Безымянная трилогия: “Крыса”, “Тень крысолова”, “Цивилизация птиц” - Анджей Заневский

Человек лежит на кровати неподвижно, тяжело дышит, стонет.

Слышу шаги на лестнице. В комнату входят люди. Мне страшно. Я снова прячусь в пору и вдоль водопроводных труб спускаюсь вниз, на засыпанную снежной пылью помойку.

Противно скрипят тяжелые башмаки. В комнате теперь все время какие-то люди. Я слышу, как они булькают, шипят, свистят, сопят.

Ночью зажженная свеча освещает лицо лежащего человека и согбенные плечи сидящего рядом с ним.

Я снова не нахожу еды. Отправляюсь в подвал и утоляю голод сырой картошкой. Когда я просыпаюсь снова, человек все ещё лежит. Его дыхание становится все более свистящим, он кашляет, задыхается.

Я снова спускаюсь в подвал. Встреченные по пути крысы больше не относятся ко мне с тем же безразличием, что и раньше. Они нападают. Я возвращаюсь. В комнате пусто. Человека нет. Исчезли разбросанные везде листы бумаги, выветрился запах черного напитка.

Людей нет. Только паук плетет по углам свою паутину.

Темнота. Заполненное темнотой пространство. Темнота в начале, темнота в конце.

Странствия начинаются и заканчиваются в темноте. Я возвращаюсь.

Где-то вдалеке, на самом горизонте вспыхивает пламя. Вспышка, ещё вспышка, огонь охватывает все большее пространство, он пожирает все на своем пути.

Достаточно бывает сильного порыва ветра, чтобы пожар на свалке вспыхнул с яростной силой — внезапный, обжигающий, страшный.

Струи сжатого гнилостного газа распирают свалку снизу, они рвутся на поверхность и воспламеняются при соприкосновении с воздухом. Люди гасят их, засыпают мусором и песком, заливают водой и жидким цементом.

Из-под земли сочатся струйки дыма. Облако дыма висит над холмами, дым проникает даже в порт. Птицы тогда взлетают как можно выше — их почти не видно снизу. Вокруг меня все окутано дымом. Дым щиплет глаза и ноздри. Но здесь я в безопасности. Пропитавшись вонью горящей свалки, я избавился от своего собственного запаха и почти утратил обоняние.

Живущие здесь крысы пахнут гарью, пеплом, дымом. Они уже не чувствуют старых, привычных запахов, по которым отличали своих от чужих. Все семьи, пропитанные вонью и смрадом пожарищ, мирно живут рядом — без драк, без похищений потомства, без ненависти.

Но когда сильный ветер с моря гасит пожары и очищает местность от летучего дыма, когда люди засыпают пламя привезенным на машинах песком, когда огонь умирает, а дождь смывает с земли все его следы и толстый слой сажи — тогда мы, крысы, вновь обретаем утраченную чувствительность к запахам и, избавившись от ощущения нависшей над нами опасности, мгновенно вступаем в смертельную борьбу друг с другом, в войну против всех, кто не входит в круг членов нашей семьи. Мы ненавидим друг друга, воюем, загрызаем, изгоняем.

Это продолжается до тех пор, пока из глубин свалки не пробьются на поверхность новые пузырьки горючего газа и нас не окутает вонючий дым очередного пожара.

По очищенному от коры сосновому стволу стекает струйка жидкости.

Выше на столбе висит человек — его голова болтается между раскинутыми в стороны руками.

От ужасающей жары жажда становится непереносимой. Человеческая кровь, лимфа, пот. Сухой ветер выдирает из десен остатки влаги. С открытым ртом, вытягивая вперед шею, я крадусь к гладкому столбу.

Мои ноздри чувствуют запах. Я встаю на задние лапы, опираюсь на хвост, вытягиваю шею, шевелю вибриссами, высовываю язык. Уже близко, совсем близко. Темная жидкость густеет от жары, застывает на раскалившемся дереве. Я обхожу столб со всех сторон, но все напрасно. Яркий солнечный свет слепит глаза. Я опускаюсь на передние лапы и прижимаюсь к горячей земле. Отдыхаю. Делаю ещё одну попытку.

Человеческая кровь утолила бы мою жажду и голод, прибавила бы мне сил.

Я оказался здесь случайно. Вытащенный из корабельного трюма ящик привезли сюда вместе со мной. Поразительно светлый песок, ползающие среди камней змеи. Отсюда надо бежать как можно скорее. Я — крыса холодных подвалов и сточных канав, крыса темных каналов и тенистых дворов, я — крыса тьмы. Бежать! Бежать подальше отсюда!

Я тянусь к струйке крови, хочу наполнить брюхо ещё живой жидкостью, которая возвращает, умножает силы.

Но кровь останавливается. Она впитывается в дерево. Я не могу дотянуться до нее. Не могу. Я хожу вокруг, вытягиваю шею, подпрыгиваю.

Меня спугнула скользнувшая надо мной тень. Я скатился по запыленному склону холма в яму между воняющими бензином автомобилями. Тут можно найти хоть что-нибудь: клочок бумаги, человеческие испражнения, мух, живущих в выгребной яме. Можно поесть, подготовиться к путешествию, к бегству.

Когда ночная тьма накроет землю, я попытаюсь ещё раз. Заберусь наверх по склону, встану под столбом на задние лапы, вытяну шею.

Вместо запаха крови — запах воды, слегка солоноватый, с привкусом смолы. Может, это дождь, а может — высыхающий пот или моча. Висящий надо мной человек неподвижен, тих, мертв. С его стороны мне ничто не угрожает. Шум падающего камешка предупреждает о приближении змеи, и я убегаю, а точнее — скольжу и скатываюсь вниз по склону.

Сквозь щель между прикрывающими машину кусками брезента я пролезаю внутрь и засыпаю. Меня будит шум заведенного мотора.

Я забываю. Забываю и удаляюсь. Опять погоня, опять бегство. Корабль. Город. Я вспомнил это место лишь теперь. Оно всплыло из тьмы в моей памяти вместе с другими неясными, размазанными, как в тумане, образами.

Я громко, пронзительно пищу, пытаясь проснуться. От этого крика и ощущения горячих камней под лапками сознание возвращается ко мне — я начинаю понимать, где я, куда я вернулся.

А может, я все ещё там, и окружающий меня мрак — это ночная тьма над холмом, окруженным вонью бензина и выхлопных газов, запахами машинных масел?

Я топчусь по каменистой земле вокруг столба, с которого стекает кровь. Жажда мучает меня все сильнее, болят высохшие десны. И к тому же ещё ветер — сухой, горячий, гнетущий.

Всюду опасность. Я не знаю, не кинется ли на меня в следующее мгновение самец или самка из этой пары разъяренных крыс. Самка появилась здесь во время стоянки в порту и связалась с постоянно живущим на корабле молодым самцом.

Своими крайне жестокими атаками они вызывают ужас у всех корабельных крыс. От них нет никакого спасения. Они вездесущи и могут застать врасплох в любую минуту. Ночью я часто покидаю трюм и по вентиляционным трубам выбираюсь на палубу.

Уж лучше находиться на открытом месте, чем ждать во тьме неожиданного нападения, которое может закончиться смертью. Эта пара крыс устроила свое гнездо в моем трюме, и я стал главным объектом их преследований. Уверенные в своих силах, они стремятся завладеть всем кораблем, гоняя с места на место немногочисленных крыс-одиночек. Их преследования очень мучительны. Они бесшумно подкрадываются к спящей или поглощенной едой крысе и атакуют сбоку, кусая в шею, прыгая сверху на спину, нанося сзади укусы в хвост, хребет и мошонку.

Их агрессивность резко возросла, когда самка начала готовиться к тому, чтобы произвести на свет потомство. Трудно стало найти безопасный угол, потому что эта пара стремилась очистить всю территорию корабля от чужаков, не принадлежащих к их новообразованной семье.

Самец в основном охотился на самцов, а самка — на самок, но часто они бросались на жертву вместе, вдвоем. Запуганные, живущие в постоянной опасности, уставшие от бессонницы крысы стали болеть, падать, умирать. В разных местах я натыкаюсь на покусанных, с порванной шкурой, покрытых струпьями и ранами крыс, готовых в любую минуту сорваться с места и бежать, пугающихся каждого шелеста и шороха. В закоулках машинного отделения я обнаружил труп истекшего кровью самца с глубокой раной на шее. Не найдя лучшего места, он спрятался здесь — между гудящими, трясущимися стальными листами. Это последнее, не считая палубы, убежище, где можно было чувствовать себя в безопасности.

Я жду, когда корабль пристанет к берегу.

Каждая секунда заполнена страхом. Страх отбирает сон, ослабляет, лишает воли. Я нахожу все больше сдохших от истощения, искусанных крыс.

Мы причаливаем к берегу. Не считая той пары и их только что родившегося потомства, я — последняя оставшаяся на судне в живых крыса.

Я заблудился. Напрасно я пытаюсь вырваться из замкнутого круга дворов, подвалов, котельных, помоек, нор, каналов. Каждая попытка заканчивается возвращением. Обескураженный бесплодными стараниями, я бегаю кругами, стараясь вспомнить дорогу, приведшую меня сюда. Я перепрыгиваю через пороги, протискиваюсь в щели, взбираюсь по растрескавшимся стенам домов и снова возвращаюсь в подвал, который недавно покинул. Огромные горы ящиков, старой мебели, тряпок, бочек, рухляди создают здесь очень подходящую для меня обстановку, но я не могу здесь остаться — меня выгонят крысы. Я останавливаюсь перед отверстием, ведущим в гнездо. Может, оттуда есть другой выход?