Леди Удача - Патриция Гэфни

– И вот еще что, Касс. Постарайся изменить свое отношение, будь добра. Вскоре тебе придется убеждать весь свет в том, что у нас с тобой роман. Ты могла бы для начала попытаться называть меня по имени.

Кассандра окатила его ледяным презрением.

– Я очень хорошая актриса, и мне кажется, вчера я это доказала самым блестящим образом. Хотя мне предстоит сыграть самую трудную роль из всех, что когда-либо встречались раньше, я уверена в своих силах. Когда придет время, я сумею убедить окружающих в том, что мне вовсе не трудно находиться в одном помещении с вами. Но пока это время не пришло, не вижу причин скрывать свое отвращение. По правде говоря, сейчас я на это просто не способна. Всего вам хорошего, мистер Риордан.

Так быстро, что она не успела ничего предпринять, он вскочил в карету и сел, повернувшись к ней, на узкое местечко между нею и дверью. Ее юбка оказалась зажатой его бедром, она даже не могла отодвинуться. Драться с ним ей вовсе не хотелось. Во-первых, это было бы вульгарно, во-вторых, слишком явным был его перевес в силе. Она, конечно, могла бы закричать, но решила, что не стоит. За неимением лучшего Кассандра попыталась заморозить его на месте взглядом, полным ледяного презрения, но результат вышел самым плачевным: он самодовольно ухмыльнулся.

– Ты играла роль, Касс? – тихо спросил он. – Ты уверена, что все сводилось только к этому?

Кассандра ощутила внутри предательский трепет.

– Мы оба играли роль, – упрямо повторила она. – Все свелось только к этому для нас обоих. А теперь, пожалуйста, покиньте карету и позвольте мне…

– А хочешь еще одно маленькое частное пари? Строго между нами. Если вчера мы оба притворялись, значит, сейчас я могу дотронуться до тебя – вот так – и ты ничего не почувствуешь. Абсолютно ничего. Как тебе это нравится, Касс?

– Прекрати. Убери от меня свои грязные руки.

– Мне придется убрать только одну грязную руку, – поправил ее Риордан слегка охрипшим голосом.

Он коснулся ее шеи и убедился, что его ожидания оправдались: ее пульс участился до бешеного галопа.

– Ну вот, теперь мне придется убирать от тебя обе своих грязных руки.

И он положил вторую руку ей на живот.

От неожиданности у нее открылся рот, но она не сделала попытки отодвинуться или уклониться.

– Я тебя не боюсь, Филипп Риордан, – сказала Кассандра, даже не пытаясь скрыть дрожь в голосе.

– Я рад, Касс, – прошептал он. – Я не хочу, чтобы ты меня боялась. А теперь давай проверим, как хорошо ты умеешь играть роль, пока я тебя целую.

– Не смей! Не смей!

– Но мы же заключили пари! Докажи мне, что ты ничего не чувствуешь. Ну раскрой губки, любовь моя. Вот так.

Его ладонь была прижата к ее сердцу. Другой рукой он обхватил ее затылок, держа ее, как хрупкое сокровище, пока его губы занимались с ней любовью. Мысли у Кассандры разбредались, словно в тумане. Она решила, что наиболее достойным средством защиты для нее станет безразличие. Надо замереть неподвижно, и пусть он делает, что хочет, пока ее безответность не отпугнет его. К тому времени, как несовершенство этой тактики стало для нее очевидным, уже поздно было изобретать новую.

Она сделала слабую попытку оттолкнуть его, но, едва коснувшись своей маленькой ручкой его широкой груди, почувствовала, как это трудно: в голове невольно возник образ человека, вкатывающего на гору огромный валун. Он шепотом окликнул ее, не отрывая губ, и звук собственного имени показался ей волнующим, как ласка. Она сумела сдержаться и не застонать вслух, но на большее у нее не хватило воли: она ответила ему встречным движением языка, когда он этого потребовал, и затрепетала, когда он втянул его к себе в рот и легонько укусил.

– Тебе ведь это не нравится, не правда ли? Это ведь пытка, верно, Касс? – глухо пробормотал Риордан.

Его нетерпеливые губы вновь нашли ее рот и погрузились в теплую влажную глубину, не дожидаясь ответа. Он чувствовал, что она теряет самообладание, в точности как прошлым вечером. Изначально он не собирался заходить так далеко, но сейчас его раскрытая ладонь с растопыренными пальцами невольно поползла вверх и обхватила ее грудь. Она не оказала сопротивления, и это разожгло его еще больше. «Сейчас я остановлюсь, – пообещал себе Риордан, – вот сейчас, через минутку, когда она… когда они…»

– Филипп!

Он замер. Кассандра зажмурила глаза крепко-накрепко и резко отдернула голову, прижимая обе руки к груди.

Он что-то хотел сказать ей, но в эту минуту нужные слова никак не шли ему в голову. Закрывая ее своим телом от пылающего яростью взгляда Куинна, Риордан повернулся лицом к своему старому наставнику:

– Ничего не говори, Оливер. Вина целиком лежит на мне. Мисс Мерлин… Она просто… сидела в карете. Голосом, слышным лишь ей одной, он добавил:

– И для меня это оказалось слишком сильным искушением.

Слава Богу, он не смотрел на нее, пока вылезал из кареты! Чертовски великодушно с его стороны.

Изможденное, обычно бесцветное лицо Куинна сделалось ярко-красным от возмущения.

– В таком случае извинись перед ней, черт тебя побери, и дай ей наконец уехать! – прорычал он сквозь стиснутые зубы.

– Я так и сделаю. Мисс…

– В этом нет необходимости, – проговорила Кассандра дрожащим полушепотом, заставившим его умолкнуть. – Мы с мистером Риорданом просто… улаживали условия пари.

Она гордо вскинула голову, но голос ее стал еще тише.

– Я проиграла.

При этом она не мигая посмотрела прямо на него. Риордан мог лишь догадываться, каких усилий ей это стоило. Лицо у нее было несчастное, просто убитое, и он не ощутил никакого торжества, услыхав ее признание.

В глазах Куинна, перебегавших с его лица на ее и обратно, гнев начал уступать место тревоге. Обойдя Риордана, он со стуком захлопнул дверцу кареты.

– Отвезите ее домой, Трипп! – крикнул он терпеливому вознице.

Экипаж дернулся вперед, и невидимая нить, которая связывала взгляды Кассандры и Риордана, оборвалась.

Не двигаясь с места, Риордан проводил карету взглядом, пока она не скрылась за углом. Топот копыт и скрип колес все еще отдавались у него в ушах. Он по-прежнему ощущал языком вкус ее поцелуя, кожа ладони хранила воспоминание о ее бархатистом горле. Она заявила, что не боится его, и он был этому чрезвычайно рад. Больше всего на свете ему хотелось бы сказать то же самое о себе, но, по чистой совести, он не мог этого сделать. Он не просто боялся ее, он был в ужасе.

4.

– Нy хорошо, бабушка, раз вы так настаиваете, я сыграю.

Леди Клодия Харвеллин рассмеялась, признавая свое поражение, и грациозно опустилась на табурет у клавикордов. Бросив веселый взгляд на Риордана, она начала играть. Ее руки с длинными точеными пальцами уверенно порхали над клавиатурой.