для войны с Бонапартом. А в худшем случае… Хорнблауэр представил, как его крошечный корабль берут на абордаж тысяча турок, захватывают, забирают сокровища и с презрительным
