Если меня будут преследовать призраки - Миранда Сан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Серый утренний свет просачивался сквозь закрытые занавески в гостиной, отражаясь от пленки на красном кожаном диване. Было больно, но Кара заставила себя отвернуться и пошла к входной двери. На плечах висел тяжелый рюкзак. И все же с каждым шагом идти становилось легче – ее ноги двигались по инерции.
Она почти добралась до двери, когда услышала тихий голос.
– Кара.
Она резко развернулась, зажатая между сетчатой дверью и основной.
В гостиной, сжимая записку в кулаке, стояла мама.
Словно львица на охоте, она двинулась к ней, и Кара, споткнувшись, вышла наружу – сетчатая дверь со стуком захлопнулась.
Сквозь проволочную сетку мать поймала ее взгляд.
– Вернись домой.
Ну конечно. Она не станет рисковать, чтобы соседи случайно не увидели их ссору.
Кара, помедлив, покачала головой.
Поджав губы, мама вышла наружу. Она уже успела переодеться после сна, но спутанные черные волосы обрамляли лицо. Похоже, она решила погнаться за Карой, как только нашла записку, но пришлось задержаться, чтобы немного привести себя в порядок. Для нее внешность была всем.
Но пугать она умела, даже если была в ночнушке. От ее взгляда Кара задрожала.
Мать потрясла листком.
– Что это значит?
Под ее суровым взглядом решение отправиться за противоядием показалось Каре не только глупым, но и безрассудным. Она посмотрела вниз, на заснеженное крыльцо: снег падал всю ночь.
– Это ради моего будущего. – В ее голосе зазвенели нотки мольбы, как у ребенка. – Я все объяснила в письме. И Лаолао тоже написала…
Мама коротко рассмеялась.
– Я так и знала. Это дело рук твоей бабушки, не так ли? Она втянула тебя в это. – Ее губы изогнулись. – Она так и не успокоилась. Словно и без того не сделала достаточно.
Мамины слова будто ударили по кремню в сердце Кары.
И что-то внутри вспыхнуло.
Лаолао не отправлялась в пограничный мир. Лаолао не собиралась воскрешать мертвого. Лаолао не давала обещания отчаявшемуся мальчишке в грозу на чердаке, освещаемом вспышками молний.
– Нет, – ответила Кара. – Лаолао тут ни при чем. Ее здесь даже нет, и она предупредила меня, чтобы я не слишком вовлекалась в происходящее. Это мой выбор и только мой.
Мать явно не удовлетворилась ответом. Она шагнула вперед и нежно коснулась волос Кары. Прищелкнула языком.
– Ты ведь этого не хочешь. – Львица уговаривала львенка вернуться в логово. – Ты хоть причесалась, когда встала? Пойдем домой. Давай я тебе заплету косу.
Когда Кара росла, она часто сидела у мамы на коленях по утрам вроде этого, когда в окна лился голубовато-серый свет – единственное украшение на стенах маминой спальни, а мама заплетала ей волосы в идеальную косу. Но Кара выросла и научилась делать это сама. Заплетать дочери волосы было маминым способом сказать, что она любит ее.
А еще способом проявить контроль – причесать, создать из непослушных частиц Кары что-то пристойное.
Эти две причины переплелись так тесно, что за годы стали колтуном, который не могли бы распутать даже пальцы времени. По крайней мере, так чувствовала Кара.
Но для мамы было всегда недостаточно, разве нет?
Кара вырвалась из ее рук, взглянув в сторону леса. Серебряный силуэт Зака поблескивал среди деревьев – он ждал.
А когда она повернулась к маме, взгляд той тоже метнулся к опушке, потом снова устремился к Каре. Мать поджала губы: она поняла, что где-то в лесу призрак.
Что хуже – что ее дочь сбежит с призраком или с парнем?
С парнем-призраком, решила про себя Кара. С «тем мальчишкой».
– Значит вот как? – безучастно спросила мама. – Ты выбираешь бабушку?
– Я выбираю себя. – «Что бы это ни значило, но собираюсь это выяснить». – Я устала, что за меня дерутся, устала быть пешкой в твоей войне с Лаолао.
Дело ведь не в желаниях самой Кары, даже если бы она наконец определилась. Даже если бы решила, чего хочет, Лаолао и ее мать все перевернут так, как лучше для них.
– Я накажу тебя до конца старшей школы, – спокойно сказала мать, будто вовсе не достала гранату и не стояла, готовая выдернуть чеку. – Надолго, сколько придется.
Сколько же это? Недели? Месяцы? Или до тех пор, пока Кара не повзрослеет достаточно, чтобы жить одной?
Не повзрослеет достаточно, чтобы стать призраком?
В некотором смысле Кара была наказана всю жизнь.
Глубоко вздохнув, она расправила плечи и встретилась взглядом с матерью.
– Я это сделаю, – сказала она. – Я все подготовила и ухожу. И ты меня не остановишь.
Мать могла бы затащить ее обратно в дом. Могла взорваться, сыпать угрозами, пока Кара наконец не сдастся. Она могла заявить дочери, чтобы та никогда не возвращалась и что она с ней больше не будет разговаривать.
Но ничего из этого мама не сделала.
Все замечали, что Кара похожа на мать, что у них одинаковые глаза, но она не знала, говорится ли это только из вежливости, особенно учитывая, что отца не было рядом. Сама она, как ни пыталась, не видела сходства. Хотя даже Лаолао отмечала, что у Кары глаза матери. Мама же говорила, что у Кары взгляд Лаолао.
И все же, когда Кара смотрела в мамины глаза темно-карего оттенка, такого, что казался черным, поглощающим свет, она не могла не задаться вопросом: может, дело не в форме или цвете? Их объединяло упрямство, горевшее в радужках.
Когда мать заговорила, в ее голосе не было ярости – только яд.
– Может, твоя бабушка и не заставляет тебя делать это, но она определенно сыграла роль. У тебя ее взгляд, и каждый раз, когда смотрю на тебя, вижу ее. Это забавно, знаешь, потому что, когда она смотрела на меня, она вообще ничего не замечала. Словно могла видеть только призраков. Да, ты ее – со всем эгоизмом и прочим. И она тоже не держала обещаний.
А потом мама развернулась и прошла в дом, прикрыв за собой дверь так осторожно, как опускают крышку гроба.
Некоторое время Кара стояла на крыльце. Внутри у нее все сжалось. Мамины слова висели в воздухе, как хлопья пепла.
Кара потянулась к двери – и замерла. Холод дверной ручки покусывал пальцы, но она не отпускала: холод, хотя и жестокий, был осязаем.
Она могла бы открыть дверь. Войти в тепло, в золотистый свет кухни. Могла бы все изменить.
Но даже если сделает это, не значит, что она вернется домой.
Мама попросила ее сделать выбор. И Кара выбрала. Свой путь. Эту дверь она может открыть, но закрыла ту, которая имела значение. И теперь ее уже не отворить.
Кара развернулась, как лесной пожар, направленный ветром
