Рыцарь золотого веера - Кристофер Николь

Сукэ заговорил снова, но Едогими прервала его взмахом веера и что-то сказала. Третья женщина, стоявшая до этого позади двух принцесс, вышла вперёд.

– Боже милостивый! – вырвалось у Уилла, прежде чем он смог взять себя в руки. Конечно же, это ему снится. Он, наверное, заснул, повествуя Иеясу о своих приключениях. И вот он снова видит свой старый сон – потому что эта девушка была японкой не более чем наполовину. Выше своей госпожи, распущенные чёрные волосы с сильным рыжеватым отливом, лицо, о котором любой мужчина мог бы мечтать во время своего самого романтического ночного свидания. Хотя она была очень молода, не возникало никаких сомнений в её женственности. Если кимоно принцессы скрадывало всю её фигуру ниже плеч, то у девушки оно подчёркивало её грудь и округлые бёдра. И ноги у неё длинные – это было видно. Женщина. Воплощение всего, чем женщина должна быть или могла бы быть, и это воплощение стояло перед ним после тридцати пяти лет неудовлетворённых желаний.

А стояла ли она хоть однажды у ванны, в которой купали обнажённого мужчину? О Господи, придай мне сил, подумал он.

– Ты тот самый человек из-за моря? – спросила она на прекрасном португальском. – Моя госпожа Асаи Едогими приветствует тебя в Японии от имени квамбаку.

Уилл облизнул губы. Как пересохло в горле!

– Это счастье – оказаться здесь, – ответил он. – Я благодарю вашу госпожу за её добрые слова.

Девушка перевела, и Едогими улыбнулась. У Уилла от удивления открылся рот – её зубы были выкрашены в чёрный цвет. Он быстро взглянул на девушку – у неё тоже? Но та не улыбнулась.

Едогими заговорила. – Мы слышали о твоём прибытии в Осаку, – перевела девушка. – Но ты пока что не посетил квамбаку.

Уилл взглянул на Сукэ, и тот ответил по-японски. Взгляд Едогими скользнул по нему, она нахмурилась и произнесла что-то.

– Как ваше имя? – прошептал Уилл.

– Меня зовут Пинто Магдалина, – ответила девушка.

– Так вы из Португалии?

– Португальцем был мой дед. Он был первым европейцем, высадившимся в Японии. – Она бросила встревоженный взгляд вправо – до неё вдруг дошло, что госпожа и Сукэ молчат, прислушиваясь к их разговору. Она поспешно перевела им свои слова.

В течение нескольких секунд Едогими рассматривала Уилла, потом снова улыбнулась и бросила несколько слов Сукэ.

И снова его ответ заставил её нахмуриться; какое-то мгновение она выглядела просто рассерженной, и, как и раньше, речь её ускорилась.

Сукэ упрямо ответил, настаивая на своём.

Едогими вскинула голову и сказала что-то Магдалине.

– Моя госпожа говорит, Уилл Адамс, что ты должен набраться терпения, и всё будет в порядке. Она хочет также, чтобы я сказала: ты должен выучить японский язык, если захочешь остаться с нами.

– С удовольствием сделаю это, синьорина Пинто, – ответил Уилл. – Если только у кого-нибудь найдётся достаточно терпения, чтобы обучить меня.

Снова беспокойство мелькнуло в её взгляде, обращённом к госпоже. Но Сукэ уже нагибался, выполняя традиционный коутоу, и Уилл поспешил последовать его примеру. Женщины прошли мимо и исчезли, оставив после себя слабый аромат.

Сукэ выпрямился.

– Идём, уже поздно.

– У меня единственное желание – поскорее забраться в постель.

Сукэ не ответил, но поспешил в следующую комнату, в дальнем углу которой они увидели Мельхиора. Тот сидел на полу, привалившись спиной к стене, и громко храпел.

– Эта женщина – супруга квамбаку? – спросил Уилл.

– Его мать, – поправил Сукэ. – Принцесса Асаи Едогими была фавориткой великого Хидееси. Она столь прекрасна, что он возвысил её над остальными женщинами, а её сына – над остальными сыновьями.

Он хлопнул в ладоши. Звук разнёсся по огромной пустой комнате.

– Да, она действительно очень красива, – согласился Уилл.

– Прекрасней её нет женщины в Японии.

Двери открылись, пропустив в комнату полдюжины стражников. Сукэ сказал им что-то по-японски.

– А вторая женщина?

– Принцесса Асаи Дзекоин. Младшая сестра Едогими.

– Я имел в виду португальскую девушку. Сукэ пожал плечами.

– Это одна из служанок принцессы. Я ничего о ней не знаю. Осака не является обычной резиденцией принца Иеясу. А теперь, Уилл Адамс, ты и твой спутник должны отправиться с этими людьми. Поверь, мне жаль, что так получилось; я могу только попросить тебя набраться терпения, как рекомендовала принцесса, и верить в своё будущее. И в Косукэ но-Сукэ. Не сомневайся, я буду делать всё, что смогу, чтобы облегчить твою участь.

Он поспешил прочь, оставив Уилла в недоумении.

– А? А? – Мельхиор зевнул и с трудом поднялся на ноги. – Уилл? Это ты? А я уже и не чаял увидеть тебя снова.

– Похоже, нас передали этим парням, – ответил Уилл. – Что вы от нас хотите?

Но на лицах воинов не отразилось и тени сочувствия. Их начальник просто указал на дверь и положил руку на эфес меча.

– Нас, конечно же, поместят на отдых вместе с солдатами гарнизона, – предположил Мельхиор, когда они шли следом за стражниками к воротам крепости. – Ты заметил, какие тут богатые драпировки, Уилл?

– Это жалкие тряпки по сравнению с приёмным покоем принца, – отозвался Уилл. – Здесь огромные богатства, Мельхиор. Больше даже, чем любые сокровища Англии, в том числе и во дворце Её Величества.

– Однако эти богатства проникают не всюду, – отметил Мельхиор. Они вышли из центральной крепости, пересекли двор и вошли в дверь наружного вала. Теперь они спускались по ступеням из тёсаного камня, освещённым колеблющимся светом факелов. – Так было всегда: в этом мире можно быть либо принцем, либо нищим, и нам суждено второе. Добродушный парень ещё не проснулся окончательно и, несомненно, был до сих пор под впечатлением доброты, проявлявшейся к ним с момента прибытия в Японию, подумал Уилл. Он же начинал понемногу беспокоиться. Каменная лестница привела на площадку, от которой ответвлялся коридор, по обеим сторонам которого тянулись помещения, более всего напоминавшие собой тюремные камеры. Но они остались позади, а группа продолжала спуск вниз по лестнице.

– Уилл? – сказал Мельхиор. – Довольно странное помещение для солдат гарнизона.

– Боюсь, что я чем-то разгневал принца, – ответил Уилл. – Либо он предпочёл согласиться с мнением португальцев на наш счёт.

Ступени привели к следующей площадке. Дальше коридора не было, лишь виднелась в стене крышка люка. И здесь благодушие вдруг оставило их. Зловонный воздух был наполнен неописуемо отвратительными звуками, словно стадо свиней боролось друг с другом. Только звуки эти издавались людьми.

Начальник стражи кивнул, и трое солдат направили копья на люк. Ещё один шагнул к нему и, зайдя сбоку, быстрым движением откинул крышку.

Зловоние и шум хлынули на пришедших, изнутри тотчас же высунулись руки и ноги. Но что это были за руки и ноги!

Здесь не было ничего от чистоты и опрятности, которые уже начали у Уилла ассоциироваться с этим народом. Это были скорее конечности, которые ожидаешь увидеть в какой-нибудь лондонской тюрьме, – покрытые грязью и гниющими язвами. Стражники начали быстро орудовать копьями, загоняя этих монстров обратно. Офицер мотнул головой.

– О Господи, Уилл! – закричал Мельхиор. – Неужели нас отправят туда?!

Уилл взглянул на стражников. Шесть вооружённых солдат. Неудивительно, что Сукэ выглядел расстроенным. Но такой же показалась и принцесса Едогими, когда узнала об их судьбе. И оба они посоветовали набраться терпения.

– Похоже, дорогой друг, у нас нет иного выхода.

– Я лучше умру!

– Спокойней, – сказал Уилл. – Прошу тебя, Мельхиор. Я не знаю, чем это вызвано, но у нас есть друзья. Я в этом уверен.

Жесты офицера стали нетерпеливыми. Уилл вздохнул и опустился на четвереньки. Копья сновали рядом, расчищая ему дорогу. Он едва мог дышать, настолько сильно было зловоние. Оно обтекало его, словно живое существо; казалось, оно бьёт по его телу. Он чувствовал, как по мере продвижения вглубь его одежда пропитывается вонючей жижей. Он протиснулся сквозь люк. Глаза смутно различили более дюжины силуэтов, корчащихся и извивающихся под ударами пик, загонявших их обратно. До сознания смутно доходили ворчание и стоны, визг и крики. Уилл подался в сторону, освобождая место Мельхиору. Мгновение спустя крышка захлопнулась, и в камере воцарился мрак. С одной стороны, подумал он, это хорошо – не видно всего ужаса их положения. Но с другой – стало ещё хуже, потому что из темноты к ним потянулись руки, ощупывая их одежду, разрывая её на куски, царапая, обследуя их лица, опустошая карманы – и, что ещё хуже, ища соски их грудей, забираясь в пах, набрасываясь на них, как голодные звери на мясо.

– Боже милостивый, – закричал Мельхиор. – Уилл? Уилл? Нас отправили в ад, в этом нет никаких сомнений.

Уилл сцепил руки, затем резко раскинул их в стороны. Если он обозлит их и они его убьют – что ж, тем лучше. Он наткнулся на тела, движущиеся взад и вперёд. Кто-то упал ему сзади на шею, притягивая руки книзу, словно какой-то отвратительный, иссохший призрак Марло. Уилл пошарил сзади и отшвырнул его через всю камеру, прислушиваясь к затихающему воплю боли. Он пробился назад и привалился спиной к каменной стене.