Альтист Данилов - Владимир Орлов

– За что?

– Ну как за что… – удивилась Клавдия Петровна.

– Хорошо, – сказал Данилов. – Ладно. Получишь, положим, ты справку. На три десятилетия. Но ты измучаешь себя откровением хлопобудов.

– Себя – нет! Других – да!

– К счастью, – сказал Данилов, – я в твоих дальних хлопотах полезным быть не смогу…

– Кто знает…

– Нет, нет, ни в коем случае, – испугался Данилов, – эту неделю отдежурю, как обещал, и все…

– Подумаешь, пятнадцать рублей! – сказала Клавдия Петровна. – Многие в очереди даже и не ради себя стоят. А ради детей. Хотя и не все рожали. Что же экономить на детях! Потом репетиторам втрое дороже заплатишь!

– И о высшем образовании детишкам хлопочут?

– Кто о высшем. Кто о среднем, обязательном. Скажем, как частный вопрос, выясняют, и правильно делают, в школы с каким языком надо будет устраивать ребенка через десять лет. Может, тогда самым стоящим станет исландский язык. Или там ямайский диалект.

– Слушай, а вдруг через десять лет модно будет иметь по трое детей, – подумал Данилов. – Ты что же, родишь?

– Рожу, – сказала Клавдия Петровна.

– А пока будешь терпеть?

– Я и терплю, ты сам знаешь…

– Впрочем, это все частности…

– Частности, – согласилась Клавдия Петровна. – Для меня частности. Я буду знать главное, а частности сами откроются. Но многие-то именно из-за частностей в очереди и стоят. Дуры есть замечательные. Ну и дураки тем более. Уж раз по пятнадцать рублей платишь, то и… А они… Некоторые думают, что через очередь пошьют шубы и пыжиковые шапки по себестоимости… Ждут и туфли на воздушной платформе… Одного типа, видишь ли, манит магический кристалл.

– А Кудасов, он-то что ходит?

– Не знаю. Наверное, и ему нужны какие-нибудь прогнозы. Я для Войнова тоже кое-что узнаю… Если мне его припрогнозируют…

– Или прифутуруют…

– Или прифутуруют… А может, Кудасов печется о службе… Тут многие со служебными болями…

– Ну вот, получишь ты прогноз. И что дальше?

– Дальше! В группе кроме системных аналитиков есть конструктивисты. Вон известный тебе Галкин, директор магазина. Скажем, узнаю я в частности, что в восемьдесят шестом году мне понадобится пальто из моржовой кожи, и сейчас же запишусь к нему в очередь…

– И десять лет будешь отмечаться?

– И буду! Зато вовремя, даже чуть раньше получу вещь. Конструктивисты они у нас оттого конструктивисты, что все наши проблемы, осознанные аналитиками, будут конструктивно решать… Кому какие конструктивисты окажутся нужны, тот к тому в очередь и встанет… Кто к косметологу, кто к начальнику ЖЭКа… Но все это частности…

– Что же главное?

– Это тайна. Но я… – тут улыбка слетела на перламутровые губы Клавдии. – А я уже знаю кое-что. У меня есть уже сведения… Я не все знаю, но я догадываюсь… Я не скажу, как я узнала и через кого… Но поверь мне… У меня есть одна сумасшедшая идея…

– Достаточно сумасшедшая?

– Конечно, достаточно. Достаточно безумная идея.

– Стало быть, и тебе нужны три карты?

– Ах, Данилов! – нежной ладонью Клавдия прикоснулась к его щеке, прошлое растеплив. – Если бы ты был Сен-Жермен… Нет, я уж сама все устрою!

– Но я зачем-то тебе понадобился, раз ты мне все это рассказываешь?

– Я и сама не знаю зачем… Может быть, зачем-то… Ну хотя бы ты поможешь восстановить потерянный номер… Скажешь им, что это ты был виноват с пятнадцатью рублями… Мои деньги хотел себе присвоить… Мы вместе пойдем, и ты им что-нибудь скажешь…

– А к чему тебе номер, если ты и так все узнаешь?

– Нет. Я обязательно должна получить официальную справку. И потом, в очереди интересно… Разговоры… Люди… Знакомства очень полезные… Через три дня мы с тобой пойдем и восстановим номер…

– Но…

– Нет! Раз уж ты виноват… Раз уж пожадничал… И потом вдруг я тебя в свою безумную идею посвящу, а?

Тут послышался страшный разбойничий свист. Машины на улице Горького вздрогнули и остановились. Бутерброды и венгерские слоеные пирожки, подпрыгнув с буфетной стойки, посыпались Данилову с Клавдией на столик. «Кармадон, что ли?» – подумал Данилов. Но вот машины поехали, колбасу уборщицы подняли с пола и положили обратно на хлеб, пирожки и бутерброды были возвращены в буфет, а Клавдия все стояла и жадно глядела на улицу, открыв перламутровый рот.

Глаза Данилова двинулись по следу ее, и Данилов увидел, как мимо кулинарного магазина не спеша прошел румяный Ростовцев с федоровской трубкой во рту.

Клавдия решительно запахнула шубу, направилась к двери, сказала Данилову: «Я тебе позвоню… Действуй по списку… Извини…» И была такова.

8

Данилов вернулся домой за инструментом, чтобы ехать с ним в театр, и лифтерша-привратница, а их товарищество тратилось на привратницу, сказала Данилову, что его дожидается какой-то молодой человек, но она его наверх не пускает, ни лифтом, ни ногами, он подозрительный и несамостоятельно одетый.

Подозрительный человек тем временем встал с третьей ступеньки лестницы и сделал шаг в сторону Данилова. Шаг робкий, неловкий, при этом человек пошатнулся. Был он лет двадцати семи, худ и высок, хорошо выбрит, серую кепку держал в руке, а пальтишко имел действительно незавидное, осеннее.

Якобы по причине теплого воздуха возле лифта Данилов распахнул пальто и взглянул на индикатор. Нет, и теперь голая рубенсовская женщина в красных сапогах не осветилась внутренним светом. А озорник Кармадон, однокашник Данилова, мог ведь именно с серой кепкой возникнуть из эфира и в непохожем на себя виде. Хотя бы и погорельцем с ребенком в руке.

– Владимир Алексеевич, – сказал молодой человек, – я отниму у вас минуту, не больше. Фамилия моя Переслегин, но это не имеет никакого значения. Я пишу музыку. То есть я неизвестно что пишу, но я хотел бы писать музыку… То есть это я все зря… Вы меня поймите… Вы меня не знаете… Я кончил консерваторию лет через десять после вас… У меня есть одна мысль, то есть не мысль, а надежда, одно предложение к вам… Один разговор… Я был на вашем концерте в НИИ, я оказался там случайно… Я две ночи потом не спал… Но я не решусь на разговор с вами, пока вы не посмотрите это…

Переслегин выдернул из-под мышки папку, на которую Данилов вначале не обратил внимания, папку конторскую с коричневыми тесемками, тесемки разошлись сами собой, и Переслегин протянул Данилову стопку нотных листков.

– Хорошо, – сказал Данилов растерянно, – я посмотрю.

– Сделайте одолжение, – сказал Переслегин. – Если найдете эти бумаги хоть в чем-то интересными вам, если посчитаете, что я могу быть вам полезен, вызовите меня открыткой, я вложил ее, она с адресом, а телефона у меня нет. Если же, прочитав ноты, вы разведете руками, разорвите их и киньте в мусоропровод…