Точка невозврата - Евгения Ветрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жанна чуть повернула голову: слегка нетвердой походкой к ним направлялась Виктория.
– Вика, кофе будешь? – Алена с готовностью вытащила кошелек. – Ты как?
Виктория кивнула, на ее красивом загорелом лице было сонное выражение.
– Сделай мне что покрепче. Костя мне какое-то успокоительное дал, я теперь словно пьяная. А мне еще показания давать. – Глаза ее неожиданно сверкнули.
Аппарат загудел, смешивая в недрах выбранный напиток. Вика оперлась рукой о металлический корпус.
– Не переживай ты так. – Алена вытащила стакан и подала подруге. – Конечно, мы все в шоке, но тут уже ничто не поделаешь.
– О да! – Вика улыбнулась, обнажив зубы, и этот оскал превратил ее красивое лицо в маску злой Гингемы. – Никто не переживает. Всем плевать. Все радуются, – она обвела рукой зал, – всем весело.
Вокруг Мухина стояла группа спортсменов, слышались сдерживаемые смешки. Алена быстро рыскнула глазами, нашла мужа, сидящего на своем месте, и тронула Вику за плечо.
– Это защитная реакция организма. Поверь, все сожалеют.
– Да что ты?! Ты и сама не веришь. Всем, всем Игорь стоял поперек горла, всем. Все же завидовали. Так и ждали, чтобы накинуться и сожрать. И вот сожрали.
– Ты с ума сошла?
– Нет. Наоборот. Я в своем уме, и я все расскажу.
Тут хрупкая рука Алены, видно, так сильно сдавила плечо Виктории, что она вскрикнула.
– Ты язык-то попридержи. А не то я тоже кое-что расскажу.
– О чем ты?
– Знаешь о чем.
Жанна чуть отступила, помня времена юности, когда с таким выражением лиц девчонки драли друг другу волосья.
– Виктория Алексеевна Усова кто у нас? – Голос прогремел на все помещение, заставив всех смолкнуть. Полицейский повертел головой. Кто-то указал ему на аппарат с кофе. – Прошу вас, – он показал рукой в направлении комнаты, где сидел Хорхин.
Виктория хлопнула глазами, и даже сонное выражение слетело с ее лица. Она передернула плечами, стряхнула руку Алены, бросила недопитый кофе в урну.
– Не волнуйся, не пострадает твой ненаглядный тюфячок. Теперь ему зеленый свет в капитаны. Ты же этого добивалась? Ну, удачи.
Жанна проводила ее глазами. Алена тихо кашлянула:
– Она просто расстроена. Мы все расстроены. Мальчики смеются не потому, что им все равно. Это защитная реакция, понимаете? Я психологию изучала…
– Конечно. – Жанна улыбнулась, показывая, что, конечно, она согласна с Аленой. И подумала, что теперь у нее еще один подозреваемый. Даже двое. Муж и жена – одна сатана?
Виктория шла следом за полицейским, Усов семенил за ней и даже хотел протиснуться в комнату для допросов. Полицейский остановил его и что-то тихо сказал с равнодушным выражением лица. Усов чуть отошел и принялся слоняться возле двери с понурым видом.
Желудок вдруг скрутило, и по пищеводу прошлась горькая волна. Жанна прижала руки к тому месту под диафрагмой, где резануло болью. Изжоги только не хватало.
Алена понимающе вгляделась в ее лицо.
– Это от кофе, наверное. У меня тоже изжога началась. Хотите таблетку? У меня есть.
Они пошли к месту, где сидел ее муж. В объемистой сумке Алена не сразу нашла косметичку среди вороха пакетиков, контейнеров и свертков. Вытащила упаковку с таблетками.
– Берите, только водой надо запить. Пройдет.
Жанна поблагодарила и пошла к Наталье, которая что-то чиркала на листе бумаги. Взяла у нее бутылку с водой, запила таблетку.
– Смотри, у нас осталось двадцать обедов. А человек тридцать пять. Вот думаю, как распределить, чтобы никого не обидеть. Убираем экипаж, остается двадцать девять. Кто-то, возможно, согласится съесть обед пополам… – Наталья занималась вычислениями, не поднимая головы.
– А сколько было загружено?
– Шестьдесят. Ну, как обычно, с запасом. Кто-то взял два обеда. Осталось двадцать.
– А кто брал два, не помнишь?
Наталья удивленно вскинула глаза, усмехнулась:
– Хочешь сказать, что кто брал два, должны сейчас отказаться от еды?
– Да нет, просто спросила. Думала, ты запомнила. У тебя же память как у компьютера.
– Ну кто? Тренер два просил. Потом на седьмом ряду двое сидели, те сразу по два попросили. Я им выдала. Не жалко. И те, кто за ними, увидели, что эти по два взяли, и тоже захотели.
– А Борисов не брал?
– Кто? А, этот… покойник? – Наталья непроизвольно дернула плечами. – Нет вроде. Ты же ему обед давала, нет?
Жанна кивнула – она. Точно. Вот теперь она точно помнит, что Борисов обед съел, она еще убирала потом пустую упаковку. Но также она помнит и нераспечатанный ланч-бокс возле скорчившегося в кресле тела. Его еще изъяли полицейские. Что ж такое-то?
К непрекращающейся изжоге добавилась и головная боль. Она оглядела безрадостные стены – ощущение заброшенности, оторванности от мира усиливалось нарастающей тревогой. Казалось, они все в каком-то лагере для военнопленных. На входе дежурил полицейский. Возле комнаты, где Хорхин снимал показания, еще один. Какой-то сюрреализм. Она встала и принялась прохаживаться взад-вперед. Воздуха не хватало. Окна закупорены. Вот будет номер, если она сейчас грохнется в обморок. Интересно, это ощущение тревоги от недостатка кислорода или это вестник чего-то страшного? К сожалению, знаки судьбы всегда считываются позже. Это потом кажется, что все же с самого начала было ясно, но сейчас, в настоящем, это просто головная боль. Некий зверек, иногда грызущий череп изнутри. Еще бы знать, что он хочет ей сказать, если хочет.
Глава 15
Ильяс Камаев мерил шагами помещение. От стенки до стенки пятьдесят шагов, туда-обратно. И еще раз пятьдесят, и еще. Ну, допустим, авиакомпанию закроют. Допустим, просто лишат лицензии на время судебного разбирательства. Пропадет он или нет? Придется идти на транспортники. Куда-нибудь подальше. На Север. На Камчатку. В малую авиацию. Где даже этот «Як» как песня вспоминаться будет. Потому что здесь тебе работы не дадут. Клещевников же выразился совершенно прямо. В «Скайтранс» его взял лично директор назло Клещу, как за глаза называли одного из главных авианачальников. В пику, так сказать. Мы, мол, хоть и ваша бывшая частичка, но ныне абсолютно самостоятельная. Выкуси!
Камаев дошел до стенки и развернулся. Перед ним появилось лицо Клещевникова с налитыми кровью глазами. Как он тогда сдержался и не размазал эту рожу по стенке? Сдержался. Потому что знал: виноват. Конечно виноват. Не надо было спать с чужой женой. А с женой Клеща тем более. Но кто ж знал, что так получится? Да нет, все ты знал. Он зло печатал шаг по залу. Знал. Знал, что придется расплачиваться, но в объятиях Ангелины предпочитал об этом не думать.
Она летела рейсом до Парижа. Тогда он еще летал на международных. Ему сказали, что в бизнес-классе летит жена самого, вернее, одного из самых-самых
