М - значит магия - Нил Гейман

И это было правдой.

Они летели на маленьком самолете, потом на большом самолете, потом на самолете поменьше, на дирижабле, на воздушном шаре и на монгольфьере, потом пересели в поезд и, наконец, забрались во взятый напрокат джип.

Они пронеслись по улицам Каира в грохочущем джипе. Они проехали мимо старого рынка, потом свернули на третью по счету улицу (а если бы поехали дальше, остановились бы у сточной канавы, которая когда-то была арыком). Сам Мустафа Штрогейм сидел прямо на улице в древнем плетеном кресле. Все столики и столы стояли вдоль улицы, а улица была не сказать, чтобы слишком широкая.

– Друзья мои, добро пожаловать в мою каву, - воскликнул Мустафа Штрогейм. - «Кава» по-египетски означает «кафе» или «кофейня». Не желаете чаю? Или партию в домино?

– Мы желаем, чтобы нас провели в наши комнаты, - буркнул Джеки Ньюхаус.

– Только не я, - заявил Зебедия Т. Крокастль. - Я буду спать на улице. Погода нынче теплая, а вон та ступенька на взгляд очень удобная.

– Мне кофе, пожалуйста, - сказал Огастус Два-пера Маккой.

– Слушаюсь, господин.

– У вас есть вода? - спросил профессор Манделей.

– Кто это сказал? - удивился Мустафа Штрогейм. - Ах, это были вы, любезный серый человечек. Прошу прощения, ошибся. Мне сначала показалось, что вы чья-то тень.

– Мне принесите «шай соккар боста», - надменно сказала Вирджиния Бут, имея в виду стакан горячего чая на блюдце с кусочком сахара. - И я не прочь сыграть в нарды, если найдется достойный соперник. Нет в Каире таких игроков в нарды, кого я не обыграла бы - дайте только вспомнить правила.

Огастуса Два-пера Маккоя провели в его комнату. Профессора Манделея провели в его комнату. И Джеки Ньюхауса провели в его комнату. На это не потребовалось много времени - это была одна и та же комната. Позади нее была комната Вирджинии, а в третьей комнате жили Мустафа Штрогейм и его семейство.

– Что это вы пишете? - спросил Джеки Ньюхаус.

– Записки, анналы и протоколы Эпикурейского клуба, - ответил профессор Манделей. Он что-то вписывал в большую тетрадь в кожаной обложке маленькой черной ручкой.

– Я запротоколировал все наше путешествие, и описал все, что мы ели по дороге. И когда мы будем есть птицу-солнце, я буду продолжать писать, чтобы оставить для грядущих поколений подробные сведения обо всех оттенках ее вкуса и запаха, о каждой капле сока, о каждом волоконце мяса.

– А Крокастль рассказал, как именно он собирается готовить птицу-солнце? - спросил Джеки Ньюхаус.

– Рассказал, - кивнул Огастус Два-пера Маккой. - Он говорит, надо взять банку пива, и отлить так, чтобы осталась примерно треть. Потом в пиво надо добавить трав и пряностей, выпотрошенную птицу насадить на банку и поставить на решетку барбекю. Он говорит, это и есть традиционный способ.

Джеки Ньюхаус хмыкнул.

– На мой взгляд, это подозрительно современный рецепт.

– Крокастль говорит, что это традиционный способ приготовления птицы-солнце, - повторил Огастус.

– Говорил и говорю, - заявил Крокастль, поднимаясь по лестнице. Дом Мустафы Штрогейма был невелик, так что лестница шла не так уж далеко от комнаты, а стены были не такими уж толстыми.

– Самое древнее пиво в мире - египетское, и египтяне готовят на нем птицу-солнце уже больше пяти тысяч лет.

– Однако пивная банка - это сравнительно недавнее изобретение, - возразил профессор Манделей, когда Зебедия Т. Крокастль появился в дверях. В руках у него была кружка, от которой поднимался пар, как от чайника, а в ней - турецкий кофе, черный, как деготь, и идущий пузырями, как битум в смоляной яме.

– Горячий у тебя кофе, - заметил Огастус Два-пера Маккой.

Крокастль опрокинул половину содержимого чашки в глотку.

– Да нет, - сказал он, - не особенно. А пивная банка - не такое уж новое изобретение. В старину мы делали их из сплава меди и олова, иногда добавляли немного серебра, иногда - нет. Тут уж все решал кузнец, смотря что у него было под рукой. Нужно было, чтобы банка держала жар. Я вижу сомнение на ваших лицах. Господа, посудите сами: конечно же, у древних египтян были пивные банки, иначе в чем им держать пиво?

От столиков, расставленных вдоль улицы, раздался хор горестных воплей. Вирджиния Бут уговорила местных жителей сыграть в нарды на деньги, и теперь обирала их подчистую. В нарды она могла надуть кого угодно.

Позади кофейни Мустафы Штрогейма был дворик, а на нем - полуразвалившаяся кирпичная жаровня, поверх которой лежала оплавившаяся местами железная решетка, и древний дощатый стол. Весь следующий день Крокастль провозился у жаровни, перекладывая кирпичи и смазывая решетку.

– Ее, наверно, уже лет сорок не разжигали, - сказала Вирджиния Бут. Никто уже не садился играть с ней в нарды, а ее кошелек разбух от мятых пиастров.

– Где-то так, - сказал Крокастль. - Может, чуть дольше. Слушай, Джинни, займись полезным делом. Я тут составил список, чего нужно купить на рынке. По большей части травы, специи и щепки дерева разных пород. Возьми одного из детей Мустафы Штрогейма, пусть идет с тобой и переводит.

– С удовольствием, Красти.

Остальные трое эпикурейцев нашли себе другие занятия. Джеки Ньюхаус подружился с жителями окрестных домов, которые с восхищением взирали на его элегантные костюмы и с восторгались его умением играть на скрипке. Огастус Два-пера Маккой подолгу гулял. Профессор Манделей занялся переводом иероглифов, выдавленных на глиняных кирпичах жаровни. По его словам, только глупец мог бы предположить, что жаровня на заднем дворе Мустафы Штрогейма была некогда посвящена Солнцу.

– Мне, как человеку разумному, - утверждал он, - сразу видно, что эти кирпичи раньше составляли часть кладки в стене некоего храма, впоследствии, с ходом тысячелетий, разобранного и использованного в хозяйстве. Вряд ли эти люди могут представить себе всю ценность этого предмета.

– Еще как могут, - ответил Зебедия Т. Крокастль. - А из этих кирпичей никогда не строили никакой храм. Они здесь с тех самых пор, как пять тысяч лет назад мы сложили эту жаровню. А раньше приходилось строить из камней.

Вирджиния Бут вернулась с рынка с полной корзинкой.

– Вот, - сказала она. - Красное сандаловое дерево, пачули, ванильные бобы, пучок лаванды, шалфей, корица, мускатный орех, несколько головок чесноку, гвоздика, розмарин. Все, что тебе было нужно, с лихвой.

Зебедия Т. Крокастль довольно ухмыльнулся.

– Птица-солнце будет в восторге, - кивнул он.

После полудня и до вечера он готовил соус для жаркого, объяснив, что, во-первых, к птице надо относиться с уважением, а во-вторых, мясо птицы-солнце нередко чуть-чуть жестковато.

Вечером эпикурейцы в полном составе расселись в плетеных креслах на улице перед кофейней, а Мустафа Штрогейм с семьей носил им чай, кофе и отвары с мятой. Зебедия Т. Крокастль объявил, что они будут есть птицу-солнце из Солнечного города в день Солнца, то есть в воскресенье, и что недурно было бы накануне воздержаться от еды, чтобы нагулять аппетит.