Дневник пленного немецкого летчика. Сражаясь на стороне врага. 1942-1948 - Генрих Айнзидель

Я выступаю с обращением к офицерам в лагере в Елабуге. Это происходит на одном из обязательных митингов, которые устраивает руководство в советских лагерях. Поскольку совсем недавно группа штабных офицеров заявила, что присутствие на митингах Национального комитета по собственной воле само по себе является предательством, за что после победы обязательно последует наказание, мы попросили советскую лагерную администрацию использовать свою власть, чтобы обеспечить явку всех обитателей лагеря. Тогда нацисты не смогут препятствовать тому, чтобы другие офицеры присутствовали на митинге. И вот передо мной примерно восемьсот офицеров сталинградской армии. Примерно четверть из них демонстративно развернулись ко мне спиной. На лицах остальных я читаю в лучшем случае крайнюю степень отстраненности, если не открытую враждебность.

Я начал свою речь:

– Господа, товарищи!

Наверное, вы будете удивлены и даже посчитаете предательством то, что Национальный комитет «Свободная Германия» организует здесь эту встречу под черно-бело-красным флагом. Могу заверить вас, что все эти цвета были очень тщательно подобраны. Под этим флагом однажды осуществилась старая мечта всех немцев о едином рейхе, объединении всего немецкого народа в союз. И сегодня мы боремся за этот рейх, которому гитлеровский режим несет гибель. Лицемерным использованием понятия «рейх» Гитлеру удалось увлечь за собой немецкий народ. Но он пользовался силой немецкого народа и государства слепо и неразумно. А теперь он, похоже, решился подвергнуть угрозе само существование этого рейха, привести его к неминуемой гибели, куда он идет сам. Именно поэтому мы ведем борьбу с Гитлером. Именно поэтому мы выбрали знамя, под которым родилось наше государство, в качестве своего символа. Наша решимость не ослабла, несмотря даже на то, что в нашем комитете важную роль играют коммунисты. Ведь для воплощения своих идей коммунистам тоже необходимо существование немецкого государства.

На меня лично очень подействовал тот факт, что, когда я впервые присутствовал в зале, где создавался Национальный комитет, он был украшен цветами, под которыми семьдесят лет назад мой дед решал задачу создания Германского рейха. Я сохранил глубокое убеждение в том, что, если великая работа, проделанная Бисмарком, не погибнет, мы должны продолжить его инициативу, которую так неосторожно его последователи чуть не оборвали.

«Я усадил немцев в седло, а как ехать дальше, они должны решить сами», – как-то сказал Бисмарк, и эти слова сегодня, как никогда, к месту. Немцы не смогли сами сесть в седло и взять в руки поводья. А после Бисмарка они не раз доверяли эти поводья его далеко не столь мудрым последователям. И сегодня мы все должны понять, что сейчас поводья находятся в руках откровенного преступника. Если мы хотим избежать ужасных страданий, то обязаны вырвать их у него и показать всем, что мы решительно настроены научиться ездить самостоятельно. Даже в плену нам не следует закрывать глаза на то, что необходимо предпринять уже сегодня. Где бы мы ни были, мы тоже отвечаем за судьбу отечества. И хотя нам не удалось противостоять гитлеровской клике в прошлом, и в самой Германии сейчас невозможно услышать голос разума, теперь нам предстоит стать рупором этого голоса. И это несмотря на то, что наша газета и листовки печатаются в Москве, наша радиостанция тоже находится в Москве, а глупые и вздорные люди обвиняют нас в предательстве. А почему бы всему этому не находиться в Москве? Бисмарк всегда рассматривал отношения между Германией и Россией как ключевой пункт нашей внешней политики. Развитие событий тысячу раз подтвердило его правоту. Оно вновь и вновь доказывало, что Германия в связи с ее географическим расположением в центре Европы не сможет выжить в борьбе за влияние, если ее отношения с Россией не основаны на честном и равноправном сотрудничестве, которое выгодно во всех областях, где наши стороны взаимно дополняют друг друга. Я не понимаю, почему те радикальные изменения, которые государственная и общественная система России претерпели после Бисмарка, должны означать коренные изменения в германо-российских отношениях.

Вы спросите, почему этот молодой человек обращается к нам по данному вопросу и при данных обстоятельствах? Мне также известно, что многие из вас, те, кто являются убежденными национал-социалистами, презирают меня как предателя. Другие, те, кто выше меня по званию, могут назвать все то, что я говорю, простой болтовней. Тем не менее я считаю себя вправе обратиться к вам. Я родился в семье офицеров и горжусь тем, что два моих деда сражались в кавалерии в битве при Марс-ла-Туре, во времена, когда кровью и железом ковалась Германская империя (сражение 16 августа 1870 г. при Вион-виле – Марс-ла-Туре близ Меца. Сражение началось нападением немецкой кавалерийской дивизии на французов. В дальнейшем немцам удалось остановить отход французской армии Базена на соединение с армией Мак-Магона. В дальнейшем армия Базена была осаждена в Меце и позже капитулировала. – Ред.). Обещания Гитлера в области национальной и общественной политики произвели глубокое впечатление и на моих родителей даже в годы кризиса до 1933 года. И люди моего круга после 1933 года смотрели с все большим беспокойством за тем, как наци все более откровенно вели наш народ к войне. Они видели, как Гитлер без предварительной консультации военных и опытных дипломатов продолжает свою все более авантюрную политику грабежей и нарушений договоров, политику гораздо худшую, нежели эскапады Вильгельма II, которая не могла не настроить против Германии весь остальной мир. Убийства 30 июня 1934 года, когда в числе жертв было несколько хороших друзей моих родителей, вызвали мощную волну возмущения. Все более наглые нападки функционеров партии и СС на армию и заслуженных патриотов страны, таких как барон фон Фрич (главком сухопутных войск в 1933–1938 гг., подал в отставку из-за лживого обвинения в гомосексуализме. – Ред.), которого я привожу лишь в качестве примера, все больше и больше настраивали их против сложившейся системы. Лично мне пришлось впервые вступить в открытую схватку с системой в качестве активного сторонника молодежного движения, выступавшего за свободное развитие души и тела личности, проповедовало чувство любви и товарищества. Это движение противостояло гитлеровскому союзу молодежи (гитлер-югенду. – Ред.) в униформе, его смешной игре в солдатики и превратному толкованию слова «товарищество». Я начал ненавидеть систему, когда мои друзья и учителя предстали перед судом гестапо и были отправлены в концлагеря, а меня самого освободили только благодаря моей фамилии, а также «особым соображениям» в отношении меня со стороны гестапо в 1938 году. Мне казалась идеальной государственная система, сложившаяся в Англии. Я считал, что к ней следовало стремиться, и очень сожалел, когда в 1939 году мы вступили в войну против Англии, имея в союзниках Советский Союз, что все не произошло с точностью до наоборот. И все же для Германии тот союз казался единственным выходом из абсолютно неуправляемой ситуации. Но как-то осенью 1940 года я узнал от одного из адъютантов Гиммлера, что нападения на Англию не будет, что вместо этого мы намереваемся в будущем году выступить против Советского Союза. А воздушные рейды на Британские острова являются лишь способом «подготовить почву» в Англии для того, чтобы она вступила в союз с нами.