След на афганской пыли - Сергей Зверев

Будь биохимик более опытен в подобных делах, то сразу же почувствовал бы фальшь. Но опыта общения с женщинами, если не считать кузин, двух тетушек и маму, у него не было. Глаза молодого человека вспыхнули, в них заплясали искорки.

– Конечно же, как я сам не догадался предложить вам свои услуги? Простите.

– По произношению я понимаю, что вы мой соотечественник – британец. – Журналистка уже всеми пальцами уцепилась за локоть биохимика.

– Да, – растерянно пробормотал «ботаник».

– Погодите-погодите, – прищурилась журналистка, – произношение подсказывает мне, что вы из… – она кокетливо приложила ярко накрашенный ноготь к губам, – из Ливерпуля.

– Не из самого города. Я родился в провинции, но не очень далеко, это всего в тридцати милях…

– Ливерпульский диалект нельзя спутать ни с каким другим, – игриво улыбалась молодая женщина, ковыляя рядом с сотрудником Королевского военного госпиталя, – ведь это диалект, на котором пели свои песни «Битлз». Джон Леннон, Пол Маккартни… Вместо литературного «лов-лав» они неизменно произносили «лов». Эти чудные слова у меня звучат в голове с самого детства. Мои родители и познакомились на концерте великих ливерпульцев. Это так романтично. Вы не находите?

Легкий румянец выступил на щеках молодого медика. Он спокойно мог препарировать принесенную в лабораторию человеческую печень, вскрывать желудок покойника, пролежавшего в пустыне не один день, но не мог унять дрожь, ощущая у себя под боком живую, энергичную и соблазнительную женщину. А журналистка старалась, она намеренно припадала на правую ногу, при каждом шаге касаясь предплечья биохимика высокой упругой грудью.

– Вы так любезны, вот уж не ожидала встретить в этой дикой стране образованного соотечественника. В лучшем случае думала – вы янки. Они такие грубые, в них нет европейского лоска.

Биохимик просто таял от этих слов. Хотя кого еще можно встретить вблизи Королевского госпиталя? Парень за всю свою не такую уж и долгую жизнь ни разу не решился сам познакомиться с женщиной. Он практически не слышал теперь самих слов, не понимал их смысла, различал лишь интонацию – бессмысленное милое щебетание. Военный медик не успел и опомниться, как оказался у парадного входа в гостиницу, где обитали международные журналисты, освещавшие события в Афганистане.

– Вот мы и пришли. – В голосе журналистки послышалась неподдельная грусть. – Обычно эта дорога кажется мне такой долгой, а теперь, несмотря на сломанный каблук, она пролетела за одно мгновение.

– Рад был помочь вам, – промямлил биохимик.

Он избегал смотреть женщине в глаза, чувствовал себя абсолютно растерянным.

– Спасибо вам. – Журналистка разжала кулак, на ладони у нее лежал одинокий, беспомощный каблук-шпилька. – Даже не знаю, что бы я без вас делала!

Женщина явно выжидала. Но тюха словно язык проглотил. Он смотрел завороженным взглядом на спутницу – как кролик на удава, готовый сам пойти в пасть хищнику. Женщине достаточно было поманить его.

– Вы, наверное, сразу после службы… И голодны? Ничего особенного предложить вам не могу. Хороший кенийский кофе и печенье… – прозвучало многообещающе.

Буйная фантазия молодого человека дорисовала картину: гостиничный номер, двуспальная кровать, терпкий запах кофе…

– Это будет удобно? Я не скомпрометирую вас? – Биохимик смотрел на носки собственных туфель и, не рискуя поднять глаз, изучал маленькое пятнышко на замше.

– Боже мой! Вы получили слишком хорошее воспитание.

– Вы тоже, – с усилием выдавил из себя молодой человек и обозначил движение рукой к спутнице.

Это была победа. Наконец-то «клиент», можно сказать, перешел к активным действиям. Он, стыдливо прищурившись, протянул журналистке ладонь. Та задержала ее в пальцах и уже не выпускала до самого лифта. Когда молодые люди оказались в лифте, биохимик до непристойности звучно задышал. Кровь прилила к его лицу. И он, делая вид, что ничего «такого» не происходит, заскреб ногтем по ладони молодой женщины. Створки лифта разъехались. Красная с зеленым обрамлением ковровая дорожка времен правления талибана ясно указывала направление к нужному номеру.

– Вон там я и живу. Не слишком шикарно, но это у меня и офис и квартира…

По коридору сновали журналисты. Гостиница не отличалась обилием удобств. В ней не было не то что горячей воды, но и не каждый день из крана текла холодная. Потому приходилось набирать чайники и колбы кофеварок в холле на этаже из огромных пластиковых бутылей с минералкой не только для того, чтобы попить, но и помыться. Британская журналистка по дороге раскланивалась с недоумевающими коллегами из других стран. Никто из них не мог понять, что заставило эффектную, преуспевающую профессионалку связаться с каким-то «недоумком-ботаником», преданно заглядывающим ей в глаза. В ответ журналистка сдержанно кивала. В конце концов, это было ее личным делом. Мало ли у кого какие пристрастия? А может, и служебная необходимость.

Журналистка замешкалась, выцарапывая ключ из кармана тесно облегающих джинсов, отворила номер и, злясь на недогадливость спутника, подпихнула его в спину.

– Проходи же. – Ей было невыносимо стыдно и перед биохимиком, и перед коллегами за то, что она сейчас вытворяла.

Но как любила она говорить сама себе: «пять минут позора – и ты в дамках». Нужную информацию задаром не добудешь. Расплатой могут быть деньги, но это самый безобидный вариант. Обычно приходится расплачиваться услугами: или пропиарить какого-нибудь мудака-террориста в СМИ, рассказывая, какой он «великий и ужасный», или же сделать слив компромата по заказу, или же… секс.

Ключ с тихим хрустом провернул сердцевину дверного замка изнутри номера. Женщина кокетливо покачала колечко на мизинце, а затем ключ скользнул в вырез блузки.

– Теперь ты отсюда просто так не выйдешь, – открытым текстом заявила журналистка.

А с этим лохом и не стоило церемониться, он широко распахнутыми глазами, не мигая, смотрел, как расстегиваются мелкие перламутровые пуговицы. Биохимик не мог, да и не хотел сопротивляться. Он лишь не знал, с какой стороны подступиться к очаровательной журналистке. Женщина сложила губы «трубочкой» и застыла, ожидая поцелуя. Военный медик коснулся ее губ.

– Ты такой опытный любовник, – прошептала она после неумелого поцелуя и придержала мужскую ладонь на застежке джинсов.

– А ты… такая… такая… – Молодой человек не находил слов, они в одно мгновение улетучились у него из головы.

– Я знаю, – плохо скрывая отвращение, прошептала женщина, – но я до сих пор не услышала, как тебя зовут. Согласись, это все же неправильно: целоваться, не зная имени… И того, где ты работаешь или служишь? Вот я журналистка…

«Акула» пера и микрофона неплохо знала свое дело, имела богатый опыт. Еще ни разу не случалось, чтобы она не вытянула нужную ей информацию. Перед ее напором не смогли устоять даже полковники и один генерал. Что уж говорить о младшем офицере Королевской медицинской службы?

К счастью журналистки, ей не пришлось на этот раз долго «мучиться».

Очумелый биохимик стоял в коридоре гостиничного номера и, как на королеву крови, смотрел на новоиспеченную подругу.

– Когда мы встретимся завтра вечером? – жарко шептал он, пытаясь словить ее хрупкие ладони.

– Завтра?.. – Тонко выщипанные брови недоуменно сложились «домиком».

– Ты хочешь утром? Но у меня служба.

– Я очень занята. – Журналистка могла бы сказать и более грубо, мол, с чего ты взял, что мы вообще когда-нибудь встретимся, но ей стало жаль наивного молодого человека. – Как-нибудь, когда освобожусь. Я сама найду тебя.

– Правда?

– Конечно же, правда. – Журналистка ненавидела саму себя: парень открылся ей, не упираясь, рассказал все, что ее интересовало, и даже сам не понял этого, а теперь его приходилось выпроваживать и навсегда вычеркивать из своей жизни. – Ты веришь мне?

А что еще оставалось ответить биохимику?

– Конечно, – прозвучало не слишком уверенно.

– Пока.

Журналистка торопливо чмокнула его в щеку, смазав поцелуй. Биохимик, повинуясь взгляду, сделал шаг назад. Дверь захлопнулась перед самым его носом. И он оказался один в гостиничном коридоре.

– Послушай, – проговорил он, – а как же каблук? Я так и не починил…

Дверь, естественно, хранила молчание. Он тупо улыбнулся, пригладил коротко стриженные волосы и, не в силах сдержать радостного возбуждения, вприпрыжку заскакал по коридору к лифту. Теперь и ему, обычно молчаливому в компаниях сослуживцев, было о чем рассказать в баре за пинтой темного, как вишневая смола, портера.

– Какая же я стерва! – одновременно с восхищением и осуждением произнесла журналистка, глянув на себя в зеркало, и высунула язык. – Пять минут позора – и в дамках.

Как и была в белье, она торопливо прошла в номер, подняла крышку ноутбука. Экран засиял неземным синим светом, озарив лицо «акулы» пера, отчего оно сразу же стало неживым – мертвенным. Пальцы с кроваво-лакированными ногтями хищно зависли над клавиатурой. Мозг «щелкал», как калькулятор бухгалтера в день составления годового отчета. Клавиши буквально захрустели, на экране побежала строка: