Летучий голландец - Анатолий Кудрявицкий

И начался разговор:

– Почему ты не спишь?

– Я сплю.

– Нет, ты говоришь со мной.

– Я только слушаю.

– Ты помнишь все?

– Да.

– Ни о чем не жалеешь?

– Ни о чем.

– Мы скоро увидимся.

– Где?

– Вот смотри.

И перед его взором поплыл маленький зеленый фосфоресцирующий кораблик, размером с тетрадный лист. Куда бы он ни смотрел, кораблик оказывался у него перед глазами. Он попытался схватить его рукой, но маленькое сияющее зеленое чудо ускользнуло между пальцами. На ладони остался зеленый звездный свет.

8

Н. проснулся рано и встречал восход на скамейке в саду. Мачта указывала оранжевому шару точку, куда ему следует стремиться.

«Утро неблагополучного человека, – разговаривал с собою Н. – Благополучные в это время спят. А ведь как легко у нас нырнуть в неблагополучие… "Царство зимних вьюг" сорит людьми, и для них поставлены мусорные ящики. И, что хуже всего, в ящиках этих "всюду жизнь"!»

Н. взял блокнот, «Летучий голландец» поплыл по нотным и блокнотным линейкам. «Работа спасает, – сказал он себе во время недолгой паузы. – Кто бы еще спас плоды нашего труда. Вот, например, для кого это все пишется? Теперь ведь попаду в черный список?»

Он отогнал от себя эти мысли и продолжал писать. Перелистнув очередную страницу партитуры, он обнаружил листок с записями. Послание из прошлого – к самому себе:

Вот здесь я жил. И здесь я жил. И вон в том доме. Я хожу мимо бывших своих окон и заглядываю. Нет там меня!

А где я есть? Там, где мне быть не хочется. Потому что тесно, потому что шумно, потому что слишком людно наедине с собой.

И я рисую без карандаша домик, где хочу жить, и сад вокруг него, и родник с головой льва, и выложенный камнями грот, и моцартовское andante, тающее в пространстве

И я попадаю туда, где этот дом. Вот он, я иду к нему. Прохожие на улице почему-то смотрят вверх. Там парят в воздухе медленные лирические люди.

Вы спросите, почему они там парят. Отвечаю: потому что как же можно жить в нашем отечестве – и не писать о летающих человеках?

9

«Да, есть полет, а есть и окна для полета, – продолжил разговор с собою Н. – Такая вот особая разновидность окон».

О существовании ее Н. узнал в детстве, когда из окна на его лестнице выпал шестнадцатилетний подросток. Он на спор оседлал подоконник, свесив ноги на улицу – одну ногу, а потом и вторую, – и то ли его подтолкнули, то ли он выпил слишком много… Это было окно третьего этажа, и его увезли в больницу залечивать переломы. Вскоре в доме вместо окон на лестнице появился навесной лифт, но Н. знал теперь, что есть такая разновидность окон – окна для полета.

Во сне он много раз летал из окна своей комнаты – с улицы он определил, что оно – ближайшее к тому самому окну. Было ли оно тоже окном для полета, оставалось неизвестным, зато он потом видел другие такие окна. В одно выбросилась старая женщина, чье приземление было потом увековечено идеальной соразмерности надгробной плитой, в другое выпал после концерта музыкант, которому взбрело в голову, что он умеет летать.

«А может, он действительно сейчас летит где-нибудь среди звезд и звуков своей бесконечной мелодии? – размышлял Н. – Вот мы пускаемся в полет, а книга остается недочитанной, посуда невымытой, а жизнь непрожитой. Собственно, мое окно – это тоже окно из непрожитой жизни в нежизнь, в какое бы окно я ни выглядывал. И я не отправлял себя в этот полет, который длится лишь секунду, хотя она и длиннее, чем вечность. Что толку думать о приземлении? Внизу ждет небытие или инобытие, и уж точно – забвение. Вот туда-то я и лечу. Люди с подзорными трубами вперились в мое окно, даже если меня в нем не видно. Они тоже знают, что мое окно – это окно для полета».

10

Оранжевый плащ из шкафа исчез. Ушел? Не пришло ли что-нибудь вместо него? Самое забавное будет обнаружить внутри шкафа еще один шкаф…

Но Н. обнаружил в нижнем ящике старинное распятие, взял его в руки. Крест из красного дерева, бронзовое литье…

«Кресту не интересно, кто на нем распят, – говорил себе Н. – Он не спрашивает, христиане ли распинаемые или распинающие. Ему неприятно, когда в него вбивают гвозди и когда их вытаскивают. Он пропитан кровью, он устал от закатного солнца, ему хочется свободы. Ему не хочется даже быть крестом. Возвращаясь к своей этимологической сущности, он распадается на два деревянных бруса, которые с той поры покоятся на стройплощадке времени. Они ждут, когда их славное, оно же бесславное, прошлое воспылает костром, рождая теплую зарю новых заблуждений».

Н. собрался было задвинуть ящик, но потом понял, что в нем есть что-то еще. Засунув руку поглубже, он выкатил что-то большое и круглое. Голову. Это была резная женская голова, дерево от времени потемнело, но суровая, почти мужская красота изображения не изгладилась. Интересно, когда женская красота приближается к мужской, это что, вырождение или нет? В обратном случае все более определенно: мужское женоподобие обычно сочувствия не встречает. Он вспомнил давнюю гамаюновскую шутку: вырождение – это когда в древнем дворянском роду из четырех сыновей один картежник, один пьяница, а остальные девочки. «Что же, отступление от эталонов пола – вырождение? Но как красива эта резная голова…»

Под подбородком у головы была щель. Н. засунул в нее руку и нащупал какую-то бумажку, старинную, полуистлевшую. Развернув ее, он увидел: это страница из старой книги, на ней портрет рыцаря и под ним надпись по-испански. Он однажды учил этот язык по самоучителю – в те далекие годы, когда писал монографию о Мануэле де Фалье. Сейчас забытые слова начали возвращаться, и мозаика полуугаданных фраз постепенно раскрыла ему свой смысл.

Дон Мигель был великим воином против часовых стрелок. Он взбирался на башенные часы, цеплялся за длинную стрелку и надеялся, что время от этого ползет медленнее. Его невскоре разубедили; тогда он застыл в позе «шесть часов»: ноги вместе, руки по швам.

«Этот человек все-таки остановил время», – написано на могильном кресте, перекладины которого подозрительно напоминают те самые часовые стрелки.

11

На зверя и ловец бежит, на непокупателя – продавец, на непродавца – покупатель. Н. еще не убрал в шкаф найденную голову, когда в дверь кто-то торопливо постучал и, не дожидаясь ответа, вошел. Порождественский. Давненько он не появлялся…

Увидев на столе голову, гость обомлел, после чего не сразу пришел в себя, но, когда пришел, схватил голову и стал вертеть ее перед глазами, обдавая эмоциями, словно лаком. Было очевидно, что он имеет некоторое желание не расставаться с нею вообще.