Тринадцатая редакция. Найти и исполнить - Ольга Лукас

– Афигеть, какой ты умный, много книжек читаешь, да? – хмыкнула Амнезина и уставилась в свою чашку. – Я их тоже читаю, можешь мне поверить. А толку? Никакого.

После этого разговор как-то сам собой сошел на нет, к тому же на столике наконец появились долгожданные шедевры кондитерского искусства, которым нужно было отдать должное. Когда тарелки опустели, собеседники с облегчением расплатились – каждый за свой набор сладостей – и довольно сухо попрощались. Шурик, как хороший Попутчик, вновь принялся копировать манеру поведения и интонации своей собеседницы, а мыслями он был уже далеко от «Восточного эспрессо» – в редакции самого авторитетного городского ежемесячного журнала «Невские перспективы». Не сказать, чтобы с этим журналом его связывали особо приятные воспоминания, но сейчас это почти не имело значения.

Многие люди, подобно Амнезине, страшно гордятся своей недоверчивостью, более того, считают её одной из главных людских добродетелей. «Меня не проведёшь, я стреляный воробей. Чудес в природе не бывает!» – подмигивают они мирозданию, и мироздание, пожав плечами, отступает – зачем человека разочаровывать? На самом деле недоверчивость – это всего лишь инстинкт, обычный такой, развивающийся в процессе жизнедеятельности. Любая подопытная зверюшка это вам подтвердит: три удара током навсегда отучают от желания свернуть в левый тоннель во время экспериментальной прогулки по лабиринту.

Обжегшись на молоке, можно дуть на мороженое и сдувать его на пол, чтобы уж наверняка не попасться, а можно, прекрасно осознавая, что жизнь человеческая полна сюрпризов, причём не всегда приятных, всё равно доверять.

Именно так поступает Шурик, которого часто обвиняют в излишней наивности. «Какой же ты, Саня, всё-таки дятел! – не переставая, твердит его старший брат, Николай. – Когда же тебя жизнь-то уму-разуму научит!» Сам Николай – владелец небольшой оптово-закупочной фирмы; «звёзд, конечно, не хватаю с неба, но и не бедствую, на хлеб с маслом и икоркой всегда хватает», как любит говорить он сам. Николай принадлежит к тому типу людей, которые, получив от жизни первый, вводный урок, решили, что это был выпускной экзамен и что они его якобы успешно сдали. Шурик не хочет разочаровывать брата, да тот и не станет слушать «дятла», но он точно знает: если бы Николай был чуть менее подозрительным, его фирма была бы уже в пять раз крупнее. А то и в шесть – всё-таки братья Курманаевы очень способные ребята.

На самом деле Шурик не такой уж наивный простак, каким кажется с первого, второго, а то и десятого взгляда. Он прекрасно осведомлён о том, что не все люди придерживаются его благородных правил игры, некоторые тайком жульничают, а кое-кто даже вполне открыто мошенничает. Но это же не повод для того, чтобы отказаться от своих правил – справедливых и удобных – и попытаться играть на чужом поле? Во-первых, ничего не выйдет, а во-вторых, это будет куда большим жульничеством.

Когда Шурик появился на свет, его старший брат уже заканчивал первый класс. Младенец Николаю сразу понравился. Соседям по дому – тоже. И даже сварливая старуха общественница Цветкова, жившая на первом этаже, признала младшего Курманаева условно милым ребёнком, что в переводе с её языка означало «ангелочек, каких свет не видывал».

Родителям, конечно, было приятно, что их сын пробуждает добрые чувства даже в самых черствых сердцах, но они слишком рано начали беспокоиться о том, что мальчик вырастет несамостоятельным и избалованным созданием. Шурика начали готовить к взрослой жизни раньше, чем к школе. В доме строго запрещалось: валять дурака, играть, когда есть дела поважнее, тратить время впустую.

«А вот теперь детство кончилось совсем! – строго сказал отец, отправляя сына в первый класс. – Твоя задача – учиться как можно лучше и думать своей головой». «А если моя голова думает, что мне можно не слишком хорошо учиться, то что тогда?» – хитро поинтересовался Шурик, выглядывая из-за огромного букета гладиолусов. «Подумай об этом сам. Но ход твоих мыслей мне нравится», – улыбнулся отец.

В шестнадцать лет Шурику выделили из семейного бюджета деньги на съём комнаты в коммунальной квартире, и он стал жить самостоятельно. Отец, настоявший на этом переезде, был страшно доволен своей воспитательной методикой – под его волевым нажимом младший сынок буквально на глазах становился взрослым человеком. Во всяком случае, он покорно собрал вещички и, не смея перечить старшим, послушно переехал – это ли не главный признак самостоятельности?

Одногруппники, вынужденные ютиться под одной крышей с родителями, ему страшно завидовали, а Шурик, с детства мечтавший о воскресных семейных обедах за общим столом, о которых он вычитал в какой-то прогрессивной иностранной книжке, завидовал им – на этой почве лёгкой взаимной зависти они и сдружились. Их сумасшедшая компания, созданная на базе третьей группы первого курса факультета журналистики, очень быстро стала известна всем – так вышло, что именно эти ребята не только умудрились угодить на практику в престижные газеты, но и смогли там остаться после её окончания. Особенную известность приобрёл Александр Курманаев – впрочем, нельзя сказать, что она шла ему на пользу. Из-за своего максимализма и правдоискательства Шурик вечно попадал в сложные ситуации – то рекламодателю нахамит, потому что свободный журналист не будет прогибаться под бизнесменов, то ввяжется в историю, в которую ввязываться бы не следовало. Всё это время парень упорно и честно пытался быть самостоятельным – таким, каким хотели его видеть родители, так что в итоге уже никто не желал брать на работу этого «молодого независимого журналиста с большим приветом», как охарактеризовали его в редакции «Невских перспектив», где в итоге осела почти вся легендарная третья группа. Вся – за исключением знаменитого Курманаева.

Последний шанс дал своему непутёвому братцу, как ни странно, Николай. Один из его старых приятелей, относящийся к миру с чуть большим доверием, а потому владеющий более крупной фирмой, вздумал по последней моде завести у себя корпоративную газету, которой занимался бы «кто-нибудь свой». Младший братишка Коляна, «с которым столько выпито, столько пережито», на роль «кого-нибудь своего» вполне годился.

– Только не говори старикам, что я тебе помог: им это не понравится. Ты типа должен сам преодолевать жизненные трудности. А я так считаю – если подвернулся шанс, то не надо его упускать. Ты уж давай, не упускай его, понял? И чтобы без никаких вот этих твоих… Ну, как ты в последний раз отмочил. Тебе что, больше всех надо?

– Но должен же быть кто-то, кому больше всех надо? Если звёзды зажигают… – Если звёзды зажигают – значит, кто-то за это хорошо платит! – отрезал брат. – Смотри не опозорь меня перед пацанами. Вперёд, приступай.

Так Шурик «приступил» к работе в офисе и честно постарался не подвести брата, не разочаровать родителей и быть как все. Приходил по утрам в офис с опозданием всего лишь на 15 минут (за что его, разумеется, регулярно штрафовали), по вечерам сидел в своей комнатушке, смотрел телевизор и пил пиво, потому что именно так советовали расслабляться коллеги по службе. Расслабиться не получалось, и день ото дня парень всё глубже и глубже уходил в тоску зелёную и депрессию беспросветную. В один прекрасный момент он понял, что больше не может. Самостоятельная взрослая жизнь офисного зомби была ему в тягость, хотелось работать с настоящими, живыми людьми – только где их взять? На работе, в телевизоре и в магазине, где он по вечерам покупал пиво, их почему-то не было.

«Кажется, я так и не смогу стать нормальным человеком – ну, как все, – подумал однажды Шурик. – Вот просто я такой уродился. Рано или поздно выпрут меня и отсюда – кому нужен неудобный и нефункциональный дурачок? И вот тогда я сильно подставлю брата и окончательно разобью родителям сердце. А если я внезапно умру, наверное, они тоже расстроятся, но меньше. Значит, всем будет лучше, если я умру».

Приняв такое исключительно взрослое решение, Шурик стал обдумывать несчастные случаи со смертельным исходом. К сожалению, эти раздумья совпали по времени со сдачей в печать очередного номера газеты и весьма негативно отразились на этом процессе: иными словами, в нужный срок в печать газета не ушла, и это означало, что напечатать её к началу месяца уже не удастся, и вот когда это раскроется – Шурику несдобровать!

Так и не выбрав, что лучше: случайно упасть с крыши, любуясь панорамой вечернего города, или, совершая заплыв через Большую Невку в том месте, где как раз висит знак «купаться запрещено», столкнуться с моторным катером и героически пойти ко дну, – Шурик позволил ногам самим привести его к нужному решению. Ноги выбрали один уютный спуск к воде на набережной реки Карповки. Почему-то вспомнился школьный урок краеведения, на котором рассказывали о том, что карпы в этой реке никогда не водились, а речка получила название в честь расположенного на ней острова, некогда носившего название Карписаари, Вороний остров. Где-то неподалёку каркнула ворона, как бы подтверждая: мол, да, всё так и есть, мои и речка, и остров, проваливай отсюда, человечишко, – и Шурик, отбросив нахлынувшие было школьные воспоминания, решительно уселся на одну из ступенек с таким расчетом, чтобы ноги по колено оказались в воде.