Когда мы встретимся вновь (СИ) - Лабрус Елена

И нашла.

Они даже не запутались с носами и волосами. Не замешкались. И не смутились.

То, что их связывало, всегда было больше, чем дружба.

То, что тянуло друг к другу — сильнее, чем родство душ, когда оторвать одну от другой, не повредив — невозможно.

То, что заставляло жить и верить — дольше самых долгих зим, что их разделяли, отчаяннее одиноких вечеров, что они провели не вдвоём, громче слов, что друг другу не сказали и упрямее всего, что было «против».

Любовь!

Чистейшей выдержки. Тончайшей чеканки. Кристальной чистоты.

Одна на двоих. Неделимая. Нерушимая. Безграничная.

Вечная.

Они очнулись, что, оказывается, не одни, только когда Эрику уже требовательно дёргали за одежду.

— Мам-а. Мамочка-а. Мам-а, — настойчиво твердили два детских голоса.

— Прости! — выдохнул Илья, нехотя отпуская Эрику, и, наверно, смутился бы, что они целовались, если бы она, не сводя с него глаз, вдруг не прикусила губу. Ещё эти бровки домиком, что всегда предвещали какую-нибудь подставу.

Она сделал шаг назад. Потом ещё один. И, обняв детей, что выглядывали из-за неё с двух сторон, вцепившись в пальто, слегка подтолкнула их вперёд.

Илья присел, чтобы малышам не пришлось задирать головы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 51. Илья

— Привет! — улыбнулся он, сначала посмотрев на мальчишку, что уставился на него серьёзно, насуплено. А потом на девочку со смущёнными ямочками на щеках.

— Данила Ильич, — первым протянул руку мальчик.

— Очень приятно, — пожал её Илья. Ильич, значит? И тут же сам себе ответил: ну да, Алый — это же фамилия, зовут-то его Илья. — Илья Михалыч, — представился он.

— А это моя сестра Глафира, — показал на девочку Данилка. — Мы близнецы.

— Глафира Ильинична, значит? — Илья повернулся.

Девочка восторженно разглядывала его пару секунд, совсем как Эрика прикусив губу, а потом вдруг спросила:

— Ты наш папа?

— Я? — опешил Илья.

Что?! Колени потянуло вниз, но встать на них он не успел, потому что получил толчок в грудь и шлёпнулся на задницу.

— Гончаров! — присела перед ним Эрика и сокрушённо покачала головой. — Я сейчас тебя стукну. Больно.

— Но этого же не может… Так же не… — заикался он, ловя ртом воздух. И замолчал под её суровым непреклонным взглядом, которым собственно всё было сказано. Сглотнул вмиг пересохшим горлом и переспросил:

— Они — мои?

— Они наши, — как отрезала Эрика, а потом улыбнулась. — А ты сидишь в луже.

— А вот это я чувствую, — приподнял Илья одну бровь, покосившись на детей. — О-о!

И сначала хмыкнула Эрика. А потом засмеялись и дети. Искренне, заливисто, как наверно, только дети и умеют смеяться.

— Погоди-ка, — достала она телефон. И пока дети, смеясь, тянули его за руки, помогая подняться, даже сделала несколько снимков.

Только она так могла: огорошить новостью, а потом невозмутимо снимать его вытянувшееся потрясённое лицо на камеру. Но что лицо — то, что происходило у него в душе, было покруче землетрясения или извержения вулкана. И сердце толчками выталкивало кровь, что будто хлестала струями из всех разом вскрывшихся вен. Что ему было до мокрой задницы, когда он весь взмок хоть выжимай, ведь он только что узнал, что Она его ждала и это Его дети.

— Я, конечно, знал, что буду плакать, но не думал, что от смеха, — услышал Илья знакомый голос, который сейчас услышать совсем не ожидал.

— Папа?! — всё ещё не отпустив детские маленькие горячие ладошки, с удивлением уставился на отца Илья. — Но что ты здесь…

— Папа?! — прозвучал эхом возглас Эрики. — Майк, ты?.. — она открыла рот, но глядя то на отца, то на Илью больше ничего не могла сказать.

А потом вдруг с ужасом уставилась на его лысую голову.

— Нет, — сделала она шаг назад и всё качала и качала головой. — Нет!

А на счёт её невозмутимости Илья всё же ошибся. И до того, как Эрика успела отвернуться, чтобы никто не видел её слёз, он поймал её за руку и прижал к себе. Крепко-крепко.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И мученически посмотрел на отца:

— Зачем? Зачем ты сказал? — только что не взвыл он.

— Так вышло, — в отчаянии развёл руками отец.

Но Илье сейчас было не до него.

— Эй, эй, Макс, ну ты чо как девчонка, — пытался он заглянуть в лицо безутешно рыдающей у него на груди Эрики, зная, как злиться она на прозвище «Макс».

— Я и есть девчонка, Гончаров! — подняла она на него ещё заплаканное, но уже лицо вредины.

— Я жив. Жив. Подумаешь, немножечко заболел, — вытирал он большими пальцами её слёзы и потёкшую тушь, уговаривая. — Не оплакивай меня заранее. Не пугай детей.

Эрика молча кивнула. А потом сняла с себя шапку и нахлобучила на его лысую башку.

Дети снова засмеялись — Илья гримасничал, пока Эрика натягивала шапку ему на уши.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 52. Илья

— Папа! — подёргала Илью за руку Глафира во время пытки шапкой. — Ты знаешь Майка?

— Не уверен, что знаю, — поднял Илья глаза на отца. — Но если я ничего не перепутал, то он ваш дедушка.

— Мама? Майк наш дедушка? — переспросил Данил.

— Да, дети, — кивнула Эрика и решительно развернулась. Папа, — показала одной ладошкой на Илью. — Дедушка, — показала второй на отца. — Глупая женщина, — положила обе ладошки себе на грудь, — которая могла бы и сама догадаться.

Она демонстративно отвернулась от Майка, а Илья не смог сдержать улыбку: она всё такая же! Будь у неё в руках портфель, она бы треснула им сейчас отца, не задумываясь, и гордо обиженно отвернулась.

— Эрика, я сам только сегодня утром понял, — виновато схватил её за рукав отец.

— О чём? — развернулась она, вырвала руку. — Что Илья твой сын?

— Нет, конечно, — оправдывался отец. И Илья мог только догадываться что происходило, но догадаться было нетрудно.

— А давно вы знакомы? — спроси он Эрику и обнял прильнувшую к нему Глафиру.

— Несколько дней, — расстроено вздохнул отец. — Эрика, я собирался сказать, правда. Но я не мог, не поговорив с Ильёй.

Она обречённо выдохнула, подняв голову к небу, а потом буквально привалилась к Илье и обхватила его под расстёгнутым пальто.

— Всё, не хочу больше ничего знать. Поехали домой, а?

Илья осторожно отпустил Глафиру и обнял Эрику двумя руками. Прижался губами к её волосам:

— Поехали.

— Мама, а Новый год скоро? — подёргал её за пальто Данил.

— Да вашу ж меня! Новый год! — отстранилась Эрика.

— А я как всегда усну, — грустно вздохнула Глафира.

— Сегодня не уснёшь, — подхватила её на руки Эрика. — У нас правда дома шаром покати.

— Зато у нас всего наготовлено, — поднял Илья на руки Данилку. — Поехали к нам.

— Ладно, вы езжайте, — неловко топтался отец. — А я к себе.

— Нет, Михаил, как там вас по батюшке, — развернулась Эрика с Глафирой на руках, — мы все едем к нам. И не вздумывайте отказываться. А то придётся использовать запрещённый приём. Правда, дети?

— Да!!! — закричали они хором.

Илья понятия не имел, что это за приём, ещё и запрещённый, но судя по тому как отец испугано прижал руки к груди, а дети засмеялись — очень действенный.

— Тогда вы езжайте вперёд, — глянул отец на часы, — а я… буду попозже.

— Майк, мы будем тебя здать, — протянула к нему руки Глафира. — Ж-ждать.

— Куда я теперь от вас, — обнял он её одну, а потом вместе с Эрикой. — Не сердись, — слишком близко стоял Илья, чтобы не слышать отца, хоть и он говорил тихо. — Мне жаль, что ты узнала именно так. Но я даже представить не мог…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А я рада, что вышло именно так, Майк, — ответила она.

И вложила свою руку в протянутую ладонь Ильи.