Мамочки мои… или Больничный Декамерон - Юлия Лешко

Юлю Сергейчук, неуклюже перебирающую ногами, легко обогнала Вера Михайловна, которая шла в палату, где лежала и сама Юля, и Лена Петровская.

Вошла и села на свободную койку, доброжелательно улыбаясь мамочкам:

– Ну, как самочувствие?

В ответ раздался нестройный хор:

– Ничего… Нормально…

На этих словах подруг по палате в помещение вплыла мамочка Сергейчук… чуть было не ошибившаяся дверью:

– Ой, мамочки… Нет, мне не сюда… – и свернула в туалет.

Вера Михайловна бросила на нее мимолетный взгляд, вспомнив, что Наташа как раз сейчас уже готовилась к операции кесарева сечения…

Недолгий визит Сергейчук на мгновение отвлек внимание врача, и в это время одна из мамочек, Сазонова, что-то быстро спрятала в тумбочке, стараясь скрыть это «что-то» от врача.

К ней первой и подошла Вера Михайловна:

– Сазонова, ну, что вы как маленькая. Я все вижу – снова нарушаете диету!

Сазонова, и без того «кровь с молоком», прямо персик, покраснела и смутилась, пытаясь замести следы:

– Это все… диетическое…

Вера Михайловна, проверяя, не отекают ли ноги у пациентки, несколько раз нажала пальцем, наблюдая, как быстро расправляется след, проговорила с укоризной:

– Вы же не меня обманываете – вы своего ребенка обманываете. У вас гестоз, а вы зефир в шоколаде кока-колой запиваете. И после этого говорите, что у нас весы барахлят…

– Они не очень… точные у вас, – неуверенным голосом ответила Сазонова.

Вера Михайловна перешла к другой пациентке, Лене Петровской, а Сазоновой ответила:

– Ну да, не электронные. Плюс-минус тридцать граммов.

– Приляг! – это Вера Михайловна обратилась уже к Лене и стала слушать трубочкой животик. – Ребеночек шевелится.

Лена кивнула со счастливой улыбкой, а Вера добавила:

– Поменьше бегай, соблюдай постельный режим. Не волнуйся. Не вздумай конспекты штудировать.

Прослушав еще, оценивающе глянула на нее, потом спросила строго:

– Не куришь?

Уже севшая на кровати Лена испуганно замотала головой:

– Я еще на первом курсе бросила!

Врач усмехнулась:

– Вот и молодец, что бросила… – и перешла к Кате Молчан. Та, судя по объемному животику, находилась накануне родов:

– Как чувствуете себя?

Молодая женщина ответила с улыбкой:

– Не спала сегодня почти… Толкается…

Катя бережно держалась за живот, а Вера, приложив трубку к животу и отняв ее, сказала ей ласково, почти просительно:

– Давайте-ка на осмотр сейчас сходим, а потом на КТГ… И будем готовиться…

Катя обеими руками взялась за щеки…

– Не бойтесь, все хорошо, – погладила мамочку по плечу Вера. – Пора.

В это время в палату заглянула санитарка Елена Прокофьевна со своей тележкой:

– Кто Петровская?

Ленка совсем по-школьному подняла руку.

– Принимай витамины!

Старушка поднесла большущий пакет к ее кровати, посмотрела на нее по-матерински ласково:

– Ты не школьница ли? В куклы, небось, еще играешь?

Ленка растерялась:

– Ну, что вы, бабушка! Я уже замужем. Я студентка.

– И-и… – махнула рукой Прокофьевна, вся сморщившись от улыбки. – Первое дите – последняя кукла!

Лена взяла в руки яркий полиэтиленовый пакет – тяжелый! Что там?… Фрукты, соки, минералка, йогурты… Положила пакет на кровать и бросилась набирать номер на телефоне:

– Вась, ты чего, банк ограбил? Откуда деньги? Ну, в смысле, это ты передачу?… Нет?

Вася что-то ответил, отчего брови Петровской изумленно полезли вверх. Она отключила телефон со словами:

– Ну, ладно… Странно как-то.

Лена вышла в коридор и без особого труда догнала шедшую со своей вкусной тележкой дальше по коридору Прокофьевну.

Старушка как раз открывала следующую дверь.

– Скажите, а кто это мне передал? Ну, в смысле, пере дачу Петровской? – немного стесняясь, спросила Лена.

Прокофьевна, перебирая пакеты, сверяла номер палаты с номером и фамилией на бумажке. Оторвавшись от этого важного дела, посмотрела на Ленку с отсутствующим видом, но потом что-то припомнила:

– Ну, по виду – не мама, точно. Строгая такая. Не улыбается. Но красивая. На артистку похожа. И гостинцы хорошие. Свекровь, наверное?…

Лена пожала плечами:

– Моя свекровь в Бресте живет… И вообще, позвонила бы… Я бы к ней вышла…

Задумавшись, Лена медленно пошла в обратный путь, по направлению к своей палате. И вдруг остановилась в замешательстве… Опять обернулась к Прокофьевне за неимением другого источника информации:

– Неужели Людоед?… Людмила Викторовна?

Прокофьевна даже перекрестилась:

– Борони, Боже!.. Неужели фамилия такая страшная, как у нехристя… Людоедова!.. Надо же…

Пошла дальше, вся погруженная в анализ «страшной» фамилии. Потом повернулась к Лене, которая еще стояла посреди коридора:

– По мужу, видать. Тут уж как повезет… Вот одна мамка лежала – Крысь. Да. Ну, это еще куда ни шло… И Песюган еще была, Жанна…

Лена, решив не посвящать добрую старушку в тайну прозвища «Людоед», покивала и пошла в палату. А Прокофьевна продолжала вспоминать уже без слушателя, как бы сама с собой:

– Да. И еще говорила: «Я Песюган, через «е». Хотя – чего уж… Хоть и через «е», а все одно… Людоедова!.. Ну-ну.

День катился к закату. Вера и Наташа в ординаторской в две руки набирали эпикриз на компьютере. Вернее, Вера набирала, а Наташа по ходу корректировала ее работу. Наташа взяла в руки историю болезни, прочитала про себя, как стихи, а потом воскликнула:

– Надо же! Произведена консервативная миомэктамия с метропластикой. Удален узел 15 см!.. Ого! Матка при этом сохранена, и женщина может иметь ребенка.

Вера кивнула, не отрываясь от клавиатуры:

– Да, это в самом деле здорово… Еще недавно… о ребенке уже нужно было бы забыть… Нет, Бобровский, конечно, врач Божьей милостью…

Наташа, как будто не услышав этой реплики, мечтательно смотрела в потолок, на губах замерла нежная улыбка влюбленной женщины.

– И оперирует, как бог, и вон, даже эпикризы пишет – хоть в диссертацию, хоть в учебник вставляй. Как стихи!

Вера Михайловна коротко и с симпатией, но все же с легкой иронией посмотрела на коллегу. Затем произнесла с ностальгией в голосе:

– Знаешь, он ведь хотел быть кардиологом… В институте еще шутили: Бобровский без работы не останется – сколько сердец разобьет, столько и починит. И чем больше – тем лучше! Чтоб до пенсии хватило!..

Наташа удивленно подняла брови:

– Что ж его в гинекологию из кардиологии-то кинуло? Есть, по-моему, кое-какая разница. Довольно существенная.

Вера отложила историю болезни, откинулась на стуле и пожала плечами:

– Да, он потом в интернатуре перепрофилировался, и как-то вдруг… Подумал, взвесил… Возможность быстрого карьерного роста, наверное.

Наташа вздохнула:

– Ладно. Давай дальше. «Показана комплексная гормональная терапия…»

Вера Михайловна целый день продержалась и никому, даже Наташе, не проговорилась, куда собирается идти вечером. Но для данного мероприятия просто необходимо было переодеться. Нужный наряд она предусмотрительно взяла из дому и оставила в объемном пакете в гардеробе. И вот, дождавшись конца рабочего дня, переоделась и, надеясь не встретить никого из коллег, с которыми попрощалась, сославшись на необходимость уйти чуть раньше, выбегала из отделения. И надо же: на первом же повороте коридора столкнулась с доктором Бобровским.

Двух секунд ему хватило, чтобы разоблачить Веру. Фамильярно распахнув полы легкого пальто и оценив покрой яркого облегающего платья с широкой юбкой, он пропел:

– Вера Михална, это что ж вы такое творите! Это для кого же такая красота на рабочем месте? И кто этот счастливец, к которому вы спешите, алая как заря? Если не муж, вызову на дуэль! На скальпелях и стетоскопах!

Вера сразу поняла: не стоит отпираться, лучше сознаться раньше, чтобы избежать завтрашних разборок в ординаторской:

– Не поверите, Владимир Николаевич, на танцы иду.

Бобровский позволил себе усомниться:

– Что, одна?

Вера засмеялась озорно: уж очень богатая интонация получилась у начальника – тут тебе и ревность, и надежда, и даже – чуточку – обида. Ишь ты, кардиолог!..

– С кавалером! – прищурилась она загадочно. – С кабальеро, то есть!..

А потом решила не интриговать и сказала просто:

– С мужем. Сальсу танцевать! По рекомендации вашего профессора Мищенко, кстати.

Не успел Бобровский высказать Вере свое отношение к рекомендации специалиста по планированию семьи, как со двора раздался их с Сергеем условный сигнал – три коротких гудочка с «притопом».

– Все, побегу: сигналит… – и Вера, уходя, не удержавшись, немного вильнула бедром: а, пусть завидует!

И убежала.

Бобровский с интересом посмотрел ей вслед:

– Да слышу… Ну, дает Сан Саныч: сальса… Надо же. А я думал, это соус… Острый…

Вера и Сергей пришли в назначенное место заранее. С первого взгляда этот танцевальный клуб производил очень приятное впечатление: в довольно просторном, хорошо освещенном гимнастическом зале, украшенном зеркалами во всю стену, откуда-то сверху звучала пленительная латиноамериканская мелодия. Под эту томную, немного тягучую, но все же ритмичную музыку на блестящем полу танцевали пары. Инструктора пока не было: до начала занятий оставалось минут пять.