Семь лет за колючей проволокой - Виктор Николаевич Доценко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец баландёр тихо произнёс:
— Доценко, давай быстрее!..
— Это тебе, — протянул ему пару сигарет, — а это Лёве-Жиду… — сунул ему пакет с гостинцами.
Потом я хотел отойти в сторону, но баландёр остановил.
— Подожди! — сказал он, протянул мне небольшой кусок вареного мяса и захлопнул кормушку.
Улыбнувшись «греву», я повернулся и едва не наткнулся на Кешку-Рыся.
— Что же ты не сказал, что кентуешься с Лёвой-Жидом? — с некоторой обидой проговорил он. — Теперь можешь и на меня положиться! — Он протянул руку.
Немного подумав, я сообразил, что не стоит обострять с ним отношения, и ответил на рукопожатие, тем не менее решив, что «зубки» показать стоит.
— С этого дня мы с Юркой переходим на нижнюю шконку к окну, а мне сделай место за столом!
— Базара нет! — не без некоторого облегчения произнёс Кешка-Рысь.
Он подал знак одному из своих «шестёрок», который моментально скинул с нижней шконки у окна постели двух своих приятелей, а на их место перенёс наши с Юрием матрацы…
Здесь я обязан заметить, что по сравнению с тем, что сейчас творится в российских тюрьмах, особенно в московских тюрьмах, которые перенаселены до настоящего безобразия, тогдашнее содержание и обращение с сидельцами можно считать даже удовлетворительным. Мне иногда даже хотелось шутить, причём в стихотворной форме.
Как? А вот читайте — сначала о тюрьме…
Ода тюрьме
Тюрьма для меня — что изгнанье из ада,
Ну, правда, конечно ж не в рай!
Зато я не буду на улице падать,
Не попаду под звонкий трамвай!
Не надо думать о хлебе,
Билеты в кино доставать,
Никто лотерею не всучит,
И на ночь готова «кровать».
Обедом накормят и в бане помоют:
Такая здесь жизнь — без забот.
Тюремный порядок не плох сам собою,
На пользу здоровью идёт.
Как-то во сне я дом отдыха видел,
Всем он был красив и хорош.
Теперь понимаю, что, в камере сидя,
Прекрасней в сто раз отдохнёшь!..
А теперь…
Ода махорке
Оторви клочок газеты,
Пополам её сложи,
Чуть махорки из кисета
На серёдку положи.
А потом движеньем ловким
Закрути и склей слюной:
Лучше запаха махорки
За тюремной нет стеной!
Вспоминаются деревня
И прогулки по грибы,
За рекой поля, деревья
И завалинка избы…
Опротивел древний город
И Кремлёвская стена.
Лучше северные горы,
Ветра вой и злой буран!
Закурю-ка я махорку,
Посмакую едкий дым.
Без махорки нету толку,
Дым — лекарство от беды!
С ним и горе улетело,
И тюрьма не так страшна.
Обкурившись до предела,
Хорошо лежать без сна.
От куренья разговоры
Откровенны и чисты:
За цигаркой даже «Воры»
Раскрывают все мечты.
Как их много здесь мечтало,
За решётками тюрьмы.
И о разном здесь немало
Лишнего слыхали мы.
Тут на лучшее надежда
И поддержка в трудный час…
Почему-то люди прежде
Плохо понимали нас.
Запах вольной сигареты
Я давно уже забыл,
А дымок махорки этой
Придаёт немало сил!..
Тем не менее, как ни сносно было находиться в тюрьме, я с первых же дней начал строчить жалобы в Прокуратуру, однако ответов не получал. Время от времени меня навещал дознаватель, и меня выдёргивали из камеры «слегка». С каждым моим новым посланием жалобы в Прокуратуру тон дознавателя менялся и становился всё грубее и грубее. И вскоре он открыто заявил мне, что уверен, что именно я являюсь зачинщиком драки, то есть именно я ударил «бедного парня», сбил его с ног и этим нанёс ощутимый материальный ущерб кафе: разбил посуду, поломал несколько предметов мебели.
Я всячески возражал против такого произвола дознавателя, переворачивавшего происшедшую драку с ног на голову, и продолжал строчить свои жалобы на этот произвол, а также на то, что до сих пор мне не предоставлен адвокат. И вот на одну из самых ядовитых моих жалоб дознаватель появился передо мною, ехидно улыбаясь во весь свой и без того кривой рот.
— Пришёл наконец ответ на ваши жалобы! — Было заметно, с каким трудом он сдерживается, чтобы не рассмеяться. — Вот, распишитесь! — Дознаватель пододвинул ко мне листок.
— Что это? — Я почувствовал, что прокурорский ответ мне вряд ли понравится.
— Прокурор изменил предыдущее обвинение. Если ранее вы обвинялись по двести шестой, части первой, и вам грозил срок до года или штраф, то сейчас вы обвиняетесь по части второй той же статьи, то есть «за злостное хулиганство в общественном месте», а это уже совсем другое наказание — от двух до пяти лет лишения свободы…
— А почему тут ничего не сказано об адвокате?
— Есть два пути заполучить адвоката: это может быть либо общественный защитник, если у вас нет возможности оплачивать адвоката со стороны, либо нанимайте адвоката-частника! Что, вполне естественно, требует немалых денег! — Он снова ехидно уставился на меня. — Не стоило вам, гражданин Доценко, заваливать жалобами Прокурора: кому понравится, когда жалуются на его же сотрудников?
— Вы можете передать одной моей знакомой, чтобы она наняла платного адвоката? — не вслушиваясь в его слова, спросил я.
— Жалко мне тебя, парень, а потому помогу последний раз: с завтрашнего дня у тебя будет новый дознаватель. Вот, запиши здесь, как я могу связаться с твоей знакомой, лучше, если у неё есть телефон…
Я был уверен, что одна моя знакомая, очень добропорядочная девушка, которая к тому же была кое-чем мне обязана, не оставит меня в беде.
К счастью, дознаватель выполнил своё обещание и созвонился с ней. Она наняла для меня адвоката — очень милую женщину лет пятидесяти. В память навсегда врезалась ее
