Рысь - Урс Маннхарт

Штальдер подошел, отыскал булавку, обозначавшую Рену, посмотрел, что находится поблизости, и выдернул ее.

Пауль Хильтбруннер привез новости из Патологоанатомического института. Проведены еще не все исследования. Определили ушиб спины, который, однако, не мог стать причиной смерти. Судя по всему, Рена отравилась крысиным ядом.

– Крысиным ядом? – удивленно переспросил Штальдер. Стоявший в кухне Геллерт обернулся к Хильтбруннеру.

– Да, крысиным ядом, – подтвердил тот. Во всяком случае, в желудке нашли следы вещества, которое сегодня добавляют лишь в тартановые покрытия или для подновления изоляционных материалов, но два десятка лет назад использовали в бумажной промышленности и при производстве некоторых крысиных ядов.

Штальдер допытывался названия крысиного яда.

Хильтбруннер сказал, что точного наименования никто не называл.

Спустя почти час Штальдер, Хильтбруннер, Геллерт и Лен отправились по следам, оставленным Леном в заснеженном лесу над домом Ханса Рёлли. Неся на плечах рюкзак с медикаментами, первым шел Штальдер. За ним поспешал Хильтбруннер, у которого с собой не было ничего, кроме карты и нескольких резиновых перчаток, а за Хильтбруннером, с двумя сетями на плечах – Геллерт и Лен. Никто особенно не надеялся найти детенышей живыми. Мужчины шагали по петляющим среди леса следам. Штальдер задавал темп.

– Чего можно ожидать от этого Рёлли? – поинтересовался Хильтбруннер.

– Не знаю, – отозвался Лен, не слишком уютно чувствовавший себя в новой роли. Ему казалось, он может создать у остальных неправильное представление, но он таки рассказал все, что знал о Рёлли. Выставил его старым хрычом, каким и считал. Хильтбруннер отказывался верить, что старик без труда управляется с Интернетом.

Штальдер считал бессмысленными всякие спекуляции, пока не прояснятся причины и обстоятельства смерти.

Геллерт, похоже, отчаялся.

– Вечно мы на шаг позади. Охотники отстреливают по лесам свои патроны, а мы бегаем по пятам и считаем убитых. Если этим летом снова задерут столько же овец, то прикончат еще больше рысей, и некого нам будет переселять в Восточные Альпы.

– Хочешь посадить всех рысей за парту и научить не есть крысиный яд и не охотиться на овечек? – не оборачиваясь, спросил Штальдер. – Дело не в рысях, а в овцеводах.

– В овцеводах и в государстве, – уточнил Хильтбруннер. – Если государство предоставит кантонам право на отстрел, люди снова начнут ему доверять. Я надеюсь на новую концепцию «Рысь-Швейцария».

– Ты это серьезно? – спросил Штальдер, обернувшись, чтобы заглянуть Хильтбруннеру в глаза. – Ты все еще думаешь, что право на отстрел должно быть у кантонов? Федерализм, значит?

– Кантоны нужно подключать, особенно из-за будущих переселений.

Штальдер снова повернулся вперед и, шагая по следам Лена, заерничал:

– Тогда давайте и науки по кантонам разобьем и при въезде в каждый кантон будем собирать дорожные пошлины. Пусть у каждого кантона снова будут свои монеты. И свой проект по рысям. Ты будешь возглавлять бернский, Геллерт – фрибурский, а я осяду в Во.

– Твоя критика совершенно неуместна, – проворчал Хильтбруннер. – Надо прийти к компромиссу.

– Решение о том, когда пристрелить нанесшую ущерб рысь – не тема для компромиссов, – возразил Штальдер, развернулся и остался стоять, загораживая Хильтбруннеру дорогу.

– В нашем случае идти на компромиссы, значит, попустительствовать произволу, – продолжил Штальдер. – Тогда во Фрибуре, где кое-какие правительственные советники лоббируют интересы охотников, рыси достаточно будет всего лишь приблизиться к овечьему стаду, чтобы получить пулю в лоб. На компромиссы должны идти овцеводы, а не ученые. Если государство отдаст кантонам право на отстрел, мы окажемся заложниками исторически сложившихся структур, безразличных и к животным, которых мы исследуем, и к науке.

Хильтбруннер разглядывал стоящего перед ним Штальдера. Геллерт и Лен с сетями на плечах уперлись в Хильтбруннера.

– Исторически сложившиеся структуры, – передразнил Хильтбруннер. – Ты, наверно, забыл, что в проекте работаешь не только как ученый, но и как человек, которому приходится иметь дело с другими людьми. Нравится тебе это или нет, но тем, кто живет здесь в Альпах до чертиков важна их принадлежность к кантону Попробуй назвать какого-нибудь фрибуржца бернцем, и ты поймешь, что я имею в виду.

– Скоро уже лисьи следы начнутся, – попробовал сменить тему Лен. Но Штальдеру и Хильтбруннеру надо было договорить.

– Может, в последние тридцать лет кантоны и были неким якорем самоидентификации, – продолжил Штальдер. – И еще лет тридцать будут ими оставаться. Традиционные ценности постепенно уходят, горцы становятся горожанами. Сходи в цвайзимменскую школу, и ты поймешь, о чем я. Если мы хотим заниматься проектом научно, то решение, когда отстреливать нанесшую ущерб рысь, нельзя передавать кантонам и местным, оппортунистским и продажным политикам, чье мнение зависит от мнения окружающих их людей. Для рыси – это все еще вопрос жизни и смерти.

– И ты не хочешь решить его в пользу жизни. Пока государство, не предоставляя кантонам прав на отстрел, дает понять, что не доверяет им, люди здесь будут злиться все больше и больше.

– Те, кто готов отстреливать рысей, давно уже утратили веру в политику. Им никаких разрешений не нужно.

– Может, пойдем уже? – спросил Геллерт. Не дождавшись ответа от Штальдера и Хильтбруннера, он прошел мимо них и двинулся дальше вместе с Леном.

– Не думаю, что число разрешенных кантонами легальных отстрелов будет больше нелегальных. Особенно если после отрубленных лап и Рены все продолжится в том же темпе, – сказал Хильтбруннер.

Некоторое время Хильтбруннер и Штальдер хранили молчание.

– Ты просто не хочешь понять моих аргументов, – подытожил Штальдер. Развернулся и пошел вслед за удалившимися уже метров на тридцать Геллертом и Леном.

– А ты никак не поймешь, что есть и другие аргументы, – резюмировал Хильтбруннер и тоже двинулся следом.

Чуть позже Лен с Геллертом остановились и подождали спорщиков. Лен указал на лисьи следы. Штальдер, Хильтбруннер и Геллерт бегло осмотрели их. Наконец они добрались до того места, где лежала Рена. Лен рассказал, как нашел ее.

– Что скажете? – поинтересовался Геллерт.

– Не самое труднодоступное место, – ответил Штальдер. – Старый жилистый альпинист сюда без труда заберется.

– Это не место преступления, – обратился к Штальдеру Хильтбруннер. – Это лишь то место, где Рена в изнеможении упала. Кто знает, сколько она пробежала после отравления.

Тщательно изучив все вокруг, они поделили между собой лисьи следы, чтобы системно проверить, куда те ведут. Вскоре метрах в двухстах от того места, где умерла Рена, Штальдер обнаружил труп косули и позвал остальных. На косуле были типичные следы от рысьих укусов. Задняя часть туловища была съедена. Вокруг косули виднелись лисьи следы.

Не успел Хильтбруннер дойти до косули, как у него зазвонил телефон.

Звонила его жена Марианна. Она рассказала, что проведен более подробный анализ вещества, это крысиный яд французского производства, который называется mort-aux-rats rapide. Распространялся и во французской Швейцарии. В начале восьмидесятых его сняли с производства, а в восемьдесят шестом запретили использовать по всей стране.

13

В ближайшие недели он несколько раз сходит к Пульверу перекинуться в картишки, сказал Альфред Хуггенбергер жене. Ее отвращение к карточным играм было неизменным, и ему это нравилось. А вот что ему никак не могло понравиться, так это пронизывающий ветер, гребенкой прочесывающий лес. Альфред Хуггенбергер вздыбил брови и поглядел на раскачивающиеся верхушки деревьев, потом снова опустил глаза на Нижнюю Зимментальскую долину, на окутанную сумерками дорогу, которая разрезала надвое деревню Латтербах и пролегала на двести метров ниже той тропы, по которой он шел. Если егерь Карл Шпиттелер не ошибся, то ждать оставалось недолго. Прямо над мишенями стрелкового клуба шедшая от Латтербаха тропа резко забирала вверх, и Хуггенбергер знал, что он находится в нужном месте. Скоро, чтобы не сбиться дороги, ему понадобится фонарик. Стерев со лба пот тыльной стороной ладони, Хуггенбергер пониже натянул красно-сине-белую шапочку Швейцарского кредитного общества, чуть ослабил лямки рюкзака и приступил к восхождению.

Альфред Хуггенбергер думал о том, не помешает ли ему такой сильный ветер. Не учует ли его рысь. Зато благодаря ветру будут неслышны его шаги. Хилого Рустерхольца в такую погоду сдует с ног. Прежде чем он задумается, как ему выиграть пари, рысь уже будет у его порога. На счет Хуггенбергера поступят три тысячи франков, и станет меньше одной из тех рысей, что сейчас задирают в Лауэнентальской долине немногочисленных серн, а летом могут приняться за его овец.