Трепет сердца - Мелисса Янг

— Да, я наслышан об их путешествиях, — тихо ответил Рейт.

Что-то новое появилось в его интонации. Словно бы он сочувствовал ей, жалел.

— Энни, я понимаю, тебе нелегко все это…

Она застыла, заметив, что он отошел от кровати и хочет приблизиться к ней. Если он сейчас до нее дотронется… Холодок пробежал у нее по спине, и она быстро обернулась, разражаясь торопливой речью:

— Сюда нужно принести свежее белье и полотенца. У меня есть несколько льняных простыней подходящего размера. Они голландские, из приданого моей бабушки. Здесь ведь очень большая кровать.

— Очень, — согласился он, криво ухмыльнувшись. — Тут хватит места для нас обоих и еще для пары валиков.

— Для валиков? — Энн в недоумении посмотрела на него.

— Ну да. Ты кладешь их посередине постели, чтобы поделить пополам. Я слышал, что в свое время уважающие себя герои любовных романов не обходились без них, — сказал Рейт, расхохотавшись.

Энн в ответ слабо улыбнулась.

— Мы не смогли бы ими воспользоваться, даже если бы они у нас были, — вздохнула она. — Патрик увидит. — Голос ее внезапно надломился. — Я никогда не думала, что это будет вот так. Я всего лишь хотела спасти дом.

Рей подошел к ней и обнял с внезапной нежностью.

— Я знаю. Ну ничего, поплачь, если хочешь. Тебе станет легче.

Ей было не до споров и протестов, вдобавок это был какой-то новый, незнакомый ей человек, ставший вдруг ближе и притягательней. И она сдалась. Так хорошо было неожиданно оказаться в чьих-то надежных объятиях, спрятаться на груди, почувствовать защиту, тепло и силу.

Только теперь она поняла, как одинока. Нет больше ни папы, ни дедушки, ни одного любящего, оберегающего ее человека, к которому можно прислониться в трудную минуту.

— Все должно было быть по-другому, — вздохнула она.

— Я знаю, моя славная.

Как утешительно прозвучало это, как успокаивающе! Его голос действовал сейчас так же, как и объятия.

— Рейт, я так боюсь. Что нам делать? — прошептала она.

В ответ он только крепче прижал ее. Наверно, и у него неспокойно на душе, подумала Энн. Иначе он бы так не подчеркивал опасность.

— Есть один способ навсегда избавиться от преследований Пата.

Энн встрепенулась и, оторвав голову от его плеча, заглянула ему в глаза, боясь поверить.

— Ты имеешь в виду — надо открыть всю правду? Признать, что мы пошли на обман? Нет, этого делать нельзя.

Она едва не упала, потому что Рейт вдруг резко отпустил ее, отступил на шаг и отвернулся. Когда он снова заговорил, его голос звучал уже резко, с неприятной, колючей отстраненностью.

— Конечно же, нельзя. Надо сделать так, чтобы признаваться было не в чем. Тогда все станет на свои места. Ты меня понимаешь?

Не дождавшись ответа, он холодно произнес:

— Ладно, Энни, мне пора в контору. Вернусь, как только освобожусь. К счастью, Пат будет слишком занят перевозкой своих конфиденциальных бумаг, чтобы охотиться за тобой в мое отсутствие.

Что произошло? Куда делись эта доверительность, это тепло, которые, казалось, возникли между ними всего несколько мгновений назад? Энн одиноко стояла, озадаченно ежась, как от холода. Куда все это исчезло?

Лучше бы спросить, откуда это взялось, устало подумала она, оставшись одна. И было ли что-либо вообще или ей всего лишь почудилось? Конечно, и речи быть не могло о какой-то эмоциональной близости между ними — ничего похожего никогда не было — и все же так приятно осознавать, что своим объятием он искренне хотел согреть ее, утешить и приободрить, став ей ближе.

Рейт, который желает стать ей ближе? Вот уж полет воображения! Ясно, что он клянет день и час, когда был настолько глуп, что ввязался в эту историю.

Эх, ты-то хоть оцени наши старания, мысленно обратилась она к старому дому, нежно проводя рукой по дубовым панелям, когда выходила из комнаты.

— Приятно видеть постель, застеленную хорошим бельем, — удовлетворенно воскликнула миссис Диджен, отходя на шаг и любуясь на их с молодой хозяйкой работу. Сама деревянная кровать и вся прочая мебель в комнате, а также деревянные панели были отполированы, окна чисто вымыты, медные краны на огромной ванне и на раковине начищены до блеска. И, наконец, огромное ложе было застелено льняными простынями и одеялами и накрыто традиционным покрывалом с ручной вышивкой.

Из-за размеров кровати им пришлось застилать ее вместе, и хозяйка усмехнулась про себя на замечание миссис Диджен о том, что современная мебель сильно облегчает жизнь.

— Попробуй застели такую постель, — говорила экономка. — На ней целая семья разместится.

Семья… Облачко грусти набежало Энн на глаза. В душе нарастало тяжелое, болезненное чувство полного одиночества, ощущение, что нет никого, кто бы разделил с ней ее жизнь. Такое чувство было не знакомо ей раньше. Оно появилось вместе с тем легким холодком тревоги, которым повеяло, когда Рейт разжал свои спасительные объятия, оставляя ее наедине со всеми страхами.

Когда дед составлял свое завещание, он хотел, чтобы в нем жили его потомки, которые бы любили этот старый дом.

Ничего, твердо сказала она себе, в нем будет жить Рейт. Он станет защищать и любить его и когда-нибудь здесь вырастут его дети.

А ее дети — нет. Они будут знать о доме только по рассказам. Горе и опустошенность охватывали ее все сильнее и тем больше угнетали, чем меньше она понимала, что же именно делало ее такой несчастной: мысль о том, что ее дети не увидят Голд Крауна или же неуверенность, что дом вообще сохранится.

Раньше ей не были свойственны собственнические чувства, отнюдь нет, особенно по отношению к дому. К дому или к Рейту?

Легкий тревожный озноб превращался в сильную дрожь. Внутри нее будто неукротимая поросль чертополоха разрасталось горькое чувство сомнения, которое она старалась заглушить смятенной, бестолковой болтовней с миссис Диджен.

Во всем виноват этот чертов дядька, мысленно твердила Энн. Это его присутствие рядом вызывает в ней тревогу и тоску. Только и всего.

VIII

— Кажется, нам пора откланяться и оставить новобрачных наедине.

Свои слова Патрик сопроводил отвратительной елейной улыбкой, которая вызывала у племянницы приступ тошноты.

— Ну, долго ты еще будешь здесь торчать, Элиза? — обратился он к жене, сидящей в другом конце стола. При этом все его напускное добродушие мигом испарилось. — Нам еще надо разобрать кучу вещей. От тебя никогда не дождешься никакого проку.

Худое, болезненное лицо женщины вспыхнуло, она поспешно и неловко встала, послушно выполняя мужнино распоряжение, и Энн испытала за нее неловкость и обиду. Она порывисто бросилась на помощь смущенной Элизе, участливо обратившись к ней: