Крылья Киприды - Сергей Крупняков

Евфрон замолчал, и оба долго сидели за столом, не проронив ни слова. Весла уже были убраны из гнезд, и триера ходко шла под парусом. Слышен был лишь слабый свист ветра, да шипение воды о борта судна.

— Что же было дальше, Евфрон? И кто эти люди, и что это за корабль?

— Ты, я вижу, и сам догадался? Мы перебили весь Совет как баранов, узнав, что они послали корабль в Пантикапей. И послам было приказано призвать на помощь пантикапейцев. В обмен на нашу свободу. Как ты понял, Кинолис и Тимон ускользнули на «Парфении» в качестве послов. Но не надолго…

Евфрон выразительно взглянул сквозь окошко палатки на «Парфении». Привязанный канатом, он покорно шел за триерой.

— Кто эти люди? — Сириск кивнул на воинов, сидящих на лежанках в трюме. — Видать, не много у тебя сторонников из числа граждан Херсонеса.

— Эти люди — мои друзья из Гераклей Понтийской. Это сильные и верные люди. И я думаю…

— И ты думаешь свернуть шею херсонеситам с помощью наемников? Плохо же ты думаешь о наших гражданах.

— Замолчи, Сириск! — Евфрон сжал рукоять меча. — Я разговариваю с тобой так, лишь потому, что нас никто не слышит. И тебе придется решать, с кем ты. Тебе и твоему отцу!

— Ты убил Кинолиса, человека, который воспитал чуть ли не всю молодежь города… Ты думаешь, это тебе простят?

— Молодежь со мной. И все помнят, как этот самый Кинолис требовал в Совете моей смерти! Моей и Апполодора и Апполония! Это ты понимаешь? Он и Тимон начали пляску смерти. Его и Тимона, и многих из Совета мы уговаривали одуматься. Агар у ворот города. Не до дрязг. Не до тщеславия. Так нет же! Вот и получили свое. Жаль, Тимону удалось ускользнуть. Но еще успеется.

И вновь долгое молчание. И вновь долгие взгляды. Где ты, правда? Кто прав? Как жить?

Может быть эти молчаливые взгляды и смягчили Евфрона. Он подошел к Сириску, обнял его за плечи.

— Где же ты был так долго?! Сколько событий произошло за этот год! Хелена часто спрашивала о тебе.

— Да, она писала мне в Ольвию… А потом… Потом был плен… А как Крит? Он вернулся?

— Да, и сейчас остался в городе среди наиболее верных моих сторонников, а вот отец твой…

— Ладно, не торопись. Как знать, может быть, еще и тебе придется…

— Ну уж нет! Теперь, когда война с Агаром вот-вот начнется, я власть не упущу. И каждый, кто мне помешает, умрет! Сириск, пойми! И помоги мне. Если мы разобьем Агара, а мы его разобьем, если мы покорим все племена Таврики, а мы их покорим, взятых рабов будет достаточно, чтобы прокопать перешеек Таврики! И тогда мы сделаем цветущий край из этого острова. Никто не сможет нам помешать! Вода и флот спасут нас! А наш трудолюбивый и талантливый народ сделает рай из этой земли! Ну же, Сириск! Меня утомили твои колебания!

— Это не колебания, Евфрон. Меня ужасает, как легко ты идешь на гибель тысяч людей, на каторжный труд всех, кто населяет Таврику. А ведь ты даже не знаешь названия и половины племен…

— Не знаю и знать не хочу! Мы их или они нас! И нет иной философии. Нет в природе иной философии. Нет в наличии. Впрочем… спасибо тебе за дискуссию. Ты помог мне еще глубже понять, что происходит. Я не тороплю тебя с ответом. Если ты со мной — я предлагаю тебе стать моим послом. Это и по душе тебе. Ты же, я знаю, решил описать все племена и всё, что происходит вокруг. Вот и описывай… согласно достоинству народа. А для начала поедешь в большую степь к Амаге. Эта царица недавно спасла наших купцов от грабежа скифов. Надо закрепить с ней дружбу. Говорят, она умнее многих мужчин.

Немного помолчав, Евфрон добавил.

— С ответом не торопись, но помни — твой отец был среди сторонников Кинолиса. И мне еще предстоит решать его судьбу и судьбу многих других…

Скрипит рея большого паруса. Поскрипывает долон. Молча лежит Сириск на палубе и смотрит вдаль, Туда, где далеко на западе была когда-то их усадьба. Туда, где и теперь в это ясное весеннее утро поднимается в небо еле заметный столбик дыма. И немногие осознали, что это горит еще одна усадьба. Хотя издалека все выглядит мирно и даже красиво… И лишь чайки тревожно кричат и низко летают над волной. Тихо, почти беззвучно «Калос» вошла в гавань Херсонеса, таща за собой «Парфений».

Было раннее утро, но на торговом пирсе ждали их возвращения. Ждали родные тех, кто ушел на «Парфений». Как только они увидели его на привязи, крики и стоны огласили тишину. И полумрак утра точно вспыхнул — ожили серые точки сидящих людей и вмиг превратились в мечущиеся по пирсу фигуры. И чем светлее становилось, тем громче шумел пирс, тем больше людей сбегалось на пристань.

Сириск стоял у борта и видел — толпа все прибывала. «Калос» подошел к пирсу, и вмиг толпа затихла.

Евфрон, окруженный телохранителями-гераклейцами, вышел по сходням к толпе. Толпу тут же оттеснили сторонники Евфрона — это были молодые воины, и среди них Сириск увидел Крита. Он заметно возмужал, и во всем его облике чувствовалась новая, незнакомая Сириску черта — жесткая сила и уверенность во всем.

— Тихо! — крикнул таксиарх-гераклеец, и все стихло.

— Мы настигли изменников, — Евфрон сказал это спокойно, но достаточно громко. — И сегодня я решу их судьбу. Передайте всем в городе — на подходе, на западе, горит еще одна усадьба. Я объявляю всеобщий сбор ополчения. Мы сломим шею этим кочевым собирателям конского дерьма!

Он прошел сквозь толпу, и многие последовали за ним.

С шумом упали сходни с «Парфения». Сначала вышли воины-гераклейцы. Все ожидали своих — и вот они показались: ободранные, израненные, поддерживая друг друга, шли они по сходням, сквозь ограждения из воинов. Крики и стоны усилились. Толпа стала напирать… Тогда засвистели в воздухе бичи. Вой превратился в рев. И вдруг из-за портовых строений выбежали люди — это были воины. Это были херсонеситы. Они врезались в толпу, женщины вцепились в волосы гераклейцам. Вот уже первый воин, с диким криком, упал на плиты пирса с кровавой раной в шее. Все оцепенели… и тут же засверкали мечи. Гераклейцев все больше оттесняли к краю пирса. Их было не более пятидесяти, а воинов, что выбежали из-за строений, было человек сорок. Но толпа почти целиком состояла из родных тех пленников, что спускались на пирс из трюма «Парфения». И они не бездействовали: разрезали веревки на руках пленников, бросали гераклейцев в воду, пронзали их копьями. Восторженная толпа уже с победным восторгом трясла в воздухе оружием, когда первые из оглянувшихся в сторону берега оторопели: несколько сот сторонников Евфрона и гераклейцев стояли за их спинами.

Евфрон, поднявший руку, спокойно опустил ее. Сотни стрел свистящей стаей сорвались и ушли навстречу жертвам. Вой и рев, визг и плач. Второго приказа не потребовалось. Все кинулись врассыпную, но уйти было некуда: порт был отрезан воинами, а вода была еще очень холодная, и те, кто прыгнул в море, вскоре выползли на песчаный берег и тут же, получив несколько ударов плетью, были связаны.