Мусульманская дипломатия в России. История и современность - Роман Анатольевич Силантьев

и культурные учреждения объявляются свободными и неприкосновенными. Устраивайте свою национальную жизнь свободно и беспрепятственно. Вы имеете право на это. Знайте, что ваши права, как и права всех народов России, охраняются всей мощью революции и ее органов, Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов», — обещали им народные комиссары, сокрушающиеся о том, что мечети и молельни при царях разрушались, а верования и обычаи мусульман — попирались. Считается, что это обращение было приурочено к открытию Национального собрания мусульман тюрко-татар внутренней России и Сибири, запланированного на 20 ноября в Уфе52.

Изложенные в Обращении тезисы были вскоре подкреплены мощным аргументом — возвращением мусульманам древнего Корана Османа — главной письменной реликвии исламского мира. 14 декабря 1917 г. Краевой мусульманский съезд Петроградского национального округа обратился с Письмом в адрес Народного Комиссариата по делам национальностей, в котором отмечалось, что Коран Османа как «священное сокровище и достояние всего мусульманского мира должен находиться в руках самих мусульман». Через пять дней на это прошение поступил положительный ответ Совета народных комиссаров, и Коран Османа был передан делегатам Съезда”. Этот акт доброй воли, грамотно преподнесенный средствами массовой информации, действительно смог убедить многих мусульман в правдивости обещаний большевиков и вызвать у них симпатии к новой власти. В итоге, правда, Коран Османа вернулся в собственность государства и был помещен на хранение в Музей истории народов Узбекистана в Ташкенте. Окончательно его вернули мусульманам только в 1989 г. и в настоящее время он хранится в библиотеке медресе «Барак-Хана» ДУМ Республики Узбекистан.

Передаче Корана Османа предшествовали тайные переговоры А.Цаликова с И.В.Сталиным, в ходе которых и были достигнуты соответствующие договоренности. Для усиления эффекта их было решено сохранить в тайне. Сталин также предложил Цаликову принять участие в создание комиссариата по мусульманским делам, куда обещал инкорпорировать представителей всех крупных мусульманских народов. В свою очередь, Совету* народных комиссаров от Икомуса требовалась полная лояльность Высшего мусульманского совета, которая и была с оговорками обещана его председателем54.

По мнению видного татарского историкаР.М.Мухаметшина, в этот период мусульманское духовенство разделилось на «красное», т. е. настроенное прореволюционно, и «черное» — контрреволюционное. Представители первого крыла надеялись избежать бесперспективной конфронтации с новой властью и сохранить свои позиции в обществе, однако успехов на этой стезе они достигли весьма скромных55.

Новая власть не стеснялась «стравливать» мусульман с православными, на которых они возлагали вину за притеснения мусульман. В марте 1918 г. большевики даже установили полумесяц на башню Сююмбике в Казанском кремле, с которой незадолго до этого по распоряжению Казанского мусульманского военного комитета был снят крест, а месяцем ранее передали мусульманам комплекс зданий при мечети «Караван-сарай» в Оренбурге*. Параллельно разжигалась и межнациональная вражда — татар с башкирами, чеченцев с казаками, осетинов с ингушами. 31 марта 1918 г. подстрекаемые и поддерживаемые большевиками дашнаки устроили массовый антимусульманский погром, убив до десяти тысяч азербайджанцев, что окончательно испортило и без того непростые отношения между армянами и азербайджанцами”.

Политика типа «разделяй и властвуй» давала плоды, эффективно препятствуя объединению антибольшевистских сил58. При этом, как откровенно писал секретарь ЦК компартии Узбекистана Акмаль Акрам, «меры, принятые советским государством по отношению к исламу и его организациям, были не уступкой, а тактикой партии»"’9.

«В этот период был широко распространен тезис о совместимости шариата и коммунизма, следствием чего стал лозунг некоторой части мусульманского духовенства «За Советскую власть, за шариат». Идею о допустимости мусульманского законодательства в мусульманских регионах поддерживали С.М.Киров, нарком по делам национальностей И.В.Сталин. Огромный подъем так называемого движения «красных шариатистов» в 1921-1922 гг. охватил Кавказ, Среднюю Азию и внутреннюю Россию (в частности, и Татарстан). В связи с этим в особом Постановлении ЦК РКП (б) «О Туркестанско-Бухарских делах» (май 1922 г.) предусматривался возврат вакуфных земель и восстановление казийских и бийских судов. Показательно, что в конституциях Бухарской и Хорезмской республик не упоминалось об отделении церкви от государства вообще», — отмечает татарский историк И.Р.Минуллин60. В свою очередь, другой татарский исследователь исламского фактора в революционный период Р.Г.Хайрутдинов указывал, что большевики признавали мусульман в качестве союзников в борьбе с «империалистической буржуазией», вследствие чего были готовы делать временные уступки в чисто тактических целях. В частности, это касалось избирательного воплощения на практике декрета об отделении церкви от государства, который первоначально задевал мусульман куда меньше, чем православныхь|.

Непосредственно за «мусульманский вопрос» у большевиков отвечали опытные товарищи Мулланур Вахитов и Мирсаит Султан-Галиев, имевшие солидный стаж революционной деятельности. 19 января 1918 г.[8] при Наркомнаце был учрежден Центральный комиссариат по делам мусульман внутренней России и Сибири (Муском), председателем которого стал М.Вахитов. Мирсаит Султан-Галиев получил в Мускоме должность представителя РКП(б) и задание присматривать за работой столь деликатного комитета62. Предполагалось, что Муском со временем подменит все созданные при Временном правительстве мусульманские управленческие структуры, которые для ускорения процесса предполагалось развалить изнутри.

«Если до большевистского переворота многочисленные национальные структуры и организации мусульман внутренней России и Сибири действовали более или менее согласованно, в едином русле, то затем картина резко изменилась. Большевикам и их малочисленным сторонникам среди татар удалось привнести раскол в национальное движение. М.Вахитов, К.Якубов, М.Султан-Галиев и другие немало сделали, чтобы саботировать деятельность таких структур, как Милли Шуро, Милли Меджлис, Милли Идара, Харби Шуро. Они вели большевистскую агитацию, чтобы «разложить» национальные войска», — отмечает Р.З.Закиров63.

Действительно, к моменту создания Мускома отношения Милли Шуро с советской власть заметно испортились — сначала лидеры этой организации отклонили предложение наркома по делам национальностей И.В.Сталина об объединении Милли Шуро с Мусульманским комиссариатом64, а затем Ахмед Цаликов, выступая 5 января 1918 г. на заседании Учредительного Собрания от имени мусульманской социалистической фракции, подверг резкой критике политику большевиков, прямо отметив ее несостоятельность «перед лицом тех колоссальных задач, которые были поставлены перед ней объективным ходом событий»65.

Впрочем, у большевиков имелись и альтернативные партнеры в мусульманском лагере. С 20 ноября 1917 г. в Уфе начали свою работу образованные на II Всероссийском мусульманском съезде Милли Меджлис и Милли Идара, которые сразу поставили вопрос об упразднении Высшего мусульманского совета как изжившей себя структуры. Процесс ликвидации совета начался в декабре 1917 года и завершился 3 февраля 1918 г.

   5 января 1918 г. председателем Милли Идара был избран авторитетный мусульманский политик-пантюркист Садри Максуди (Садретдин Максудов), депутат Думы второго созыва и бывший член центрального комитета партии «Иттифак аль-Муслимин». Именно он стал позиционировать себя как главу всех российских мусульман, поскольку по иерархии Милли Идара муфтий Галимджан Баруди находился в его прямом подчинении66.

   29 ноября