Святые старцы - Вячеслав Васильевич Бондаренко

- Помню, помню, - с ноткой неудовольствия в голосе отозвался Филарет. - Зачем же ты здесь?

- Тебя встретить, владыка, и дорогой побеседовать с тобой.

- А что ж, и вся братия здесь?

- Нет, владыка, я один.

- А что же ты, с благословения настоятеля делаешь мне исключительную встречу?

- А что мне у него благословляться? - заявил Вассиан. - Он ишшо молод.

Владыка грозно нахмурился:

- Ах ты самочинник! Ты как схимник должен быть в своей келье и там меня встречать, если буду, а не буду - должен с благословения настоятеля со мной видеться!..

Вассиан еще пытался возражать, но митрополит просто не стал его слушать - сойдя с плота, сел в экипаж и отправился в монастырь.

С владыкой Филаретом отец Лев был хорошо знаком с давних пор. Но ничем не показал этого, а скромно стоял в толпе других монахов (братии насчитывалось около двухсот человек). Благословив всех, митрополит обратился к настоятелю монастыря отцу Моисею:

- А где же старец отец Леонид? Я его не вижу.

- Да он принял ваше благословение и отправился в свою келию.

- О нет! Попросите его ко мне. Я сейчас хочу с ним видеться.

Послали за старцем. Увидев его, митрополит с улыбкой сказал:

- Ах, отец Леонид, вот где Господь благословил нам в жизни сей видеться. Слава Богу! Я счастлив, что вижу вас.

Отец Лев хотел было поклониться владыке до земли, но Филарет прервал его:

- Куда нам с тобой кланяться? Теперь не до поклонов -прошло то цветущее время...

За обедом высокий гость и старец сидели рядом и дружески беседовали. Митрополит поинтересовался, почему отец Лев не носит схимническое облачение, и, услышав от епископа Калужского Николая, что это ему запрещено, тут же попросил снять это запрещение. Затем владыка обошел монастырские келии, побывал и у Вассиана, который тут же начал рассказывать ему про губящую Оптину «лянидовщину». Но Филарет прервал его фразой «Живи спокойно да благодари Бога» и ушел.

Теплое отношение митрополита к старцу, тем не менее, не поколебало недоброжелательности, которую питал к отцу Льву епископ Николай. Уже после отъезда Филарета он напустился на старца:

- А ты, дерзкий старичишка, как осмелился занять митрополита?

- Да что же мне было делать? - смиренно отвечал отец Лев. - Ведь он сам для сего меня вызвал. Это все видели. Да и вы, святый владыко, сами видели это.

- Ну, видел!.. А ты не хотел видеть, что здесь ваш епархиальный архиерей, и при всех кощунничаешь, -продолжал свои невнятные попреки епископ.

- Будьте милостивы, Преосвященнейший владыко! Здесь не было ни места, ни времени для кощунства. Да притом же я хорошо знаю, что это великий грех.

- Замолчи, а то я тебя упрячу!

- Ваша власть.

Но, судя по всему, этот неприятный диалог все же был одним из последних явных актов недоверия владыки Николая к старцу. Еще летом 1836-го на деньги местного помещика, ученика отца Льва Алексея Ивановича Желябужского, в Оптиной построили деревянный корпус, где старцу были отведены четыре комнаты. Рядом находился дровяник, где отец Лев мог заниматься физической работой. Корпус был обнесен забором, в котором проделали ведущую в скит калитку, но поскольку прием посетителей для старца был запрещен, ее наглухо заколотили гвоздями.

Впрочем, люди всё равно шли и ехали в Оптину. Толпились у калитки, нетерпеливо привставали на цыпочки, чтобы только одним глазком увидеть старца Льва. А некоторых, особенно горячо умолявших, проводил к старцу сам настоятель обители отец Моисей. Это вызывало у людей ропот, и отец Лев после этого открывал двери для всех посетителей, приговаривая: «Если не принимать, так никого не принимать, а если принимать, так уж всех принимать». Но потом из Калуги снова приходило напоминание, что прием запрещен, и двери келии старца вновь затворялись.

Однажды настоятель увидел перед келией огромную толпу и с укоризной сказал отцу Льву:

- Как же вы принимаете народ? Ведь владыка запретил принимать.

В ответ на это старец попросил подтащить поближе лежавшего перед дверями келии калеку.

- Вот посмотрите на этого человека... Видите, как у него все члены телесные поражены? Господь наказал его за нераскаянные грехи. За все это он теперь страдает, он живой в аду. Но ему можно помочь. Господь привел его ко мне для искреннего раскаяния, чтобы я его обличил и наставил. Могу ли я его не принять? Что вы мне на это скажете?

- Но Преосвященный... - неуверенно начал было отец Моисей, но отец Лев перебил его:

- Ну так что ж? Хоть в Сибирь меня пошлите, хоть костер разведите, хоть на огонь меня поставьте, я буду все тот же! Я к себе никого не зову, а кто ко мне приходит, тех гнать от себя не могу. Особенно в простонародии многие погибают от неразумия и нуждаются в духовной помощи. Как могу презреть их вопиющие духовные нужды?

На это настоятель ничего не возразил. Молча повернулся и ушел, понимая, что в словах отца Льва - Божия правда.

Как и во время пребывания старца в скиту, время его монастырского жития было отмечено многочисленными случаями, которые подпадают под одну категорию - чудо. Эти эпизоды запечатлены в бесхитростных строках воспоминаний свидетелей. Многие из них по скромности желали остаться неизвестными, потому обозначены только инициалами - монах А., игумен П. ...

Так, однажды в обители появились необычные гости -полковник в сопровождении нескольких офицеров. Это был командир воинской части, назначенной на постой в Белгород и проходившей через Козельск, - Кульнёв. (Здесь нужно сделать небольшое пояснение. Дело в том, что в традиционной версии этого рассказа его персонаж назван генералом Николаем Кульнёвым. Однако речь идет о Якове Николаевиче Кульнёве (1797 —?), племяннике знаменитого героя Отечественной войны Якова Петровича Кульнёва, получившем генеральский чин только в 1849 году, уже после смерти отца Льва.)

Из любопытства полковник заглянул в Оптину, где ему предложили познакомиться со старцем Львом. В келии тот пригласил гостей сесть и спросил у офицера, кто он и где служил.

- Кульнёв, - назвал свою фамилию приезжий. - Я остался после отца малолетним, поступил в учебное заведение, окончил курс наук и с того времени нахожусь на службе.

- А где же ваша матушка? - поинтересовался отец Лев.

- Право, не знаю, в живых ли она находится или нет, -отвечал полковник. - Для меня это, впрочем, все равно.