Дальше фронта - Василий Звягинцев

А штабс-капитан ему сразу понравился. С первого взгляда чувствовалась в нем порода, десяток поколений предков, занесенных в «Бархатные книги», известных по именам-отчествам и подвигам, которыми они прославляли фамилию. Чувствовалась в чертах лица, постановке фигуры, манерах. Отсюда же и постоянно мелькающая в глазах и изгибе губ легкая, едва уловимая даже и опытным глазом ирония. Будто граф непрерывно отслеживает все несообразности в поведении собеседников, неверные употребления слов, коряво построенные фразы. Но в силу своего малого чина и воспитанности лишен возможности прямо на них указывать.

А вот при встрече с Ляховым это выражение с лица Уварова исчезло. Опознал ровню по происхождению, но занимающего более высокое положение. Помогли на генетическом уровне усвоенные традиции старорусского местничества, когда каждый с микрометрической точностью осознавал свою позицию в тогдашней «табели о рангах» и, соответственно, место, которое надлежало занимать в царском совете, за пиршественным столом или в построении на поле боя. И упаси бог «как самому выше своего ранга место занять, так и уступить свое тому, кто ниже тебя числится».

Опознал своего и сразу повел себя как должно. Не в плане субординации, тут все заведомо было в порядке, а именно на эмоциональном уровне. Ляхов это оценил.

Ну и характеристика Тарханова свою роль сыграла.

Как требовал гвардейский этикет, Вадим сначала коротко сообщил о себе то, что считал необходимым в дальнейших взаимоотношениях, после чего попросил заместителя сделать то же, но уже – подробно. В том числе суть и смысл ситуации, приведшей Уварова в этот кабинет и на эту должность.

Ответами удовлетворился. Такой помощник его вполне устраивал. Остается должным образом использовать его сильные качества и держать в рамках допустимого все прочие.

– А о сути нашего задания вы представление имеете? – осведомился Ляхов, протягивая штабс-капитану тонкий золотой портсигар с выпуклой эмалевой инкрустацией, сегодняшний подарок будущего тестя.

Они, по настоянию Майи, заехали к Бельскому буквально на несколько минут, чтобы Вадим мог официально попросить руки его дочери. То, что Татьяна явочным порядком назвала себя в присутствии князя Тархановой, определенным образом повлияло и на Майю. Время, наверное, подошло. Нагулялась девушка и решила, что почти полутора лет фактического знакомства, а также совместно пережитых приключений вполне достаточно, чтобы связать их судьбы окончательно. Отныне и навеки. Тем более, наверняка подумала она, в Польше Вадим вполне может увлечься какой-нибудь «прекрасной паненкой».

Что там произойдет по факту, ее не волновало, а вот чтобы жених обязательно вернулся, нужно связать его словом, сказанным при свидетелях.

Ни о каких паненках, кстати, Вадим не мечтал, да и затруднительно было бы их найти, и покидать Майю не собирался. Вот мысли о грядущей свадьбе действительно откладывал на более отдаленное время. Но раз ей так хочется – пожалуйста. Тем более что обручение – это все-таки еще не женитьба.

– Кое о чем догадываюсь, – честно ответил Уваров. – Мы тут с ребятами мнениями обменялись. Исходя из того, что кое-кто из наших уже ходил на ту сторону, когда вас с полковником Неверовым искали, а также видя, как вы с ним переглядывались, могу предположить, что снова – туда же. Так?

Еще один плюс заместителю. Способен к правильным умозаключениям на основе неполной информации.

– Абсолютно в точку. Ну-ка, подайте мне карту и пригласите тех самых офицеров. – Повидавших загробный мир было четверо. Поручики Щитников и Колосов, старший воентехник Фрязинов и тот самый армянин, подпоручик Шаумян. Все – из штурмгвардейцев с типичными для их полка манерами и ухватками.

В отличие от кадровых «печенегов», которым, по роду занятий, кроме великолепной гибкости и точности движений знатоков всевозможных единоборств, была присуща определенная интеллигентность (многие имели юридическое или иное гуманитарное высшее образование), эти ребята являлись воплощением силы, физической и психической, хотя и рассуждающей, но безоглядной.

Их части заведомо создавались и воспитывались, как смертники. Штурмгвардия должна выполнить любой приказ в любых условиях, не задумываясь о самосохранении. Точнее – задумываясь об этом ровно в такой же мере, как и о сбережении вверенного оружия.

Как пелось у них в строевой песне: «Готовность к смерти – тоже ведь оружье / И ты его однажды примени / Мужчины умирают, если нужно, / И потому живут в веках они».

В идеологический багаж штурмгвардии входила и такая истина, которая сначала Ляхова удивила своей парадоксальностью, а потом, при некотором размышлении, первобытной, прямо-таки библейской мудростью.

«Подразделение выживает, если каждый его боец готов умереть. Подразделение гибнет, если каждый его боец хочет выжить!»

Что тут еще добавишь?

Эти вот офицеры выжили, сходив на тот свет и схлестнувшись с покойниками врукопашную. Двое из группы Щитникова – подпоручики Мамаев и Тарасов погибли. Остальные уцелели, отомстили (если этот термин тут имеет смысл) и без особых рефлексий готовы прогуляться туда еще раз.

А вот возглавлявший бой капитан второго ранга Кедров (из «печенегов») по тонкости своей нервной организации сломался и даже, говорят, удалился от службы в монастырь. Душу спасать и грехи замаливать. Как выразился Щитников, которому в том бою досталось чуть ли не больше всех: «Вообразил, что монахи попадают на тот свет каким-то иным способом. Ему б тогда лучше мусульманство принять».

Значит, решил Ляхов, на этих парней он может положиться полностью. И, не стесняясь, рассказал им о том, что испытал сам, пока они его искали в ближнем Подмосковье.

Таким образом, ядро группы из людей, связанных общей судьбой и общим опытом, сложилось сразу.

Уваров своим внутренним настроем вполне им соответствовал. Что касается пятерых других офицеров, подобного опыта не имеющих, Вадим, на основании выписок из данных службой Бубнова характеристик, мог быть почти уверен, что и они не дрогнут. Присутствовал в глубине их натур некий «ген», отвечающий за скептически спокойное отношение ко всякого рода невероятностям.

Как говаривал уже неоднократно цитировавшийся любимый герой Ляхова: «Я одно время тоже впал в такую мистику, что меня можно было испугать обыкновенным финским ножом».

Рассматривая карту, Ляхов обратил внимание на один интересный момент: случайно ли так вышло, или люди, готовившие их рейд, проявили должную предусмотрительность, выбирая исходной точкой именно Литовские казармы.

На десяток километров в любую сторону от них не располагалось ни одного кладбища. Мелочь вроде бы, но полезная. Известно ведь, что некробионты предпочитают держаться поблизости от двух мест – непосредственной кончины и собственной могилы. Почему, отчего – наукой пока не установлено. Но, учтя этот фактор, не придется лишний раз отвлекаться. На появление же очередного капитана Шлимана рассчитывать вряд ли стоит.

Подводя итог узкого совещания посвященных лиц, Ляхов объявил, что жесткого распределения обязанностей внутри своей опергруппы он устраивать не будет.

Есть руководство, то есть он сам и его заместитель – Уваров, а также вводится должность помощника по хозяйственной части, на которую назначается подпоручик Шаумян. Единственный из всех участников прошлого рейда, он был произведен, в некоторое нарушение обычаев, в следующий чин. Скорее всего, просто для того, чтобы предоставить ему возможность дальнейшего продвижения по службе. Обычные прапорщики такого шанса были лишены.

Левон, пользуясь допущенной Ляховым свободой обсуждения, сам на нее напросился. Он сообщил, что боевые и тактические способности его самые средние. Но в том, что касается общения со всякого рода снабженцами, сообразительности в торговых и иных подобных делах, природной сметливости, прочих господ офицеров значительно превосходит.

– Еще во времена Екатерины Великой и достославного Потемкина моих предков специальным указом, в числе двухсот семей, переселили из Эривани на Азово-Моздокскую линию в целях организации снабжения вновь создаваемых крепостей, развития ремесел и торговли. Где мы и процвели к своей и государственной пользе. Вот говорят – евреи, евреи! Да мы ж не хуже, только поскромнее немножко. Не думайте, господин полковник, я ведь просто исходя из интересов дела. Воевать придется – будем, а в остальное время… Вы же хотите, чтобы все у нас было хорошо? Я тут уже кое-кого из наших нашел…

Возражений ни у Ляхова, ни у Уварова не было. Одновременно решили, что прочие офицеры будут использоваться «для особых поручений», по мере необходимости и с учетом их личных качеств и требований момента.

– Я сумел добиться у полковника Тарханова прямого подтверждения собственных прав полной экстерриториальности, – сообщил Ляхов. – В том смысле, что любые формирования и подразделения армии и иных ведомств на сопредельной территории будут выполнять все мои приказы, относящиеся к заданию. Мы же в своих действиях не подотчетны никому. Но это и на вас, господа, возлагает соответствующие обязанности и особую ответственность. А теперь, Валерий Павлович, пригласите сюда и остальных наших коллег, чтобы они не почувствовали себя ущемленными. Мол, со штурмгвардейцами совещаются, а нас игнорируют.