Черный лебедь. Романы - Рафаэль Сабатини

Небольшая бухта, как и говорилось, оказалась укромным местом, и Личу пришлось согласиться, что для их целей лучшего места и не найти.

Лагуна была грушевидной формы, и ее горловина проходила между рифами, окаймлявшими южную сторону, и заросшим кустарником утесом, прикрывавшим ее с севера. Только морские птицы гнездились на вершинах этого утеса, представлявшего прекрасную огневую позицию для защиты входа в бухту. Однако, у Лича, не имевшего опыта в строительстве укреплений и ведении боевых действий на суше, даже мысли не зародилось о такой возможности, а де Берни не был расположен обучать его этому.

Отмель, полумесяцем вытянувшаяся от утеса до рифов, понижалась настолько полого, что якорную стоянку пришлось устроить в четырех-пяти кабельтовых от отметки полной воды. Недалеко от утеса в лагуну впадал пресноводный ручей, довольно значительный для такого маленького острова. А за широкой и очень чистой отмелью, по которой неуклюже разбегались потревоженные грохотом якорных цепей черепахи, зеленой стеной вставали пальмы и душистый перец. Нагретый воздух был напоен исходившим от деревьев запахом пряностей. Островок, имевший меньше мили в ширину и немногим больше двух в длину, был густо покрыт лесом.

После того, как корабли стали на якорь, Лич не стал терять времени. С обоих судов были спущены шлюпки, и команды сошли на берег в поисках деревьев для строительства прочных плотов, необходимых при разгрузке «Черного Лебедя». Эта разгрузка заняла полных три дня, и за это время было снято все, кроме мачт. Не только 40 тяжелых пушек, но и все движимое, или что можно было посчитать таковым, было на плотах переправлено на берег. И, наконец, освобожденное от балласта судно оказалось готовым к кренгованию.

Все эти работы выполнялись живо, весело, с энтузиазмом. Видя, как пираты с шутками и беззаботным смехом входили до плеч в воду, чтобы принять и доставить к берегу тяжелогруженый плот, не верилось, что это люди, ни во что не ставящие саму жизнь.

Когда, наконец, «Черный Лебедь» был подготовлен к вытаскиванию на берег, пираты занялись приготовлением себе жилья на берегу. Они установили палатки вдоль верхней границы отмели, поблизости от пресной воды. Для капитана и офицеров они с невероятной быстротой построили просторную бревенчатую хижину, крытую пальмовыми листьями, и установили в ней подвесные койки, столы и стулья, взятые с корабля. Пока основная часть команды трудилась на этих работах, остальные занимались ловлей и копчением черепах.

Наконец, на рассвете третьего дня, который приходился на среду, с началом короткого прилива, с «Черного Лебедя» сняли якорные канаты, тут же подхваченные ожидавшими шлюпками, и началось вытаскивание судна на берег.

Почти голые, обливаясь потом под палящим солнцем, матросы сменами работали у кабестана, с монотонным пением медленно вращали его, наматывая скрипевшие канаты, зацепленные за деревья на берегу. Благодаря небольшому уклону и мягкому песку судно удалось довольно близко подтащить к берегу. Затем на мелководье наступила пора тяжелого труда, пока не появилась возможность ввести в действие катки и этим несколько облегчить себе работу.

Прошел почти весь день, прежде чем огромный черный корабль был вытащен на берег.

Вслед за этим два дня прошли в относительном безделье. Пираты отдыхали и пировали в ожидании, когда солнце высушит обросшие ракушками и водорослями киль и корпус судна и этим облегчит работу по их очистке.

Де Берни тем временем отдыхал на борту «Кентавра», стоявшего на якоре в прозрачных водах лагуны. Он и члены его «семьи» пребывали в покое, пока Воган и штурман не подбили Лича потревожить их.

Сто человек команды «Кентавра» сходили на берег работать и каждый вечер возвращались на борт. И здесь, в живительной прохладе тропической ночи, после жары трудового дня, де Берни, словно трубадур, очаровывал их своими рассказами и песнями, чем еще больше углублял презрение майора и недоверие Вогана и Халлауэлла.

Майор, собиравшийся оправдаться перед Присциллой за свои насмешки над французом, которые, как он знал, оскорбляли ее, приступил к этому на следующий же день после начала работ.

Дело было после восьми склянок, когда все собрались в большой каюте на обед, и Пьер, прислуживавший им, угощал их черепахой с ямсом, принесенными накануне одним из матросов в подарок де Берни. Кроме полудюжины пиратов, стоявших в соответствии с требованием Лича на вахте, все остальные были на берегу, и на корабле стояла тишина. Было время прилива, и через открытые кормовые окна всего в трехстах ярдах открывался вид на отмель, безлюдную в это время, поскольку пираты обедали в тени палаток.

Де Берни терпеливо вслушивался в сбивчивые фразы майора, выражавшего удивление, что француз может находить какое-то удовольствие в близком общении с гнусными негодяями, помещенными Личем на «Кентавре».

- Удовольствие? - переспросил де Берни, и его узкое, и без того мрачное лицо стало еще более мрачным. - А кто из нас делает только то, что ему нравится? Счастлив, наверное, тот человек, кто может испытывать удовольствие от любых своих поступков. Мне, майор, это выпадает не часто. Если вам удается чаще, то вашей участи можно только позавидовать.

- Вы так думаете, сэр?

- А что? Нам в нашей жизни часто приходится делать то, к чему есть крайняя необходимость: облегчать боль, устранять неудобства, спасать жизнь, зарабатывать средства к существованию. Это - главные стимулы, движущие людьми. Или вы не согласны?

- Чтоб мне лопнуть! Возможно, вы и правы. Это можно считать общим правилом жизни. Я как-то не задумывался над этим. Но здесь, сейчас? Какая необходимость заставляет вас общаться с этими людьми?

- Неужели не ясно? Уверен, что мисс Присцилла понимает меня.

Она спокойно встретила взгляд его черных глаз.

- Думаю, что понимаю. Необходимость заставляет вас искать их расположения к себе.

- Не только к себе, но и к вам тоже. Надо ли говорить, что Лич - это вероломный, упрямый и жестокий подонок? Хотя я и предполагаю, что, объединившись с ним, держу его, однако не могу быть уверенным, что из-за своеволия, глупости или просто злобы, он не попытается вырваться из этих цепей. Поэтому не спешите выражать свое презрение к попытке принять какие-то меры предосторожности. И эти меры состоят в том, чтобы завоевать у этих людей уважение или даже расположение.

У майора от омерзения перекосилось лицо.

- Расположение! - возразил он. - Господи! Но ведь есть же такие поступки, которые вообще нельзя совершать!

- Возможно, вы правы. Что же касается меня, то я не тороплюсь с оценками в этих вопросах. Кроме того, существует одна деталь, на которую вы, похоже, не обратили внимания. Имейте в виду, что если со мной что-то случится, то это станет концом для вас и мисс Присциллы. И все иллюзии на этот счет не включайте в ту массу иллюзий, которыми, как я заметил, вы страдаете. - Он улыбнулся, заметив бессмысленное выражение на лице майора. - Поэтому поменьше выражайте свое презрение к мерам, которые я принимаю, чтобы обезопасить и вас, и себя от всяких случайностей, которым может подвергнуть нас такой человек, как Лич.