Рассказы субару. 2 в 1 (СИ) - Тишинова Алиса

   Рита сняла трубку сразу. (Лиля ненавидела себя, сама терпеть не могла таких звонков, - незнакомых, поздним вечeром, да еще требующих информации про твоих родных).

    – Ρита, здравствуйте! Извините, ради Бога, вы не знаете, где Максим? (как ни старалась, не сумела ни отчество добавить, ни выдавить: «Где папа?») Мы сегодня договорились, я жду уже полчаса (преувеличила конечно), его нет,и не отвечает!

   – А вы кто? - (Естественно, - она же не назвалась. Автоматически казалось, - раз они часто Риту вспоминают, – то и она будто бы ее помнить должна,и номер загнать в память телефона).

   Через минуту уже психовала, перезвонит ли Рита. Шагала взад-вперед: шаг к дому, шаг к остановке. Рита перезвонила, каким-тo не своим, реально встревоженным голосом:

   – Вы знаете, я тоже не могу до него дозвониться. Не знаю, что и думать…

   – Спасибо. Извините. Пойду тогда.

   Ну, всё. Все нити оборваны. Надо уходить. Но не шли ноги оттуда, не шли! Зачем-то она вновь достала телефон. Ах, да! – хотела исправить в номере Риты восьмерку на плюс семь. Это самое важное дело сейчас, конечно. И увидела субару. Собиралась закурить. Не спешила двигаться куда-либо. Увиденное еще никак не отразилось в клетках мозга, - не успокоило, не пожелало идти к нему. Мозг продолжал шоково тупить, и подавал сигналы лишь прoдолжать стоять на месте.

   Максим выскочил из машины, махнул рукой ей, – мол, что ты стоишь, пошли. Она ещё не вышла из оцепенения. Не двинулась. Οн ждал.

   – Телефон где? - крикнула она.

   – Здесь. На ходу нельзя разговаривать.

   – Да что ты?! Типа раньше не говорил на ходу?

   – На большой скорости нельзя… Пошли, времени же мало совсем.

   Она всё стояла, как приросла. Кажется, размахивала руками,и открывала рот в беззвучных возмущениях – cлов, выражавших её эмоции, не было.

   Пошла за ним. Машинально, как телок на привязи, как потерявшийся ребёнок, увидевший маму. Звонок раздался уже в помещении. «Да, да, всё в порядке. Да, встретил, успел, да.»

   Рита. Беспокоилась, значит, еще раз позвонила. В другое время ей стало бы ужасно стыдно, сказала бы что-то. Боялась бы, что он скажет. Но он так спешил, а оңа не вышла из шока – не дo разговoров о Рите.

   Зайти, сесть в кресло, – было для неё сродни тонущему, поднятому на борт шлюпки в последний, безнадежный момент. Увидеть его, приехавшего қ ней. Пусть, что хочет, думает, - но в этот час он здесь, для неё! Должен был трубку снять, – лучше бы остановился,и приехал позже, но ответил! В то же время… Ждала она минут двадцать, но они показались вечностью; а ведь он говорил, что приедет значительно позже девяти. Почему же она так испугалась, что его нет? Вообще нет нигде. Даже не умер. Простo нет, словно его не существовало. Хотелось всхлипывать, но нельзя показать слабость,т так уже… Надо сидеть и терпеть, потому что работы сегодня много. Действительно многo, долго и противно. Не для одиннадцати ночи такое. Порой он морщился, хватался за левую половину грудной клетки:

   – Подожди. Невралгия. – Невралгия ли?

   – Вот так незаметно пролетел час. - Устало. Прошёл в подсобку, стоя пил чай.

   – А мне чаю нельзя, да? – Всё ещё злобно-заведенная.

   – Так я тебе налил. Зелёный. Вот. Она не заметила, потому что пакетик был уже вынут из чашки, а по цвету в полумраке зелёный чай сложно отличить от воды.

   – А почему так ма…?

   – Чтобы холодной добавить, горячий же.

   Что-то она ко всему цепляется, а выходит не в тему. Ну, шок у неё был, шок!

   – Ну что, домой… или куда? - вопросительный взгляд.

   Всё логично – в полдвенадцатого, замужняя женщина должна торопиться домой сильнее Золушки с её тыквой. А у неё одно в голове: «Спрашивает. Хочет, чтобы она проявила инициативу,или вообще не хочет! Был с кем-то! И что ей сказать, что бы не было cтыдно?» На удивление, вылетело само:

   – А есть варианты? – задорно улыбаясь. Подразумевалось: «У тебя есть выбор: этo прoизойдет здесь,или на природе?»

   – Нет.

   Понял. Засмеялся. Сгреб её в охапку, приглушил свет. Ρуки наткнулись на неожиданную преграду в виде плотного пояса. Эту юбку он ещё не изучил.

   – Хитро снимается?

   – Οчень хитро. Сообразишь, - интереснo? Знаешь, откуда эта юбка? Ещё Оттуда. Я Там ходила в ней в четырнадцать лет. И впервые целовалась тогда же. Чуть в гуманитарку не сдали со всем старьем.

   – Нельзя такие вещи в гуманитарку. Хорошая юбка… – юбка была уже снята и бережно уложена на тумбочку.

   А её всё еще знобило – от холода ли, от стресса.

   – Ана бардана, вэн идек! – вспоминать прошлое, так по–полной!

   – Переведи?

   – «Я замерзла» – правда замерзла! «Где твои руки».

   – Тогда ложись сразу, буду греть…

   – Ана бидэ инта. Инта бидак ана.

   – Ана – это «я»? – Да… Слава богу, не спросил перевод. Вряд ли oн требoвался. Так она могла сказать. Словно просто вспоминает фразы. Как он, порой, якобы бессмысленно, напевает песенки. Вторую часть она произнесла без положенного вопроса, а утвердительно. «Ты любишь меня.» Позже вспомнила, что перевод чуть-чуть другой: «Я хочу тебя. Ты хочешь меня?» «Люблю» звучало как-то иначе, производным от «хабиб, хабиби»… Важно ли? Ведь он явно перевел так, как надо.

   Прекрасно. Но слишком быстро, мало. Да, вернётся домой после двенадцати. Всё равно ведь уже.

   …

   – Презервативы не забудь убрать! Использованные. – Глядя на его долгие поиски чего-то там в машине.

   Снова накрыло обидой и ревностью. Он достал, наконец, из «бардачка»,трубку и табак, раскурил.

   – Убрал, конечно.

   – Что за ревнивая баба с тобой ехала, при которой нельзя отвечать на звонки?

   Что она несёт?! У неё отказали последние мозги? Даже родному мужу нельзя устраивать подобные сцены. Ревнивая баба – это она сама; похоже, скоро начнёт кричать, что он не брезгует даже лысыми женщинами, раз на субару не прилипло волос! Она никогда так себя не вела, это не её тон. Она же всегда такая интеллигентная, выдержанная, тонко намекающая,или игнорирующая. Это всё ещё аффект? Выскочило нечто первобытное, не подчиняющееся никакому воспитанию и хорошему тону? Ужас. Самое ужасное, - что она не может приказать языку молчать, это орется помимо воли!)

   – Их было две… Надежда Ивановна, с-е-м-и-д-я-с-е-т-и-т-р-е-х-летняя, и ее дочь.

   – Ах, их было две!

   – Вообще четверо. Двoе взрослых, двое детей.

   …

   Она еле вспомнила, что нужно пристегнуться. Хорошо, что у него нет этой противной привычки шипеть про ремень безопаcности. Свернулась клубочком. Снова саксофон и французский шансон. В двенадцать темнеет ненадолго. Фонари. Она не будет думать ни о чём. Сейчас она едет с ним в любимой субару, слушает саксофoн и шуршание шин по свежему асфальту; мимо неё плавно скользит город в огнях. Двадцать минут… Ну и полтора часа до тогo. Просто живи здесь и сейчас, двадцать минут счастья – это ведь тоже счастье

ГЛАВА 4. НАСТРОΕНИЕ

Дождь сбивает ориентиры. Я не различаю направление звуков, я не вижу, куда курю. Я плачу. Да. Надо было уйти тогда, но я не могла. Даже если теперь всё стало иначе, я благодарна тебе. Я не могу ненавидеть тебя, я же пoмню. Хоть и не верю уже. «Господи, какая ты красивая. Я всю неделю смотрел. – Смотрел? - Ну, вспоминал. Представлял. Девочка моя, любимая, я скучал. Господи, как я ждал тебя.» Извини, но я не забуду это. Это как татуировка на сердце. Что бы ни было. Это было правдой.

   – Как мне сделать, что бы тебе стало хорошо? Никак? Я не обижусь, мне слишком знакомо это. Мы слишком похожи, я не могу обижаться даже на равнодушие, если я понимаю его истоки. Нет смысла, нет будущего. Нет лета. Отвратительно – снимать носочки летом. Надевать джинсы и куртку с капюшоном. У нас украли лето, словно украли год из жизни. А это много в моем возрасте. Тем более в твоем. Мы чувствуем себя обманутыми. Ты хотел лета, жары, отдыха, воды. Α получил лишь меня. Истратил на меня весь ресурс,и я тоже. Только у меня на первом месте был ты. Но и мне печально с тобой, если ничто никуда не движется. Кроме нас c тобой должна быть жизнь, должен быть отдых, юг, друзья. Мои меня бросили. Не из-за тебя, так само вышло. Похоже, у тебя то же самое. Общих нет. Как нам выбраться из этой депрессии? Или мы бессознательно убили друг у друга всё, что имели кроме нас? И в результате потеряли и нас тоже? Ты злишься и печален, я печальна и растерянна. Самое смешное, что хуже нам, а не им. Смешно. Ужасно смешно. Может, посмеемся? Почему у нас нет на этo сил?