Радость - Александр Лоуэн

А вот похожая история, которую рассказала мне одна женщина: «После окончания колледжа я занялась выстраиванием своей карьеры. Благодаря прилежанию мне удалось пройти в своей корпорации изрядный путь вверх по различным должностным ступенькам. Дойдя до высокого руководящего поста, я получила приятную и полезную возможность работать с профессионалами в моей сфере по всему миру. Все шло прекрасно до тех пор, пока в возрасте тридцати шести лет первая и единственная близкая связь, которую я себе позволила, завершилась тем, что мой избранник отверг и бросил меня. Впервые в моей жизни я познала, что значит страдать от депрессии». И это оказалось всего лишь началом полного развала ее нарциссической «второй натуры». Она оставила прежнюю работу, чтобы начать новую карьеру в области, связанной с оказанием помощи нуждающимся. Это был позитивный шаг, но шесть месяцев спустя моя пациентка попала в серьезную автомобильную аварию. Она выздоровела, но осталась пребывать в состоянии сильного беспокойства. Внешним проявлением этого явилось у нее серьезное кишечное расстройство, известное под названием «слизистый колит» или «синдром раздраженной толстой кишки», симптомами которого выступали кишечные колики и диарея, или попросту понос. Истоки этого синдрома лежали в хроническом напряжении, существовавшем в толстом кишечнике, что, по моему убеждению, вызывалось перманентным страхом. Сама она описывала влияние этого расстройства на собственную личность следующими словами: «Мне всегда удавалось держать разум под контролем; сейчас я была вынуждена признать свою беспомощность в попытках контролировать собственное тело. Данная ситуация была для меня ужасающей и внушала страх. В течение всего периода болезни я каждую ночь принимала в постели буквально "внутриутробное", эмбриональное положение, поскольку была безмерно напугана тем, что происходит в моем теле. Впервые в жизни я не могла ни отрицать, ни утаивать свою уязвимость».

У всех тех, кто стремился и сумел выжить, имеется сильное сопротивление тому, чтобы капитулировать перед своим телом, поскольку последнее несет в себе наиболее болезненные и пугающие чувства. Если вспомнить ранимость и уязвимость такого человека, то горьким плачем он на самом деле проявляет недюжинную отвагу, поскольку чувством, которое устойчиво ассоциируется с плачем, кажется беспомощность. Энн потеряла свою мать, будучи совершенно беспомощной пятилетней девочкой. После смерти матери ее воспитывал целый ряд женщин, которые по идее должны были бы заменить мать, но на самом деле издевались над ней как эмоционально, так и физически. К сожалению, в течение всего этого кошмарного периода боли и утрат, страха и беспомощности ее отец относился к ней критически. Он укорял ее за то, что она не была такой симпатичной и привлекательной, как ее покойная мать, такой сообразительной и ловкой, как мать, такой милой и обаятельной, как мать, и тому подобное. Его основной жизненный принцип звучал так: «Выживает только сильный». В результате Энн научилась, что человек не должен внешне проявлять эмоциональную боль, и она сделала то же самое, чему обучается каждый из стремящихся выжить, — отделилась от своего тела и вся ушла в голову.

Будучи отрезанным от тела, человек перестает ощущать собственную уязвимость. Отождествляя себя с эго, он также обретает иллюзию власти и силы. Поскольку воля представляет собой инструмент эго, такой человек начинает по-настоящему верить в утверждения типа «кто ищет, тот всегда найдет» или «тот, кто действительно хочет, обязательно добьется». Эти формулы верны до тех пор, пока тело располагает достаточной энергией для того, чтобы обеспечивать неукоснительное выполнение директив эго. Однако даже вся волевая мощь, имеющаяся в мире, не поможет тому человеку, у которого отсутствует энергия для воплощения волевого посыла в жизнь. Здоровые индивидуумы не функционируют в терминах волевой мощи, за исключением самых критических ситуаций. Мотивацией нормальных поступков служат скорее чувства, нежели воля. Нет нужды ни в каких волевых усилиях, если человек занимается именно тем, что он хочет делать. Тем более отсутствует необходимость использовать волю, когда у человека присутствует сильное желание. Последнее представляет собой энергетический заряд, который активирует импульсы и побуждения, ведущие к поступкам — свободным и, как правило, доставляющим удовлетворение. Импульс является потоком силы, исходящим из сердцевины тела в направлении его поверхности, где он стимулирует мышечную систему к действиям. С другой стороны, воля — это та движущая сила, которая берет свое начало в эго — в голове — и стремится действовать в направлении, противоположном естественным побуждениям человеческого тела. Так, если кто-то испытывает страх, то естественное побуждение заключается в том, чтобы убежать подальше от угрожающей ситуации. Однако это далеко не всегда будет наилучшим действием. Ведь невозможно всегда избежать опасности в буквальном смысле слова «избежать», то есть уйти от нее с помощью бегства, сбежать. Более мудрым способом действий может оказаться противостояние опасности, но это совсем непросто сделать, если человек напуган и в нем силен импульс или влечение убежать. В подобных ситуациях сознательная мобилизация воли с целью противостоять «естественной» боязни и последующему страху является позитивным действием.

Описанные только что обстоятельства типичны в том смысле, что с ними часто приходится сталкиваться ребятам, чьи родители издеваются над ними и угрожают им, Некоторые маленькие дети и в самом деле пытаются сбежать из подобных домов, но их старания скрыться и уйти от ситуации обычно носят беспомощный характер. Ребенок должен принять сложившуюся ситуацию и уступать родителям, но одновременно он должен отыскать какой-то путь для сохранения и поддержания своей цельности. Его подчинение не должно иметь тотальную природу, его воля не должна быть окончательно сломлена. Бедный малыш натягивает тело в струнку и делает его ригидным в надежде, что это поможет ему не сломаться, причем указанное действие исходит от такого посредника, как эго, и реализуется через волевое усилие. Ребенок изображает на своем лице выражение решимости не поддаться, не утратить контроль над ситуацией и пересилить страх. Хорошо известное хроническое сжатие челюстей проистекает напрямую из этой навязанной самому себе необходимости сохранять контроль над ситуацией. После того как ребенку благодаря хроническому напряжению тела и его ригидности удается мобилизовать волю, это умение становится движущей силой в стремлении властвовать, а оно в конечном итоге ведет к такому стилю жизни, при котором основополагающей целью и темой бытия подобного индивида становится борьба за власть. В таких обстоятельствах плач рассматривается как крах воли и капитулировать перед собственным телом и чувствами бывает не просто невозможно, а немыслимо. Такой человек проживает весь дарованный ему век так, как если бы его тело находилось в состоянии постоянной боевой готовности к критической ситуации. Разумеется, никакая радость при этом не представляется возможной.

Капитуляция воли: отчаяние

Люди обращаются к психотерапевту потому, что нуждаются в изменении некоторых аспектов своего поведения и своей личности. На сознательном уровне они хотят измениться, но в то же самое время бессознательно сопротивляются изменению. Такое сопротивление в значительной своей части вытекает из их желания держать процесс собственного изменения под контролем. Полная и безоговорочная капитуляция перед терапевтическим процессом означает, в частности, отказ от такого контроля, отказ, который видится пациенту как безраздельное подчинение терапевту. А это, в свою очередь, ведет к тому, что у пациента начинает расти ощущение уязвимости, а также множатся мысли о том, что его снова будут неверно понимать, обижать и унижать, как это бывало в детские годы, когда он был беспомощен перед сложившейся семейной ситуацией. Ввиду наличия такого «исторического фона» пациент рассматривает терапевта как лицо, имеющее над ним власть, а также как лицо, которому он, пациент, должен противостоять и сопротивляться, чтобы сохранить свою интегральную цельность. В этих обстоятельствах терапевтический процесс часто превращается в силовую борьбу, которая на деле представляет собой не что иное, как борьбу пациента за то, чтобы избежать капитуляции.

Мысль о капитуляции, о том, чтобы сдаться, пугает большинство людей. «Позволить распоряжаться» или «предоставить права» телу и собственному Я — эти фразы для многих звучат заметно более приемлемо, но люди просто не понимают, что именно означают подобные формулировки на самом деле, — в итоге на практике соответствующие действия оказываются для них столь же пугающими. Невротические модели поведения были выработаны ребенком в раннем детстве в качестве средства выживания, и даже невзирая на то, что сейчас, во взрослой жизни, они доказали свою контрпродуктивность, индивидуум цепляется за них, как за саму жизнь. Эти модели настолько укоренились в личность и стали настолько органичными, что человек воспринимает их как неотъемлемую часть своей натуры. Да они и воистину являются второй натурой — первой натурой было невинное и открытое дитя, — но эта первая натура оказалась утраченной и представляется невозвратимой. За немалое количество взрослых лет человеку довелось жить со своей второй натурой настолько долго, что он воспринимает ее как нечто вполне удобное и привычное вроде пары старых, разношенных башмаков. И тем не менее коль скоро человек явился к терапевту, то один этот факт представляет собой молчаливое признание того, что его вторая натура в каких-то важных аспектах потерпела неудачу. Но это вовсе не означает, что данный пациент готов на практике отказаться от этой самой второй натуры. Изменение, которого он ищет, сводится к другому: он хотел бы сделать свой характер (или вторую натуру) успешно работающим. Он открыт обучению новым способам справляться с жизнью и действовать, но совершенно не готов отказаться от своей стратегии выживания.