Фантастический Калейдоскоп: Йа, Шуб-Ниггурат! Том I - Владимир Михайлович Волков

Похоже, бабка Яська, в кого бы она ни превратилась, днём пряталась. Только вот куда же все соседи-то подевались?

Олежка постоял на перекрёстке, поглядывая на перекопанные огороды, тёмные от дождевой воды. Что-то булькнуло, колыхнулось, оторвалось от земли, взлетело в воздух. Затем снова припало к земле.

Точно и не было ничего. Прошла минута, другая. Дрожащий Олежка всматривался в подозрительное место, и чувство, что за ним наблюдают, усилилось.

– Мамочка, что это такое было, а?! – выдохнул он и побежал к хате бабы Яськи, думая, что сейчас совсем одуреет от страха и собственных пугающих мыслей.

Он бежал, глядя только вперёд, больше не оглядываясь ни на огороды, ни на мельтешащие мимо редкие дома и хаты.

В хате бабки Яськи всё было по-прежнему, и всё же что-то неуловимо изменилось. Но только что?

Олежка подобрал с пола упавший телефон, положил в маленький рюкзачок. Внутри, под подкладкой, лежала скрученная сторублёвая бумажка.

Он вздохнул, услышав скрип двери, и схватил палку, служившую подпоркой стола, направился к двери.

Шуршание.

Олежка так крепко сжимал палку в руках, что заболели пальцы. Бабка Яська сидела под столом. Одежда туго натянулась на плотном теле, раздутое лицо было серым и странно перекошенным, точно отекло по краям. Изо рта капало. Она что-то сказала, вроде: «Внучок, поди-ка сюда!», и выпростала вперёд синюшные руки с длинными, извивающимися, как черви, пальцами.

– А-а-а!!!! – завопил Олежка и, выронив палку, бросился прочь из хаты.

Оцепенение исчезло. Хотя от страха аж зубы заклацали, и он чуть не прикусил язык. Возле калитки на улицу что-то громоздилось – бугристое, серое, припавшее к земле, как надутое воздухом полотно. Оно подрагивало и будто бы впитывало капли дождя.

Итак, к калитке путь отрезан. Топать через разбухший от воды огород? Олежка замер. Обходной путь отчего-то внушал опасение. Он пригляделся: весь забор облепили такие же, как и возле калитки, серые подрагивающие полотна. И звук тихого шуршания, который он всё время слышал, был вовсе не ветром. Этот звук издавали они. Чудовища.

Бабка Яська вывалилась из хаты и поползла к нему, двигая руками и ногами, как краб, и низко пригибая голову. Олежка отступил и спиной упёрся в дверь сарая, из которого пахнуло отвратительным смрадом.

Покосился на дверь, с виду довольно плотную и с двумя щеколдами как изнутри, так и снаружи. Правда, в сарае нет окон, и что-то подсказывало Олежке, что и лампочка внутри тоже, скорее всего, по закону подлости, не включится.

Обычно в сарае часто блеяла коза Дуська, и хрюкали две ладные свиньи, сидевшие за перегородкой. Он увидел, как мелькнул в сарае пушистый хвост Шкуры, быстро вдохнул, поглядывая на изрытый огород, земля которого набухла, словно на дрожжах. Комья грязи образовывали небольшие холмики, точно на огороде порезвился огромный крот-мутант.

С крыши дома на спину Яськи спикировало то, что с виду напоминало вспученное полотно. Вблизи оно выглядело по-другому: на бугристой, точно в нарывах, шкуре периодически открывались прорези длинных ртов, выбрасывающих хоботки-присоски.

Олежка вздрогнул: Яська, опустив голову, замычала.

Страшно лезть через огород, изрытый вдоль и поперёк. Да и неизвестные твари на заборах… Всё это разом внушало Олежке ещё больший ужас.

Он юркнул в сарай, сразу закрыв дверь на щеколду. О ноги потёрлась, замурчав, Шкура. Дёрнул наудачу шнур, включающий лампочку у потолка, – и зажёгся свет. Ура!

…Олежку тошнило в углу. Рвало водой и желчью. От любимой бабкиной козочки остались, как в страшной сказке, ножки да рожки. От свиней осталось месиво из кишок и грязной жижи, стекающей со стены. За перегородкой, у стога сена, боком лежала сплющенная свиная голова.

Немного успокоившись, Олежка посмотрел на дисплей телефона. Всего одна полоса батареи. Мать не звонила. А на часах почти четыре. В шесть станет совсем темно, а при такой-то погоде, скорее всего, и раньше. Нужно как-то отсюда выбираться. Но как?

Уставшая голова отказывалась соображать. Оставалось только ждать.

Воняло премерзко. Но то ли от шока, то ли от всего увиденного Олежка привык к смраду. Сколько же он продержится, пока кровожадная бабка Яська вместе со всеми этими тварями не доберётся до него?

Дверь в сарай плотная, но щеколда хлипкая. Надолго ли её хватит?

Дождь стучал по крыше не так, как в хате, а слегка приглушённо. Вода протекала сквозь дырявую крышу, капая на стог сена и в ведро.

Олежка сидел в углу. Шкура куда-то исчезла. А он, видимо, задремал. Шея затекла, и он донельзя измучился и продрог. В обуви противно хлюпало, и, кажется, подошва одного кроссовка держалась на соплях.

Он хотел есть. Хотел пить. В носу хлюпало. Что бы сказала воспитательница, увидев его таким? Поругала бы страшно, конечно, но для начала бы заставила вымыться. И, наверное, угостила бы печеньем, которое всегда приносила из дома… Олежка вздохнул. Желудок громко урчал.

На часах телефона почти полшестого. Наверное, снаружи уже темным-темно.

– Шкура, кис, кис, – позвал кошку Олежка и встал, чтобы поискать её.

– Ты где Шкура? – спросил он, заглядывая в ведро, на дне которого натекло немного воды.

Он зачерпнул её ладошками и напился.

В дверь заскреблись. Задёргалась задвижка. Откуда-то слева, за оградой для свиньи, словно подавая сигнал, громко мяукнула кошка. В дверь крепко бухнули. Раз. Затем двинули так сильно, что она затряслась.

Страх куда-то пропал. Олежка обогнул перегородку и увидел кошачий хвост, ужом проскользнувший между щербатыми досками в чернеющую ямку. Тёмная стена над ней обросла мхом. От нового удара дверь сарая треснула, и щеколда с жалким скрипом слетела с петель.

Олежка отодрал прогнившую доску от стены и юркнул в вырытую ямку, мысленно благодаря мёртвую свинью, которая так усердно стремилась на волю. А может, животине просто отчаянно хотелось полакомиться топинамбуром, который рос прямо за сараем.

Мальчишку цепко схватили за ногу, сорвали со стопы кроссовок. Но Олежка отчаянно рванулся вперёд и выполз наружу. И сразу побежал к остановке, во тьме ориентируясь лишь по столбам. Он крепко держал в руках рюкзачок с телефоном и заветной сотней рублей, которых должно хватить на спасительный билет до города.

Дождь почти прекратился. Дальние фонари едва освещали дорогу. Было ужасно тихо. Шкура тоже исчезла, но он знал, что она держится рядом, точно оберегает его. В это мальчишке хотелось верить. Он почти добежал до магазина. Женский голос окликнул Олежку, из-за чего он споткнулся и чуть не упал прямо в лужу.

– Эй, мальчик, чего бежишь, как угорелый? Что случилось?

Невысокая женщина в дождевике вышла из магазина. Жёлтый свет из-за двери приветливо лёг мальчишке на лицо, ненадолго ослепив.

Олежка дрожал, сбивчиво пытался ей рассказать, едва ворочая от страха языком.

– Помогите… Они гонятся за мной, – выдавил из себя, наконец, и всхлипнул.

Она повела его в магазин. Олежка смотрел на её руки и лицо. Вроде всё в порядке. Никаких синюшных, как у бабки Яськи, пальцев. Нет и припухлостей на симпатичном лице. Голубые глаза женщины смотрели прямо, и в них не было обмана.

– Хочешь чаю? – спросила она.

Затем сняла с него куртку и дала взамен мягкое одеяло. Чтобы успокоить мальчика, рассказала, что приехала навести в магазине порядок. Разморозить холодильник. Заодно заказать продукты. Санитарный день сегодня всё-таки.

Олежка дёрнулся, когда запиликал телефон, и еле вытащил его из рюкзака трясущимися руками.

– Сынок, привет, это я. Прости, что сразу не перезвонила. Была очень занята, – оправдывалась мать.

– Мамочка… Мамочка! – взволнованно тараторил Олежка. – Бабка Яся, она… – он всхлипнул. – Она… – запнулся, не в силах подобрать слова, чтобы описать весь ужас, и выпалил: – Забери меня. Скорее забери. Мамочка. Яська злая. Она изменилась…

– Что ты говоришь? Повтори! Не слышу. Олежка. Не слышу, связь хреновая, – громко сказала она. – Я завтра приеду.

– Мамочка, пожалуйста, поверь. Пожалуйста, приезжай. Я в магазине, с тётей, – успел сказать мальчишка, до того как батарея села, и телефон отрубился.

Олежка обречённо заплакал.

– Тише, тише, – женщина поднесла ему чашку с чаем и коржик.

Вытерев слёзы, он откусил от коржика, глотнул чая. Прожевал