Творения. Том 1: Нравственно-аскетические творения - Преподобный Феодор Студит

Таким образом, сам преп. Феодор свидетельствует, что его правила о пище и питье монахов были установлены согласно с постановлениями об этом преп. Феодосия Киновиарха (ум. 529), известного устроителя киновиальной иноческой жизни в Палестине, современника и сподвижника законоположника палестинского монашества преп. Саввы Освященного (ум. 532)[372]. Значит, преп. Феодор Студит в своем уставе объединил монастырскую практику Константинополя и Иерусалима, установил внутреннюю связь между киновиями Византии и Святой Земли, создал до известной степени общий устав для всего греко-восточного монашества. Но, конечно, всякое заимствование из источников каппадокийского и палестинского, привнесенное в Устав преп. Феодора, было сделано вполне свободно, применительно к потребностям Студийского монастыря, так что этот устав представляется памятником новым и оригинальным[373].

Составив общежительный устав в соответствии со своими аскетическими воззрениями и нуждами современного монашества, преп. Феодор осуществил его и практически – на примере Студийской киновии, о высоте нравственного совершенства которой свидетельствуют как древние биографы этого законоположника монашества[374], так и сам святой отец, хотя он был в высшей степени требователен к студитам и обязывал их исполнять устав во всей его полноте[375]. Но и этот строгий и взыскательный игумен, между прочим, говорил своим ученикам: «Вы уже совершенны, исполнены всего, не нуждаетесь во многих наставлениях, вы в состоянии воспитывать себя и имеете собственные средства для научения, ибо путем Божественных чтений, евангельских оглашений и отеческих наставлений пред вами раскрылось Божественное ведение, в вашем разуме засиял и заблистал свет страха Божия»[376]. В другой раз преп. Феодор так говорил о студитах: «Радуйтесь, небесные жители, изгнанники на земле, обитатели вышнего Иерусалима, наследники Царства Небесного, не имеющие жребия и доли в земных сладостях. Радуйся, благое и богособранное братство, единодушное, единосердечное, отцелюбивое и братолюбивое собрание, ангельский на земле полк, возобновители древнего жития всесвятых отцов наших. Радуйтесь, работники Божии, трудолюбцы и мужи апостольские, которые день и ночь работают своими руками, дабы не отяготить других, и которые этим удовлетворяют не только свои нужды, но и своих слабейших братьев, а также и посторонних нуждающихся людей! Радуйся, несокрушимый строй, богосоединенный лик, которого не сокрушили ни царские угрозы, ни страх пред властями, ни даже готовая уже смерть! Радуйтесь, радующиеся друг за друга и усвояющие каждый себе отличие своего брата, в коих нет ни зависти, ни соперничества, ни недоброжелательства, а вместо этого имеются мир, любовь и согласие!»[377] «У вас, как у Ангелов, – говорил еще преп. Феодор своим ученикам, – во всем – мир и любовь, как бы единая душа, единая воля, единое дыхание и сплоченность между собою, так как уничтожены все поводы к разделениям и спорам из-за собственности, плотская дружба и родственные связи. И действительно, по благоволению Божию и по молитвам моего отца[378], у вас все это изгнано и наблюдается совершенно противоположное – общая собственность или, лучше, полное отсутствие всякой собственности и обладание всем, любовь и расположение ко всем, отрешение от плотских родителей, братьев и вообще всех сродников. В этом отношении я открыто заявляю о вашей доблести и признаю, что хотя у нас опасность и сейчас же за воротами и мы живем в этом городе как будто на войне, или в борьбе, или в душепагубных искушениях, однако вы не воспламеняетесь, не совращаетесь и не даете себя уронить; напротив, – вы делаете гораздо больше, чем страдаете, так как приносите пользу и посторонним, которые о вас слышат, и своим сподвижникам»[379].

Но всеми своими успехами и совершенством в области аскетического созерцания и делания, равно как и образцовым устройством киновии, студиты были обязаны своему кормчему и руководителю – своему отцу и учителю преп. Феодору, который не только сам отличался высотою морального преуспеяния во всех добродетелях, но и создал в киновии наилучшую «мастерскую» иноческих доблестей, дал идеальный образец общежительного строя не только для своего, но и для всего последующего времени, регламентировав его в авторитетном для византийско-восточного монашества уставе. Справедливо поэтому преп. Феодор ставится по своим заслугам для монашества в один ряд с великим законоположником иночества св. Василием.

Глава пятая

Богословско-литературная деятельность преподобного Феодора Студита

Преп. Феодор Студит не только был выдающимся церковно-общественным деятелем, оставившим заметный след в истории Византии, но и ознаменовал свою практическую деятельность разносторонними и учено-литературными трудами, которые и сохраняют за ним почетное место среди представителей богословского просвещения византийской эпохи. Получив свыше талант мудрости за преизбыток нравственной чистоты[380], преп. Феодор в своих литературных творениях проповедовал присущую ему истинную мудрость, озаренную светом Божественного ведения и освященную Божественной благодатью[381]. Эти творения отражали практическую деятельность святого отца, дополняли ее и разъясняли, являлись равноценной его заслугой перед Церковью в защите Евангелия, канонов и законов, сделались неумолчными свидетелями его великих деяний в области монашеской жизни и навсегда остаются для читателей богатейшим источником поучающей и просвещающей святоотеческой мудрости. К сожалению, не все творения св. Феодора сохранились и изданы в печати, некоторые остаются и теперь в рукописях, но то, что опубликовано, может быть разделено по своему содержанию и характеру на несколько групп.

Первую группу богословско-литературных трудов преп. Феодора составляют творения догматико-полемического содержания, разъясняющие догмат иконопочитания и опровергающие иконоборческую ересь. К ним прежде всего относятся «Αόγοι αντιρρητικοί τρεις κατα εικονομάχων» («Три опровержения иконоборцев»)[382], «которые опровергают софизмы иконоборцев, теснят их, не позволяя им даже вздохнуть, и истинными догматическими доводами ниспровергают их ложь»; святой отец поразил здесь иконоборцев, как Давид Голиафа, решительно низложил чуждую истине ересь и избавил Церковь от величайшего позора[383]. Два первых «Слова» написаны в форме диалога между православным и еретиком, причем первый опровергает возражения второго. В первом «Слове» раскрывается преимущественно догматическая сторона иконопочитания, в связи с тайной воплощения Бога Слова, а во втором речь идет преимущественно о поклонении святым иконам, причем преп. Феодор, чтобы установить древность иконопочитания, обращается и к авторитету святых отцов. «Опровержение третье», состоящее из четырех глав, обосновывает истину иконопочитания логическими доводами, представляя аргументы и положительные, и отрицательные, последние – в виде возражения иконоборцев и доведения их ad absurdum. В творении «"Έλεγχος και ανατροπή τών ασεβών ποιημάτων»(«Опровержение и низложение нечестивых стихотворений»)[384] преп. Феодор критикует нечестивые стихотворные произведения еретиков-иконоборцев Иоанна, Игнатия, Сергия и Стефана, пытавшихся поколебать догмат иконопочитания. Преп. Феодор приводит здесь самые поэтические «образцы» иконоборческой музы и противопоставляет им акростихи православного, затем последовательно разбирает воззрения иконоборческих поэтов и их историческую подборку против Седьмого Вселенского Собора и в защиту собора иконоборческого 754 года; он противопоставляет этим воззрениям, с одной стороны, учение Священного Писания и отцов Церкви о почитании и поклонении святым иконам, а с другой – вероопределение Седьмого Вселенского Собора, признанного православным христианином. В творении «Προβλήματά τινα πρός εικονομάχους»(«Некоторые вопросы иконоборцам»)[385] предлагаются вопросы иконоборцам, утверждающим, будто Господь наш Иисус Христос неописуем по Своему телесному образу; эти вопросы решаются преп. Феодором в соответствии с учением Православной Церкви и на основании рассудочных доводов. В творении «Κατα εικονομάχων κεφάλαια επτά» («Против иконоборцев семь глав»)[386] преп. Феодор, опровергая иконоборцев, объясняет, что в иконопочитании нет ни обоготворения икон, ни идолопоклонства, разъясняет, почему в Евангелии не говорится прямо об изображении Христа и почему поклонение Честному Кресту совместимо с поклонением святым иконам. «Επιστολή πρός ΤΙλάτωνα περί τής προσκυνήσεως τών εικόνων» («Письмо Платону о почитании икон»)[387] раскрывает связь иконопочитания с Домостроительством нашего спасения и обосновывает догмат на основе святоотеческого учения. Известно, что преп. Феодор написал еще «Στηλιτευτικός λόγος» («Стилитевтик»)[388] и «Τετράδια»(«Тетради»)[389], в которых также представил опровержение иконоборчества, но эти творения не сохранились. Вообще в догматико-полемических своих творениях преп. Феодор разносторонне и глубоко раскрыл и обосновал догмат иконопочитания, представив веские аргументы в его пользу против иконоборцев – и библействующих, и богословствующих, и философствующих. В своих воззрениях преп. Феодор примыкал к вероопределению Седьмого Вселенского Собора, но в решении вопроса об иконопочитании обращался и к святоотеческому авторитету прежнего времени, и к теоретическим доводам proи contra своего времени в отношении этого догмата. Его мысль отличается силой и выразительностью, его логика с удивительной меткостью и основательностью показывает слабые места в силлогистике иконоборцев; путем искусных аргументов он или обращает в ничто доводы противников иконопочитания, или доводит их ad absurdum. В догматико-полемических творениях преп. Феодора с необыкновенной ясностью отобразилась и глубина библейского, святоотеческого и богословствующего ведения, и сила его философской мысли, и страстная убежденность в правоте иконопочитания.