Древняя Русь: Образование Киевского государства и введение христианства - Вячеслав Оргиш

Итак, ко времени княжения Владимира на Руси скорее всего уже имелась некоторая христианская культовая практика. Киевскому князю не было необходимость креститься в Корсуни. Для этого имелись условия на мест В Киеве функционировала церковь святого Илии, которую по всей вероятности, обслуживали болгарские священник пользовавшиеся, конечно же, церковнославянским языков Однако после рассказа о корсунском походе и массово крещении киевлян в летописи под 989 г. сообщается о то «что русский князь, живя в христианском законе, «задумал создать церковь». Когда здание было закончено, о «поручил ее Анастасу Корсунянину и поставил служить ней корсунских священников, дав ей все, что взял пере этим в Корсуни: иконы, сосуды и кресты» [73, 282]. Судя по всему, летописное сообщение отражает ход событий связанных с разрывом Владимиром давних церковных связей с Болгарией и установлением таковых с греками.

Болгарская церковь, немало сделавшая в распространении христианства на Руси, по всей видимости, не могла справиться с задачей решительного «крещения Руси не могла побороть сильные языческие настроения на русской земле, ей не хватало прочной организации Владимир же нуждался в силе, способной активно помогать ему в проведении политики централизации Киевского государства, готовой к бескомпромиссной борьбе с языческим многобожием, мешавшим упрочению верховной киевской власти.

Греческая церковь, имевшая огромный опыт преодоления «варварских суеверий», охотно согласилась помочь Владимиру. Не случайно летописная традиция подчеркивает большую роль в «крещении Руси» корсунского духовенства. Взявшись за «христианизацию» восточных славян, корсуняне самым решительным образом принялись искоренять язычество и насаждать свой церковный порядок. Именно они стали духовной опорой русского князя в его стремлении порвать с языческим наследием.

Начальная летопись дает красочное описание того, как в 988 г. вводилась новая вера. С той же рьяностью, с какой водворял ранее языческих богов, действовал Владимир и теперь при официальном принятии христианства. В Киеве он распорядился убрать идол Перуна и спустить его вниз по Днепру к порогам со строгим наказом не давать низвергнутому кумиру прибиваться к берегу. Зная настроения киевлян, понимая, что в каждом сословии есть противники введения новой религии, он со всей решительностью и непримиримостью объявил: «Если не придет завтра кто на реку – будь то богатый или бедный, или нищий, или раб – да будет мне враг» [73, 279]. На другое утро, сопровождаемый царицыными и корсунскими попами, появился князь у Днепра. Собравшиеся киевляне «вошли в воду» и приняли днепровское крещение, «попы же совершали молитвы, стоя на месте» [73, 280] [5].

В силу классовых черт христианство, несмотря на довольно продолжительную историю своего проникновения в восточнославянскую среду, долго не могло основательно закрепиться в ней, пока на Руси не созрели классовые отношения. Но и тогда, когда такие отношения в древнерусском обществе сложились, по вопросу проведения религиозной реформы оно не было единым. Даже среди феодалов не все соглашались принять монотеизм. Часть из них, не желавшая укрепления политических позиций киевского князя, выступала против замены раздробленного по местностям язычества единой религией, которая содействовала усилению великокняжеской власти.

Но в целом феодальное сословие было заинтересовано в религиозной реформе, поскольку она давала идеологические средства оправдания его господства. Поэтому по отношению к феодалам, великому князю, его дружине можно говорить о добровольном принятии христианства. Что же касается зависимых слоев общества, будет уместным говорить о введении, насаждении монотеистической религии, в ряде случаев сопровождавшемся применением принудительных методов ее распространения.

В Киеве, где великокняжеская власть была наиболее прочной и где усилиями миссионеров население в какой-то мере было уже приучено к новой вере, сопротивление реформе носило ограниченный характер. Но даже среди киевлян, как отмечают богословы, «крестились не все, и не все крестившиеся сделали это сознательно и охотно» [57, 15]. В землях же, удаленных от Киева, от сношений с Болгарией и Византией, борьба против религиозных начинаний Владимира порой становилась ожесточенной. Соединяясь с антифеодальными настроениями, она приводила к народным восстаниям. Именно так случилось в Новгороде, где киевский князь поручил низвергнуть языческие изваяния тому самому Добрыне, который ранее водворил Перуна.

Совершенно очевидно, что процесс введения христианства был отнюдь не простым. Однако приверженцы старых верований, как сообщает младший современник Владимира митрополит Иларион, в конце концов покорились, – «если кто и не по любви, то из страха к повелевшему: так как благоверие в нем соединено было со властию» [79, 204]. Исполнители княжеского замысла, в особенности тысяцкий Путята, решительно подавляли мятежных язычников.

Тем не менее на Руси еще долго сохранялись объективные предпосылки приверженности народа догосудар-ственным представлениям о мире. Нежелание части древнерусского общества расставаться с язычеством, первоначальная незрелость церковной организации, трудности процесса внедрения христианской религии вынуждали сторонников православия идти на компромиссы: переделывать языческие мифологемы на христианский манер. Церкви было трудно найти иной выход, ведь живучесть, сила догосударственных традиций и представлений стимулировались архаическими способами хозяйственной деятельности, спецификой природной среды обитания, а также пережитками родоплеменного быта. Хотя в прежних богов не верили, земледельческие, бытовые, нравственные нормы славянского язычества продолжали жить как часть народного мировосприятия. И церковное православие, само ставшее выразителем феодальной идеологии [91], вынуждено было мириться с некоторыми проявлениями языческого наследия.

Но там, где коренные обряды, обычаи, моральные установки, поведение резко расходились е мировоззрением и этикой христианской религии, вступали в конфликт с поддерживаемыми ею феодальными институтами, церковь без колебаний становилась воинственной и беспощадной. Вопреки проповедям милосердия, она обосновывала применение насильственных методов, используя с этой целью пришедшее вместе с христианством византийское законодательство (о нем см. дальше), которое, по признанию современных православных иерархов, «принесло в нашу страну карательные жестокости вместо существовавшего прежде на Руси наказания деньгами» [57, 10]. Для освящения феодально-монархической политики Владимира церковь приспосабливала общехристианские положения. Отталкиваясь от христианского провиденциализма, епископы внушали русскому князю идею богоданности власти и соответственно законности применения репрессивных средств в отношении социальных элементов, которые представлялись им опасными. «Ты поставлен, – убеждали они Владимира – для наказания злым, а добрым на милость. Следует тебе наказывать разбойников, но после расследования» [73, 286].

На протяжении почти 28 лет Владимир настойчиво распространял христианскую веру. Епископами в Киеве и Новгороде были поставлены корсунские попы, чье деятельное участие в крещении Руси отвечало его планам сделать древнерусское государство единым. Вслед за «матерью городов русских» Киевом и Новгородом, «просвещенным» новой верой около 990 г., последовали Ростовские земли. Около 991 г. греки при поддержке Добрыни принялись изживать здесь языческое наследие. Почти одновременно с Ростовом введение христианства началось в Суздальских землях, когда туда в сопровождении двух епископов прибыл сам Владимир, основавший тогда же на берегу Клязьмы город (992 г.), который назвал по своему имени Владимиром. Скорее всего, христианство насаждалось при Владимире также по городам и землям, отданным им в удел детям. Стало быть, еще при жизни киевского князя новая религия могла появиться, кроме Новгорода и Ростова, в Полоцке, Турове, в Древлянской земле, Владимире-Волынском, Пскове, Смоленске, Луцке, Тмутаракани, Муроме и других местах.

Утверждение на Руси провизантийски ориентированной иерархии имело для Константинополя крайне важное значение. Возвышение греческого духовенства автоматически ослабляло влияние на русскую среду противницы византийских императоров Болгарии, а религиозная зависимость Руси должна была служить Царьграду гарантом надежности союзнических обязательств киевской власти. И действительно, союз с Киевской Русью помог Василию II преодолеть многие затруднения, создавшие угрозу его престолу. К концу 989 г. при содействии русского войска он добился успеха в борьбе с малоазиатскими властителями. Укрепив свою власть в восточной части империи и ограничив захватнические тенденции знати, Василий приступил к реализации своего главного замысла – ликвидации Болгарского царства. После событий конца 60-х-начала 70-х годов X в., связанных с балканской кампанией Святослава и окончившихся поражением Болгарии, включением ее в состав империи, болгарский вопрос для Византии окончательно закрыт не был. В болгарских областях Пинда, вокруг Преспы и Охриды, патриоты под предводительством Шишмана и его сыновей продолжали вести борьбу. Пользуясь трудностями, появившимися у Василия II в начале его царствования (976 г.), сын Шишмана царь Самуил (977-1014 гг.) восстановил Болгарию. К 986 г. он отвоевал придунайскую Болгарию, Македонию, Фессалию и дошел до Пелопоннеса. Его царство простерлось от Дуная до Адриатики. В течение 30 лет греки должны были тратить огромные усилия на борьбу с болгарской угрозой.