Роддом. Сериал. Кадры 14–26 - Татьяна Соломатина

Точно!

Татьяна Георгиевна, почти дошедшая до дверей палаты, резко развернулась и стремительно понеслась на первый этаж.

– Марго, как хорошо, что ты ещё не ушла! – радостно крикнула она подруге, уже стоящей в дублёнке на пороге своего кабинета.

– Что опять? Я домой. Светка где-то шляется, мне пса надо выгулять!

– Не-не, ничего такого. Сейчас пойдёшь. Где тут у тебя модель молекулы ДНК? Сегодня тут видела, когда мы с тобой наше отделенческое майно пересчитывали. На этой полке стояла!

– Это разноцветная херня из пластмассовых шариков?

– Она!

– Я её в нижний ящик запихнула. Кстати, откуда она у нас, не помнишь? А то ещё КРУ посчитает за взятку.

– Ну, до такого маразма они не… – Татьяна Георгиевна вспомнила, до каких маразмов доходит порой КРУ, и рассмеялась. – Нам её представители фармфирмы подарили. Давай её сюда. Пылилась, пылилась, да вот и пригодилась! Я её этой Елене Александровне подарю. Типа сувенир от родильного дома.

Маргарита Андреевна достала из одного из нижних ящиков своей здоровенной «стенки» четырёхцветную спираль на подставочке.

– На, держи! Кстати, это мысль! Завтра с утра всем родильницам остальную херню от медицинских коммивояжёров раздарю. Выкинуть рука не поднимается. Как подумаю, что всё это денег стоит, что кто-то это всё делал… Давай, до завтра!

Татьяна Георгиевна, тихонько постучав, приоткрыла двери палаты.

– Заходите, заходите, Татьяна Георгиевна! – приветливо зачастила хорошенькая тоненькая Елена Александровна. – Я не сплю, а Асечка – как в танке, тьфу-тьфу-тьфу! – она подошла к кроватке и ласково посмотрела на красивого здорового младенца, сопящего во сне. – Я, Татьяна Георгиевна, часто её щупаю. Она поест и спит, а я пальчиком за щёчку её потрогаю – скривится во сне, закряхтит… «Слава богу, живая!» – думаю, а сама счастлива-счастлива! Она даже покакает во сне – и дальше спит. Я ей памперс меняю, а она недовольная такая! – Молодая мамочка залилась счастливым тихим смехом. – Это же настоящее чудо, что у меня ребёнок, Татьяна Георгиевна! А скоро будет двое… Надо будет близнецовую коляску купить. Буду с ними гулять, а они будут крепко-крепко спать! Я буду смотреть на них и буду ещё счастливее!

– Ещё счастливее? – переспросила Мальцева, тоже с удовольствием любуясь здоровой красивой новорождённой девочкой. – А так разве счастья недостаточно?

– Счастья много не бывает, Татьяна Георгиевна. Разве нет?

– Счастья мало не бывает, Елена Александровна. Только вряд ли «они» будут крепко-крепко спать. Ваша девочка здорова. Потому пока она ест, какает, писает и спит. Будете хорошо и правильно кормить, вовремя делать прививки, читать ей книжки и объяснять, почему нельзя совать пальцы в розетку и перебегать железнодорожные пути в неположенных местах – и дальше будет здорова. А сын Егоровой болен. Уже сейчас болен. У вас две детских комнаты? – деловито осведомилась она у родильницы.

– Ну что вы, Татьяна Георгиевна! У нас с мужем вообще однокомнатная квартира. Недавно только купили. И радуемся, как ненормальные. Но поставить две кроватки, это же не проблема? И недоношенность – не болезнь, разве не так, Татьяна Георгиевна?

– Так. Недоношенность – не болезнь. А вот опиатная зависимость – болезнь. У ребёнка наркоманки Егоровой в настоящий момент выраженный абстинентный синдром. Ломка. Проблемы с дыханием, сердечной деятельностью и печенью.

– Вылечим! – твёрдо сказала Елена Александровна.

– Возможно, возможно… Вам, что правда, придётся помотаться по лечебным учреждениям, потому что его из реанимации новорождённых сперва переведут в детскую больницу – и сколько он там пробудет, неизвестно. А затем он отправится в дом ребёнка, потому что быстро сказка сказывается, моя дорогая, но не быстро дело делается.

– В смысле?

– В смысле, что вы, Елена Александровна, в приступе вселенской любви ко всему живому, забыли о такой сложной и долгоиграющей процедуре, как усыновление. Вы не можете схватить малыша и засунуть его в близнецовую коляску только потому, что эта воображаемая вами картинка сейчас, в вашем нынешнем гормональном статусе, наиболее соответствует вашей же гармоничной картине мира. Вам придётся ходить по инстанциям, выстаивать в очередях, собирать документы и так далее. Кто в это время будет рядом с вашей малышкой? Муж, я так понимаю, работает. Не на вашу же учительскую зарплату квартира куплена.

– Да… Работает… – растерянно пробормотала молодая женщина. – А разве нельзя как-то ускорить процедуру? Нельзя разве забрать ребёнка прямо отсюда? Ну, не знаю… Под расписку! – обрадовалась она своей находчивости.

– Елена Александровна! Спуститесь с ваших чистеньких розово-голубых небес на нашу грешную грязную землю! Во-первых, «прямо отсюда» забрать ребёнка Егоровой никак нельзя. Потому что «прямо отсюда» он отправится в детскую больницу. Я вам уже говорила. Не слушайте свои мечты. Внимательнее слушайте меня! А во-вторых, если бы мы практиковали раздачу новорождённых «под расписку», то всем нашим родовспомогательным учреждением сидели бы уже в местах не столь отдалённых. Вы соображайте хоть немного, прежде чем говорить.

– Ах, ну да… Это же я знаю о себе, а вы обо мне ничего не знаете… – чуть не плача, обречённо согласилась новоявленная мамаша.

– «Это всё поэзия, малыш!» – как говорится в одном славном добром кино. Существует закон, Елена Александровна. И законная процедура. И если вам лишние деньги карман не жмут, то законная процедура может затянуться очень надолго. Очень-очень-очень надолго. Чтобы, в конце концов, получить на руки очень больного и очень запущенного малыша. Человек – не игрушка, милая моя. Не кукла, что видится вам в голубом комбинезончике рядом с другой хорошенькой куколкой в розовом комбинезончике. Человек, даже маленький, – это живой организм. И чем чахлее этот организм, тем больше усилий требуется по уходу за ним. Вы потратите не вдвое больше сил, нервов и средств. А втрое, вчетверо!

– Всё равно! – Голос Елены Александровны обрёл твёрдость и какую-то даже маниакальную решимость. – Любовь, терпение и смирение! Я сделаю всё, чтобы спасти этого несчастного ребёнка! А на всё остальное – воля божья!

– Кстати, именно об этом я и пришла с вами поговорить. О воле божьей. Присядем за столик, Елена Александровна… Вот так уже лучше, а то слишком долго стоящие люди вызывают у меня ассоциации с митингующими. А за столом – это уже спокойный разговор.

– Может быть, чаю? – снова вскочила неугомонная любительница всего живого.

– Ну, раз вы уже ткнули на кнопку, с удовольствием. Что может быть лучше двух чашек чаю? Чай превращает спокойный разговор в доверительную беседу, – улыбнулась Мальцева.

Когда молодая мамочка поставила на стол две чашки, с плавающими в них пакетиками и сиротливо свисающими через край ниточками с лейблами, Татьяна Георгиевна достала, наконец, из кармана модель молекулы ДНК.

– Знакомьтесь, Елена Александровна, это Бог! Бог это, Елена Александровна. Прошу любить и жаловать! – Мальцева изобразила добропорядочно-ознакомительную пантомиму.

– Вы шутите, да? – улыбнулась Елена Александровна. – Это всего лишь модель двойной спирали молекулы ДНК. У нас в школе в кабинете биологии есть точно такая же.

– Разумеется, есть! Бог есть везде. Просто «Модель Двойной Спирали Молекулы ДНК» – одно из имён Бога. И я бы на вашем месте воздержалась от ремарок типа «всего лишь». Не потому что Бог – это какая-то нервная девица, обижающаяся на всякую ерунду или мстительный мужичок с бородой. А исключительно из уважения к этому самому Богу. Итак, перед вами Бог, Елена Александровна. Он даже не недоумевает, что вы не верите в его явление. Не думает, мол, как же так, эта прекрасная молодая женщина твердит «Бог, слава Богу, воля Божья», а как только Он Сам предстаёт перед ней – так она глазам своим не верит. Нет-нет, что вы! Бог всё о людях знает. О каждом из нас, людей, Он знает всё. Включая и то, что люди, узрев Бога, как правило, не верят в его явление. И то, какой у вас будет цвет глаз. Бог знает, что Вася Иванов любит ковырять в носу именно средним пальцем левой руки, хотя большинство людей предпочитает делать это указательным пальцем правой. Бог знает, что Лидочка Петрова будет автомехаником, несмотря на то что родители отдали её в музыкальную школу. Бог знает, как именно Елена Александровна улыбается и какая длина большеберцовой кости у Татьяны Георгиевны. Этот Бог, – Татьяна Георгиевна ткнула подбородком в модель двойной спирали молекулы ДНК, – знает всё. Он знает даже то, что от нас сокрыто. До поры ли до времени или навсегда. И всё это громадное колоссальное своё знание о нас он архивирует и загружает прямо в нас ещё тогда, когда мы ещё не можем пить чай, потому что зиготы не гоняют чаи поздним вечером в палате родильного дома. Но Бог уже и тогда знает, как именно мы будем пить чай – прихлёбывая, сёрбая, складывая губы по-птичьи или же обливая манишку. Бог знает всё, и он, что самое удивительное, действительно внутри нас. Насквозь в нас. От кардиоцита и нейрона до самой распоследней клетки слущенного эпителия. И он же, разумеется, в том, что люди, никак не находя доступа к окончательной расшифровке всех заархивированных этим Богом файлов, – Мальцева постучала моделью молекулы по столу, – склонны именовать «характером», «судьбой», «кармой» и тому подобным. Елена Александровна может представлять себе, что её четырнадцатилетний сынишка уже победил на московской олимпиаде по математике, но Бог знает, что на самом деле её сынишка для начала вовсе не её сынишка. Для продолжения – в эти самые четырнадцать первый раз уколется или ограбит ларёк. А что с этим человеком будет в конце концов – вот уж действительно только Бог знает.