Энн из Зелёных Крыш - Люси Мод Монтгомери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Не знаю, чего мне ждать в будущем, – размышляла Марилла, нервно луща горох. – Конечно, я не думаю, что Энн сознательно присвоила брошь. Наверное, взяла поиграть, и тут ее пылкое воображение разыгралось. Ясно, что брошь взяла она: после нее в комнате никого не было, пока я сама не зашла. А брошь пропала – это очевидно. Скорее всего, она ее потеряла, а теперь боится признаться из-за страха наказания. Очень неприятно сознавать, что она лжет. Это во много раз хуже прошлого приступа ее гнева. Опасно держать в доме ребенка, которому не можешь доверять. Энн продемонстрировала хитрость и лживость, и это для меня хуже, чем утрата броши. Если б она сказала правду, мне не было бы так тяжело».
В течение вечера Марилла несколько раз заходила в свою комнату и тщетно искала брошь. Визит перед сном в комнату под крышей тоже не дал результатов. Энн продолжала отрицать свою причастность к пропаже, однако Марилла почти не сомневалась, что в исчезновении броши виновна именно она.
На следующее утро Марилла рассказала Мэтью о случившемся. Тот был смущен и озадачен. Он не мог внезапно утратить веру в Энн, однако признавал, что обстоятельства складываются не в ее пользу.
– Ты уверена, что брошь не упала за комод? – только это он и смог предположить.
– Я отодвигала комод, выдвигала ящики, осмотрела все щели и трещины, – ответила Марилла. – Брошь пропала, и взяла его девчонка, а теперь врет. Как не неприятно так думать, Мэтью Катберт, но надо смотреть правде в глаза.
– И что ты собираешься теперь делать? – сиротливо спросил Мэтью, радуясь в душе, что не ему придется с этим разбираться. У него не было никакого желания принимать участие в экзекуции.
– Энн не покинет свою комнату, пока чистосердечно не покается, – решительно заявила Марилла, вспомнив, как успешно сработал этот метод в прошлый раз. – Тогда посмотрим. Может, нам удастся найти брошь, если она скажет, куда ее дела. В любом случае, наказания ей не избежать. Вот так, Мэтью.
– Тебе лучше знать, – сказал Мэтью, берясь за шляпу. – Но я не хочу в этом участвовать. Ты сама просила меня не вмешиваться.
У Мариллы было ощущение, что ее все бросили. Она даже не могла спросить совета у миссис Линд. Приняв строгое выражение лица, она поднялась в комнату под крышей и вскоре покинула ее с тем же выражением. Энн упрямо стояла на своем, продолжая заявлять, что не брала брошь. Было заметно, что девочка плакала, и у Мариллы защемило от жалости сердце, но она подавила в себе это чувство. К ночи Марилла была, как она сама определила, полностью «выбита из колеи».
– Энн, ты останешься в этой комнате, пока не скажешь правду. Так что крепко подумай, – твердо произнесла Марилла.
– Но завтра пикник! – вскричала Энн. – Вы ведь не лишите меня этой радости? Позвольте мне пойти на праздник, пожалуйста! А вернувшись, я буду сидеть здесь, сколько пожелаете. Мне обязательно нужно пойти на пикник.
– Ты не пойдешь на пикник и вообще никуда не пойдешь, пока не сознаешься, Энн.
– О, Марилла, – задыхаясь, проговорила Энн.
Но Марилла уже вышла, плотно закрыв за собой дверь.
Утро среды было таким ярким и веселым, как будто оно само готовилось к пикнику. Птицы звонко пели в саду, белые лилии источали нежнейший аромат, невидимый ветерок вносил его в каждую дверь, в каждое окно, и тот благословенной молитвой распространялся по комнатам и коридорам. Березы в лощине радостно покачивали ветвями, дожидаясь ежедневного утреннего приветствия, которое посылала из окна Энн. Но этим утром Энн не стояла у окна. Когда Марилла принесла ей завтрак, то увидела, что девочка сидит на кровати с бледным, полным решимости лицом, плотно сжатыми губами и сверкающими глазами.
– Марилла, я хочу признаться.
– Вот как. – Марилла поставила поднос. Выходит, и на этот раз ее метод сработал, но почему-то это ее не радовало. – Я тебя слушаю, Энн, говори.
– Я взяла аметистовую брошь, – забубнила Энн, словно повторяла вызубренный урок. – Все было так, как вы говорили. Когда я вошла, я даже трогать ее не собиралась, но, Марилла, она была так прекрасна. А после того, как я приколола ее себе на платье, меня охватило непреодолимое искушение. Я представила, как великолепно она будет смотреться в Приюте Безделья, когда я буду изображать там леди Корделию Фитцджеральд. Вообразить себя такой изысканной леди намного проще, если на твоей груди поблескивает настоящая аметистовая брошь. Мы с Дианой делали ожерелья из цветов шиповника, но разве они могут сравниться с аметистами? Вот так я и взяла брошь. Я думала успеть вернуть ее на место до вашего прихода. Чтобы растянуть время, я пошла окружной дорогой, и, оказавшись на мосту через Озеро Мерцающих Вод, не утерпела и взяла брошь в руки, чтобы еще раз на нее полюбоваться. Как она засияла на солнце! Но когда я склонилась над мостом, брошь вдруг скользнула меж пальцами и полетела вниз – она падала, посылая огненные лучи во все стороны, пока не скрылась в глубине Озера Мерцающих Вод. Вот и все мое признание, Марилла. Лучшего у меня нет.
Марилла почувствовала, как ярость снова вскипает в ее сердце. Девчонка взяла без спросу и потеряла ее драгоценную аметистовую брошь и теперь сидит здесь и спокойно пересказывает подробности своего отвратительного поступка, явно не чувствуя ни угрызений совести, ни раскаяния.
– Твое поведение ужасно, Энн, – сказала Марилла, стараясь сохранять спокойствие. – Такой испорченной девочки я еще не встречала.
– Так и есть, – невозмутимо согласилась Энн. – Я знаю, что заслуживаю наказания. Вы обязаны наказать меня, Марилла. Только, если можно, сделайте это побыстрее. Мне хотелось бы пойти на пикник с чистой совестью.
– Пикник?! Никакого пикника у тебя сегодня не будет, Энн Ширли! В этом – твое наказание. И оно и вполовину не такое суровое, какого ты заслуживаешь, учитывая то, что ты натворила.
– Только не это! – Энн вскочила на ноги и вцепилась в руку Мариллы. – Вы ведь обещали! Я должна пойти на пикник, Марилла! Поэтому я и призналась. Я вынесу любое наказание, но отпустите меня на пикник. Пожалуйста, Марилла, ну, пожалуйста, отпустите. Ведь там будет мороженое! Когда еще у меня будет шанс его попробовать!
Марилла с каменным выражением лица высвободила руку.
– Не стоит умолять меня,
