Крепостная Россия. Мудрость народа или произвол власти? - Михаил Шевченко

После поражения крестьянской войны под предводительством И. Болотникова внутренняя обстановка в Русском государстве оставалась очень сложной. Продолжались антикрепостнические выступления крестьян, холопов и посадских людей. Причин к тому было достаточно: попытки феодальных владельцев поправить свои разоренные в годы «смуты» поместья и вотчины за счет усиления эксплуатации подвластного населения, рост налогового бремени в пользу государства, нуждавшегося в больших средствах для преодоления последствий польско-шведской интервенции и многих других целей, массовая раздача черных и дворцовых земель вместе с жившими на них крестьянами служилым дворянам. По данным, приводимым Е.В. Чистяковой, за какие-нибудь 10 – 15 лет после воцарения Михаила Романова в частновладельческую зависимость попали десятки тысяч черносошных и дворцовых крестьян, что уже само по себе не могло пройти гладко[225].

Напряженным было положение и внутри господствующего класса феодалов, между отдельными группами которого происходили бесчисленные столкновения. Борьба шла за политические привилегии, за военные и гражданские должности и командные посты в армии и государстве, а больше всего за землю и крестьян. Надо сказать, что аграрные отношения в годы крестьянской войны и иностранной интервенции оказались весьма запутанными ввиду часто противоречивших друг другу пожалований земель московскими правителями и самозванцами. Нередко на одни и те же земли предъявляли права различные владельцы, что порождало всякого рода судебные тяжбы и даже вооруженные схватки. В этих межфеодальных распрях побежденной стороной, как правило, оказывались мелкие дворяне, и они настойчиво добивались защиты от произвола боярской аристократии.

Особенно большого накала в тот период достигла борьба за рабочие руки, без которых земля теряла всякую ценность. Вот почему феодалы стремились навечно подчинить себе оказавшееся в их власти население. Но этому мешали урочные годы, ограничивавшие розыск убежавших и вывезенных крепостных определенным сроком.

Уместно еще раз подчеркнуть, что по вопросу об урочных летах среди господствующего класса отсутствовало единство во взглядах. Если одни феодальные владельцы были заинтересованы в сохранении коротких урочных лет, то другие, напротив, добивались их полной отмены. Как установлено А.А. Новосельским и В.И. Корецким, сохранение коротких урочных лет отвечало выгодам не только крупных феодалов, но и служилых людей южных уездов, куда направлялся значительный поток беглых крестьян[226]. Вероятно, дворяне и западных окраин Русского государства выступали против удлинения урочных лет. Так, в 1620 г. служилые люди Ельни «всем городом» подали коллективную челобитную, в которой настаивали на строгом соблюдении пятилетнего срока для сыска беглых. Далее пяти лет, говорилось в челобитной, исков не рассматривать и грамот из приказов по запоздавшим искам не давать[227]. Что касается основной массы дворян центральных районов страны, то их идеалом являлось установление бессрочного сыска беглых, без каких бы то ни было урочных лет, и они всеми силами стремились к достижению этой цели. Вся первая половина ХVII в. фактически заполнена борьбой служилых дворян за отмену урочных лет. Их борьба принимала различные формы, причем она то затухала, то разгоралась с новой силой по мере того, как положение дворян становилось сложнее и затруднительнее, а политический момент более благоприятным.

Большого успеха добились дворяне при В. Шуйском, когда Уложением от 9 марта 1607 г. была установлена 15-летняя исковая давность. Но Уложение В. Шуйского об удлинении урочных лет, как говорилось выше, практического применения не получило. С 1619 г. снова вступила в силу пятилетняя давность исков[228]. Своего рода исключение представлял лишь Троице-Сергиев монастырь, которому в 1613–1614 гг. правительство разрешило искать беглых крепостных в течение девяти лет[229]. Это явно не устраивало основную массу дворян, делало их беспомощными в борьбе с утечкой рабочей силы. Занятые военной службой, часто на отдаленных границах, средние и мелкие дворяне не успевали в течение пяти лет отыскать и вернуть своих беглых крепостных людей. Пока они собирались в Москву, чтобы начать дело и приняться за розыски, пока искали, проходило пять лет и беглецов уже нельзя было требовать обратно.

Необходимо отметить, что розыск и возвращение беглых крестьян был делом очень трудным даже для таких могущественных землевладельцев, как Троице-Сергиев монастырь, а для средних и мелких дворян он часто оказывался совершенно недоступным. Ведь простой заявки о побеге крестьянина было явно недостаточно. Истец должен был точно указать, где и у кого скрывается беглый. Небогатый помещик, ограниченный материально, к тому же большую часть времени находившийся на государевой службе, имел для этого очень мало возможностей, что было на руку крупным вотчинникам. Последние применяли всякие способы, чтобы переманить к себе чужих крестьян и удержать их за собой. Частое и длительное отсутствие служилых дворян в их поместьях было для этого весьма благоприятным условием. Богатые землевладельцы скрывали беглых и переманенных крестьян в своих отдаленных вотчинах. С истечением пяти урочных лет эти крестьяне уже по закону становились их собственностью. Нередко таких легализованных беглецов они использовали в дальнейшем в качестве агентов для переманивания новых крестьян. Случалось, и так, что крупные феодалы направляли в деревни служилых дворян своих приказчиков, и те, вооруженные, на лошадях, хватали крестьян, заковывали их, увозили к себе и опять-таки держали до пяти лет. В случае возбуждения дела о возвращении беглых и насильно увезенных они организовывали в московских приказ ах при помощи денег «волокиты» и т. д. Естественно поэтому, что мелким и средним помещикам было не под силу тягаться с крупными, богатыми землевладельцами. Их поместья, лишенные рабочих рук, нередко забрасывались, а сами они уходили «безвестно», «скитались меж дворы», т. е. нищенствовали и даже поступали в услужение к состоятельным людям в качестве холопов. Вот почему служилые дворяне настойчиво добивались отмены урочных лет. В одной из своих челобитных царю они писали: «В пять лет мы тех своих крестьян и людишек за твоею государевою беспрестанною службою и за московскою волокитою проведать не можем, а на них (сильных и богатых) не можем и суда добитца. А хто и суда добьетца, и мы… волочимся за судными делами на Москве и в приказах лет по 5 и по 10 и больши», а «беглые наши крестьяне из лет выходят»[230], т. е. выходят из-под действия урочных лет и легализуются на новых местах жительства.

Добиваясь полной отмены урочных лет, служилые дворяне подкрепляли свои требования различными способами: не являлись на службу, оказывали неповиновение воеводам и другим столичным чинам, выступали в роли уличных подстрекателей. Но, пожалуй, самой распространенной формой их оппозиционных действий по отношению к правительству являлась подача индивидуальных и коллективных челобитных. Иногда свои челобитья дворяне предъявляли в весьма бурной форме и в такие моменты, которые наиболее благоприятствовали для оказания давления на верховную власть.

В 1637 г. служилые дворяне ряда городов подали царю первую коллективную челобитную с требованием отменить урочные годы и произвести реорганизацию суда. Она представляет собою обвинительный акт против монастырей, митрополитов, архиепископов и «московских сильных людей всяких чинов», которые подговаривают чужих крестьян к побегу и укрывают их у себя. Эта петиция особого успеха не имела. Правительство Михаила Романова ограничилось тем, что продлило для служилых дворян срок сыска беглых и вывезенных крепостных до 9 лет, т. е. распространило на них ту льготу, которую Троице-Сергиев монастырь получил еще в 1613–1614 гг.[231]

Весной 1641 г. в связи со взятием донскими казаками Азова обстановка на юге страны резко обострилась. Для предотвращения ожидавшегося вторжения турецких войск вглубь русских владений в столице было собрано большое дворянское ополчение. Служилые люди решили не упустить удобного случая и попытались еще раз предъявить свои требования. Они «завели на Москве рокош», «с большим шумом» ворвались в царский дворец и от имени 44 городов подали новую челобитную с требованием установления бессрочного сыска убежавших и вывезенных крепостных. Дворяне настаивали на том, чтобы им было разрешено возвращать своих беглых крестьян и бобылей без урочных лет, «по поместных их и по вотчинным дачам и по писцовым книгам и по выписям, кто кому чем крепок…»[232]. Правительство опять пошло только на незначительную уступку. 9 марта 1642 г. появился указ, по которому срок сыска беглых крестьян был увеличен до 10 лет, а насильно вывезенных до 15 лет. Обнаруженные в чужих владениях крестьяне возвращались к прежним хозяевам вместе со всем своим имуществом. Кроме того, с лиц, державших у себя беглых, взыскивался штраф из расчета по пяти рублей за каждый год, прожитый теми на их землях[233]. Но и это не удовлетворило служилых дворян. В 1645 г., уже после вступления на престол Алексея Михайловича, они подали очередную коллективную челобитную с прежними требованиями. Как и раньше, дворяне сетовали на то, что «от службы обедняли, и одолжали великими долги, и коньми опали и поместья их и вотчины, и домы их оскудели и разорены без остатку от войны и от сильных людей»[234]. Подобно своему предшественнику, новый царь Алексей Михайлович оказался столь же неуступчивым. Он отклонил домогательства дворян, мотивируя тем, что урочные годы и без того увеличены вдвое.