Шиш вам, а не Землю! - Валентин Февраль

Кондратий, нехотя, поплелся к складу — длинному, неказистому сооружению с висящей на одной петле, обшарпанной дверью.

Часть неба к этому времени закрылась низкой облачностью, прикрыв, таким образом, некоторые из висящих над горизонтом планет. Две из пяти. И теперь тело разведчика отбрасывало не пять теней, что являлось на планете очень хорошей приметой, как уже знал Кондратий, а только — три.

Кондратию даже через стены склада-барака было слышно, как стартовали в облачное небо Фомальдегауса одна за другой ракеты Звездной Гвардии, своим ревом перекрывая осипшие голоса офицеров, выкрикивающим вдогонку поднимающимся кораблям богохульства и проклятия.

— Кто так взлетает, свиньи? Разве вас так учили взлетать? Пять нарядов вне очереди каждому, чтобы неповадно было позорить доблестную фомальдегаускую армию, недоумки!

Из беспорядочных, гортанных выкриков офицеров Кондратий определил, что ракеты летят на Фарагосс. Но, что собираются делать рейнджеры на Фарагосе, ему было непонятно.

Очень скоро Кондратий отыскал подходящий комбинезон и примерил эту нехитрую пятнистую одежонку. Было в самый раз. Он-то думал, что придется одевать бриджи с прорезью для хвоста. Но брюки оказались практически земного фасона и это успокоило Кондратия. Конечно, определенные и несомненные удобства в прорези на заднем месте фомальдегауских брюк есть, но не всегда это эстетично и прилично.

Он уже напяливал широкую, как таз для варки варенья, каску себе на голову, когда услышал сбоку громкий шепот.

Шепот не просто был громким, но в нем еще сквозили и нотки озабоченности за жизнь обладателя этого шепота, жизнь Кондратия и за чью бы то ни было жизнь вообще.

— Эй, приятель! — сказал шепот. — Ты, что, оглох! Я у кого спрашиваю?

— Не знаю, — сказал Придуркин первое, что пришло на ум.

— Вот и я говорю, — сказал шепот. — Совсем обнаглели эти чешуйчатники, а? Пора бы взяться за них, как следует.

Возглас ликования едва не вырвался из груди Кондратия. Наконец-то, он встретил кого-то своего! Но что-то удержало его от легкомысленного поступка.

— Допустим, — осторожно сказал он.

— «Допустим — передопустим», — передразнил голос, который, как теперь определил Придуркин, раздавался со стороны контейнеров с напалмом, что стояли в самом конце склада. — Ты, что, не узнал меня? Это же я Матрена Федоровна, етить твою налево! — сказал все тот же этот мужской бас. — Агент -000002!!

— Какая ты Матрена Федоровна, когда тебя не видно? — позволил себе немножко усомниться Кондратий.

— Я стесняюсь, — ответил голос застенчиво. — Я голая. Видел, когда-нибудь голых женщин на картинах? — внезапно поинтересовался голос. И в его голосе, как показалось Придуркину, послышались волнующие интонации.

Картин таких Придуркин не видал, потому что в музеи, не то что бы принципиально, а просто не ходил и потому честно признался: — Только — на картах!

— Там и я была!!! — признался мужской голос с фальшивым придыханием. — На этих картах!

— Не хило, — односложно ответил Придуркин. — Так оденься, если стесняешься ходить по складу голой. Вон сколько одежды, — повел он рукой. — Мне счас обнаженка — до одного места. Мне бы домой. Нах хаус, — пояснил он.

— Понятно, — протянул голос. — А, эти, чешуйчатники уже слиняли?

— Еще не все, — сказал Придуркин. — Последние линяют. И я должен с ними линять, — вздохнул он откровенно.

— А ты забей на это дело, — тихо посоветовал голос. — Пошли они все! — пробился его голос сквозь рев ракет, от которого пол под ногами Придуркина ходил ходуном. Голос в конце склада притворно вздохнул и что-то не понравилось Кондратию в этом голосе. Но, тем не менее, он подошел к одному из стеллажей с винтовками и освободил из зажимов одну. — Ах, как я ненавижу чешуйчатников! — продолжал между тем голос гнуть свою линию сладкоелейно, даже приторно.

Кондратий не стал подходить к голосу слишком близко, а только протянул ствол винтовки и ткнул им в угол, образованный стенкой бака и дощатым полом. Громкий металлический лязг стосильного фомальдегауского капкана оповестил Кондратия о том, что разведчик правильно сделал, что не бросился в объятия к голосу сразу, лишь только услышал его.

— Объект задержан и обездвижен! — будничным тоном возвестил капкан. И представился: — Фомальдегауская ловушка-побрехушка номер десять. Конец связи.

Кондратию стало не по себе. Только что он едва не угодил в мощные челюсти самого отвратительнейшего из изобретений подлой выдумки извращенного в хитрости фомальдегауского ума.

— Ни фига себе, — сказал он с легким возмущением. — Эти фомальдегаусцы с их параноидальной шпиономанией едва не покалечили меня! Я давно догадывался, еще на Земле, что все они — маньяки и сволочи!

Тут Придуркин врал. На Земле он еще и не догадывался о существовании фомальдегауской цивилизации.

— Эй! Ты долго там будешь копаться?! — донеслось снаружи и в двери склада появилась фигура знакомого Кондратию, командующего погрузкой, офицера. Фигура погрозила Кондратию кулаком. — Живо мне! — И офицер исчез.

Кондратий хотел спрятаться в складе и переждать погрузку. Благо, места здесь было валом. Но, что-то удержало его от этого шага. И он, с гримасой брезгливости на лице, высвободил винтовку из стальной пасти, а затем, закинув ее себе за спину, затрусил к последней, еще не взлетевшей ракете.

По дороге Кондратий думал о том, что, если бы он поддался на провокацию электронного устройства, сконструированного специально для того, чтобы тестировать новичков-гуманоидов на предмет склонности к предательству, его бы уже, пожалуй, заковывали в наручники агенты госбезопасности Фомальдегауса. В армии Фомальдегауса, ведь, служили не только чешуйчатники, но и гуманоиды из разных миров. Некоторые из них сочувствовали обширному лагерю гуманоидов, противостоящих Фомальдегаусу. Вот для таких и предназначались провокаторы-ловушки!

Во всяком случае, вызывающие подозрение без устали отлавливались на планете и беспощадно расстреливались на месте.

Фиолетовые языки пламени, выбивавшиеся из-под кормы последней на ракетодроме ракеты, уже лизали шершавый, почерневший бетон, когда Кондратий подбежал к люку. Офицер нетерпеливо махал рукой, стоя в проходе. И Кондратию пришлось повернуться боком, чтобы протиснуться в узкое отверстие, оставленное мощным торсом фомальдегаусца.

Когда Кондратий сел на единственное свободное место, ракета оторвалась от земли и устремилась в небо, успев взлететь на высоту не менее, чем в пятьдесят километров прежде, чем чертыхающемуся дежурному офицеру удалось закрыть очень некстати заклинивший люк.

Слегка пригладив пальцами, подпаленные реактивным пламенем, но уже припорошенные космическим инеем, усы, офицер рухнул в противоперегрузочное кресло и вяло выругался. А за ним принялись материться и новички-рейнджеры. Перегрузка вдавила их в кресла так, что они едва не уписывались.

— Хорошо летим, — попытался разрядить обстановку Кондратий. — Узнать бы только цель экспедиции!

Ракета фомальдегаусцев тем временем уже рассекала чернильную тьму космоса, оставив далеко позади желтоватый шар планеты чешуйчатников.

— Лучше некуда! — ругнулся еще раз офицер. — По мне бы, так уж лучше сидеть дома перед зутавизером и почесывать спинки этих маленьких негодников, моих сопливых детишек-чешуйчатников. Но твоя мысль о рассекречивании страшной военной тайны мне понравилась, салабон, — кивнул он Кондратию. — Случаем, ты не инопланетный шпион? — спросил он и изобразил дурашливый ужас на морде, от чего остальные бойцы фомальдегауской гвардии буквально скорчились от смеха в своих противоперегрузочных креслах. — Сейчас, ведь, предательство в моде, — улыбнулся он обворожительно.

— Есть немного, — ответил Кондратий, сам удивляясь тому, с какой легкостью он балагурит с этими, в общем-то, враждебными ему существами.

— Слушай меня, салапеты! — обратился офицер к пассажирам ракеты. — Ни одна живая тварь не должна знать, куда мы летим! Поняли? Но так уж и быть, вам я порасскажу что и почем. Хрен с вами, гнидами. Все равно тайну эту унесете с собой в свою гребаную братскую могилу. Ибо вы — смертники, смертниками и умрете, пушечное вы такое-растакое мясо, мать вашу и так и разэтак! — Ругаться этот полоумный офицер, что ни говори, был мастак. И, именно, эта его удалая особенность нравилось больше всего тем из рейнджеров, которые закосили в армию от тюрьмы, а не из патриотических побуждений нарядились в серо-зеленый камуфляж. — Вы, сосунки, еще понюхаете у меня пороха, — орал офицер, озабоченно подкручивая опаленные усы, — или я не отвечаю за свой базар, придурки!.. — Он задумался. — Операция, на которую мы летим, называется, лоботрясы, «Захват и узурпация власти на Фарагоссе». Вы все поняли меня, дерьмо сабробачье и олухи царя небесного?!