В море – дома! Славный мичман Егоркин - Ф. Илин

– Ууу – взвыл он от боли, и расцветил свои впечатления присловьями бывалого моряка. – Растяпа – ругал он сам себя вслух, и это было самое мягкое выражение.

– Команде шлюпки – в шлюпку, шлюпку – к спуску! – прозвучали команды по громкоговорящей связи.

Потряхивая рукой и болезненно морщась, Кайрин попытался просунуть руку в рукав «канадки», но боль все усиливалась. «Надо же!» – думал офицер, – «Как последний карась влетел под эту дверь!» От стыда – он это сам чувствовал, покраснели даже уши. Вот не положено офицеру влипать в дурацкие положения! Да еще на виду у подчиненных. Не любил сам Кайрин неловких да неуклюжих – и вот, поди ж ты! Стоило только один раз зевнуть… Довыступался!

Корабельный фельдшер Арсланов, наблюдательно отметил болезненные гримасы на лице офицера и посмотрел на руку. Чуть ниже закатанного рукава комбинезона виднелась заметная бордовая опухоль, которая росла на глазах.

– Товарищ старший лейтенант! Вам нельзя в шлюпку! – решительно заявил мичман.

– Пустое! Сейчас пройдет! – отмахнулся офицер.

– Мне придется доложить командиру! – не унимался въедливый кавказец.

– А вдруг – перелом? И себе хуже сделаете, да и с больным все может неизвестно, как обернуться! Давайте сейчас же наложим тугую повязку!

Тут раздался голос командира: – Мичман дело говорит, нечего с травмой на такое дело идти! Эх, пом! Надёжа и опора моя, неутомимый борец с травматизмом, и – на тебе! Слушай, хорошо, что не по пальцам эта дверь шарахнула, отрубила бы, а так – может быть просто ушиб! Но на рентген все равно я тебя отправлю – потом, дома! Короче, тебе и здесь работы хватит. А на шлюпке пойдет замполит, он это сумеет уж не хуже тебя! – капитан 3 ранга завершил обсуждение проблемы.

– Ну уж и прямо! – ревниво огрызнулся Кайрин: – у меня еще до училища разряд по гребле был!

– Я сказал! – повысил голос до металлического оттенка отец-командир. Куда уж теперь, после этих слов хорохориться, не курсант, чай! Помощник вышел на шкафут. Присмотреть – мало ли чего! Все остальное, повязки, переязки и смазки – потом, успеется!

Надрывно взвыла лебедка, шлюпка мягко опустилась на’ воду. Моряки, одетые в спасательные жилеты ядовито-оранжевого цвета, ловко спустились в нее по штормтрапу.

Замполит взялся за румпель, Егоркин пристроился рядом. Матросы уже разобрали весла, Егоркин звучавшим над волнами раскатистым «И – р-а-а-з!» – задавал темп гребцам. Не сразу, но приноровились, и шлюпка, подскакивая на накатной волне заспешила к песчаному берегу, на котором маячило несколько фигурок, а на, желтоватой от слоев глины, сопочке виднелись антенны и строения поста. Туман все еще цеплялся за седые скалы и береговые возвышенности.

Когда до берега оставалось не больше кабельтова, четверо матросов с берега, подняв носилки с лежащим на них человеком, осторожно вошли в воду и пошли навстречу. Постепенно вода поднялась им до бедер. А накатывающиеся на них волны старались свалить их с ног, захлестывали по грудь. Но матросы только приподнимали на руках тяжелые носилки и шли, шли навстречу шлюпке.

Когда шлюпка подошла вплотную, они стояли уже в воде по пояс. Суденышко плясало на волне, и погрузить в него носилки никак не получалось. На скользком грунте было трудно устоять, балансировать мешал страх уронить своего товарища в воду. Один из носильщиков поскользнулся и… тут замполит одним броском вымахнул за борт и успел подхватить носилки уже у самой воды. Холодная вода обожгла, дыхание стиснуло, он, сквозь зубы, выругался «в три этажа», борясь с болезненными ощущениями. Помогло…

Баковые из шлюпки, предусмотрительно втиснутые Егоркиным в резиновые штаны от химкоплектов, тоже выпрыгнули в воду. Они стали придерживать шлюпку, и, наконец, больного удалось внести в шлюпку и уложить на банки. Исхитрившись, чтобы не накренить и не раскачать ял, офицер и матросы вновь влезли на его борт и заняли свои места. Изрядно промокшие (несмотря даже на облегающую резину) матросы гребли яростно и зло. Борт корабля стремительно приближался.

Пока шла вся эта операция, командир успел переговорить с постом, и выяснить суть дела. При погрузочных работах на станции, матрос получил по голове сорвавшимся тросом. Ушиб, отек, рваная рана на голове и потеря крови – ничего хорошего. Стоявший рядом с командиром майор Михаил Алексеев только тихо цокал языком, ругался себе под нос, и понимающе покачивал головой.

– Хреновые дела, командир, если все обстоит так, как я думаю! – мрачно резюмировал он переговоры с постом: – очень многое теперь будет зависеть от того, как мы его погрузим, как скоро дойдем, и как там встретят… как бы наш «груз» по дороге сотню бы не потерял…

– Типун тебе на язык, не каркай! Надо доложить оперативному, пусть медицину на уши ставит! – решил командир.

– Погоди, я должен осмотреть, а потом ты обстоятельно по существу им доложишь – времени, пока дочапаем, более чем достаточно будет! В нашем-то культурно-промышленном центре – все поездки – семь минут – любой конец!

– Дочапаем! Обижаешь – долетим! – сказал командир, вглядываясь в сторону приближавшейся шлюпки, храбро пробивавшейся навстречу неутихающим волнам.

– Вот если все обойдется – сразу же займусь отработкой шлюпочной команды, а то все некогда! Гребут, как студентки в парке культуры и отдыха! – недовольно говорил офицер, нетерпеливо постукивая перчаткой лееру.

Тем временем, шлюпка уже заходила с кормы к кораблю под острым углом.

– Значит, так, – сказал офицер, когда опустят гаки шлюпочной стрелы, быстро крепим их и по штормтрапу поднимаемся на борт. В шлюпке остается Шаландин и страхует больного. Поднявшиеся на борт первыми хватают за руки последующих и быстро втягивают на борт. Напоминаю, гаки головами и лицами не ловить! – скомандовал офицер.

– Вот пусть только кого шарахнет гаком – тому я потом сам еще и так добавлю, мало не покажется! – грозно предупредил Александр Павлович. Ему верили!

Но встреча уже была организована помощником по всем правилам – корабль опять прикрыл шлюпку своим бортом от волны и ветра, гаки были поданы, а у штормтрапа уже стояли здоровяки из БЧ-2, которые в считанные секунды «повыдергивали» гребцов, замполита и Егоркина на борт. Тут же взвыла лебедка, и шлюпка была поднята и уверенно села на свои кильблоки. Корабль тут же дал ход и стал разворачиваться на курс в базу.

Фельдшер, помощник, флагманский врач, а также несколько человек, определенные в носильщики, уже ждали на шкафуте. Мигом сдернули с больного одеяло, изрядно промокшее от брызг волн, и заботливо укрыли сухим.

На таком корабле нет амбулатории, а в лазарете вдвоем уже не развернуться. Поэтому амбулаторию с импровизированным хирургическим столом развернули прямо в столовой, там было просторно, помещение расторопный фельдшер Арсланов уже даже прогреть и прокварцевать успел – на всякий случай, кто их знает, эти коварные микробы?.

Командир БЧ-5 распекал своего Ясенева: – Ну все, дружок, я считаю, что у тебя на корабле дел больше нет, раз ты с «рогатыми» в спасатели подался? Подвигов в твоей жизни не находилось? Не хватало? Я тебе их в другой раз сам обеспечу! Погоди, возьмусь я за твое воспитание! На корабле у всех свои обязанности. А если каждая килька будет рваться в герои, пренебрегая ими – то на кой черт тогда мы все здесь? Сейчас – быстро переодеваться и под горячий душ – там уже вспомогательный котел запустили, а после – поесть чего-нибудь горячее, с камбуза – помощник уже организовал. Смотри – если заболеешь – то объявлю саботажником и дезертиром с механического фронта!

Замполит уже быстро переоделся в своей каюте, проверил, чтобы все гребцы пошли в пышущую паром душевую и прогрелись. Чай пыхтел на плите, продовольственник даже своего собственного меда не пожалел, а кок щедро вываливал на противень с шипящими в масле макаронами «тушенку» из наскоро взрезанных банок, которые помощник «оторвал от сердца», достав из тайного «стратегического личного НЗ».

В закрытой каюте помощник и Егоркин, грозно говорили с Родаковым, которому досталось больше всех, и даже после душа трясся и был в синих «цыпках» «гусиной кожи» с головы до ног, бледен, губы заметно тряслись. Холодная вода захлестнула его, и в резиновых штанах он привез добрых десять литров, к тому же в мокрой одежде он просто продрог под свежим ветром.

– Значит, так, слушай меня сюда! – заявил Кайрин командирским тоном, не терпящим возражений: – берешь стакан, выпиваешь, задерживаешь дыхание секунд на десять, а потом – запиваешь и заедаешь! Пей!

Егоркин одобрительно кивнул офицеру, сам в это время споро готовил бутерброды, иногда поедая куски консервированного мяса прямо с ножа. (Сказывалось морпеховское прошлое…)

– Не буду! Я водку ни разу не пил! – сопротивлялся старшина Родаков.

– А кто тебе сказал, что это водка? – обиделся Александр Павлович, – это – чистый спирт!