Не путай клад с могилой - Андрей Дышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не успел я протянуть руку за вторым бутербродом, как Влад снова плеснул в стаканы «Бифитера» и уточнил вопрос:
– Так что там хочет профессор от меня?
– Он хочет, чтобы ты оставил его в покое, – довольно расплывчато ответил я. – Никаких документов отдавать он тебе не намерен.
– Для меня это не новость, – усмехнулся Влад. – Если бы Валерий Петрович захотел отдать мне манускрипт, то сделал бы это давно и без лишнего напоминания.
– Но почему ты решил, что он обязан отдать его тебе?
– Потому что манускрипт принадлежит мне. Я отдал в залог за него пять тысяч баксов.
– А Курахов считает, что документы и исторические материалы научной группы по закону могут неопределенно долго оставаться у него.
– Такого закона нет, – твердо ответил Влад и подозрительно взглянул на меня. – И тебе, как адвокату, об этом надо было бы знать. Я лично выкупил манускрипт из частного архива в Мадриде.
– Зачем же ты отдал ему манускрипт?
Взгляд Влада красноречиво говорил о том, что он озадачен моей некомпетентностью.
– А как же иначе, дружище? Если научная группа ведет исследовательскую работу, то всякая находка ложится на стол руководителя. Но это вовсе не значит, что материалы становятся его собственностью. Распустив группу, Курахов обязан был сразу вернуть материалы сотрудникам.
– Ты ему угрожал?
Влад опять развел руками. Влажная глянцевая грудь блеснула в солнечных лучах.
– Я ему сказал: «У вас будут неприятности». Это можно расценить как угрозу?
– Под неприятностями ты имел в виду обыск в его гостиничном номере? – вырвалось у меня.
– Что?! – поморщился Влад. – Не понял, о каком обыске ты говоришь.
Если играет, то играет хорошо, подумал я, прикидывая, как аккуратнее дать задний ход.
– Видишь ли, в чем дело, – пояснил я. – Профессор живет в частной гостинице. Два дня назад кто-то вломился к нему в номер и перевернул все вверх дном. Курахов подозревает тебя.
– Это его проблемы! – отмахнулся Влад. – Никакого обыска мы у него не проводили. Мне проще было бы взять его за воротник и подвесить на сук вниз головой, чем копаться в белье. А почему ты не пьешь?
– Думаю. Если ты говоришь правду, то кто тогда мог это сделать?
– Не знаю. Но то, что ты рассказал, мне не нравится.
– Мне тоже. Особенно если учесть, что все это произошло в моей гостинице.
– А-а-а, – протянул Влад и, закусывая сыром, кивнул. – Теперь понятно. Значит, ты, собственно, такой же адвокат, как и я.
– Собственно, да.
– С этого бы и начал… Я тебе вот что скажу, – запальчиво произнес Влад, стаскивая с голого торса джинсовую безрукавку и кидая ее на капот «Сузуки». – Никакого обыска не было. Курахов его придумал нарочно для того, чтобы навесить на меня всех собак. Но этот фокус у него не пройдет, так и можешь ему передать.
– А если все же допустить, что обыск был?
– Значит, манускриптом заинтересовался кто-то еще.
– Эта рукопись представляет большую ценность?
Влад вздохнул, с отвращением глядя на бутылку с «Бифитером».
– Мне трудно так вот с ходу ответить на твой вопрос, – сказал он, тщательно подбирая слова. – Имеет она ценность или нет – покажет время. Я ошибся в самом начале. Надо было обязательно перевести эту рукопись до конца, прежде чем отдавать ее Курахову.
– Как? – изумился я. – Ты ее даже не прочитал?
– Это не так просто, как тебе кажется. Чтобы ее прочитать, надо в совершенстве владеть средневековой латынью.
– Значит, ты не знаешь, о чем идет речь в манускрипте?
– В общих чертах знаю. Биограф со слов слуги описывает место и обстоятельства гибели испанской графини Аргуэльо.
– И зачем это нужно профессору? Какое отношение имеет испанская графиня к теме вашего научного исследования?
– Как тебе сказать…
Естественно, он не скажет мне всей правды, думал я. А правда в том, что у графини должны были быть с собой золото и жемчуга, но разбойники ничего не нашли. И с этого-то и начинается путь к самому главному выводу, к которому подводит манускрипт.
– Ты меня слушаешь? – спросил Влад, с тревогой заглядывая мне в глаза. – Тебе не плохо?
– Что? – переспросил я, возвращаясь из пылающей Солдайи к нашему столику, стоящему посреди знойной поляны. – Нет-нет, мне очень хорошо. Можно сказать, я вообще балдею от тебя и твоего бывшего научного руководителя.
– Меня волнует обыск, о котором ты мне сказал, – произнес Влад.
– И меня волнует. Может пострадать репутация гостиницы. Потом клиенты будут от нее шарахаться, как от дурдома.
Влад глянул на меня так, словно хотел сказать: мне бы твои проблемы.
– Скучно все это. – Он пробежал взглядом по верхушкам корявых крымских дубков. – Гостиница, клиенты…
– А твоя работа веселее?
– Уж наверняка веселее твоей.
– Не знаю, как работа, но компания у тебя веселая, – сказал я, взглянув на «Сузуки».
– Нормальная компания, – защитил своих Влад. – Люди умеют расслабляться после работы.
– И Анна умеет расслабляться?
Влад нахмурился. Этот вопрос ему не понравился. А мне не понравилась его реакция.
– Ты ее знаешь? – осторожно уточнил он, не поднимая глаз и зачем-то подливая «Бифитера» в стакан, где и без того было достаточно джина.
– Отлично знаю! Уже больше трех лет. Она до недавнего времени работала у меня и вела бухгалтерский учет.
Чем больше я наблюдал за поведением Влада и выражением его лица, тем меньше сомневался в том, что этот тяжеловесный историк положил на нее глаз.
– Ну и почему вы… расстались? – с усилием придавая голосу равнодушный тон, полюбопытствовал Влад.
– Она уволилась по собственному желанию, – продолжал я рассказывать, хотя каждое слово причиняло мне боль. – А я никогда не стою на пути своих сотрудников. Надумал уходить – скатертью дорога… У тебя, должно быть, она зарабатывает куда больше, чем у меня?
– Не думаю, – неопределенно ответил Влад, скручивая ломтик сыра в трубочку.
– И чем, если не секрет, вы занимаетесь?
– Археологическими раскопками.
– Много раскопали?
Я бил по больному месту Влада, прикидываясь наивным простаком. Ему было бы лучше, если бы я с кривой ухмылкой сказал бы: «Знаю я про ваши заработки. По твоей тачке видно, сколько ты на раскопках заработал». Но, задавая свои наивные вопросы, я заставлял его говорить о том же самом.
– Большие ценности встречаются очень редко, – пояснил он, демонстрируя неожиданно проснувшийся аппетит и старательно запихивая в рот большой пучок зелени. – Но обломки старинных амфор иногда находим.
– И есть покупатели на эти обломки?
В моем голосе сквозила ирония, но Влад сделал вид, что не заметил ее.
– Богатых чудаков много.
– А Анюта у тебя, интересно, на какой должности?
Владу надоел мой тон. Он наконец поднял глаза и очень выразительно посмотрел мне в лицо, будто хотел напомнить о своем ударе, повергнувшем меня в нокаут.
– У нас нет должностей, – ответил он. – Она просто живет и работает в нашем лагере.
– Копает ямы? – Я продолжал напрашиваться на грубость.
– Нет, – пока еще сдерживаясь, ответил Влад. – Она не копает. Она ныряет… А почему ты так нервничаешь?
Я не просто шел, я без тормозов летел на новый конфликт, не думая о том, что он снова может закончиться не в мою пользу, но последние слова Влада вдруг встали на моем пути стеной.
– Ныряет? – переспросил я, но скорее не у Влада, а у самого себя, желая скорее выяснить, что меня так насторожило. – Как это – ныряет? – хлопал я глазами. – С трубкой, что ли?
– Нет, не с трубкой. С аквалангами.
– Вот оно в чем дело! – закивал я. – С аквалангами, это, конечно, совсем другое дело. И где, извини за любопытство, вы проводите свои изыски?
– Где есть смысл, там и проводим. Под Феодосией, на Кара-Даге. Эту неделю мы работаем в заповеднике на Караул-Обе… Послушай, ты закусывай, а то твои глаза сейчас на лоб вылезут!
Надо же, какой наблюдательный, подумал я, отворачиваясь и медленно направляясь к опушке. Все замечает – и что у меня с глазами, и что нервничаю. А как тут быть спокойным? Столько совпадений, что вне подозрений остаюсь только один я.
Я брел вдоль строя деревьев, и мне представлялось, что это зеленые истуканы с лицами профессора, его падчерицы, отца Агапа, Риты, Анны, Уварова, и думал о том, что за два года «простоя» потерял навыки и былую прозорливость и впервые, имея целую гору фактов, не могу составить хотя бы одну более-менее стройную версию.
Когда я вернулся к Владу, он, согнувшись над столиком, что-то торопливо писал на маленьком листке, вырванном из записной книжки.
– Тебя не затруднит передать Курахову? – спросил он, складывая листок вчетверо и протягивая мне. – Там нет никакой тайны, можешь прочитать.
Я развернул записку, прошел глазами по тексту, с трудом распознавая мелкие и неимоверно растянутые слова:
«ДОРОГОЙ ВАЛЕРИЙ ПЕТРОВИЧ! МНЕ НАДОЕЛО ЖДАТЬ. ПОСЛЕЗАВТРА ВЫ ДОЛЖНЫ ВЕРНУТЬ МНЕ МАНУСКРИПТ. В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ Я НЕ ОБЕЩАЮ ВАМ НИЧЕГО ХОРОШЕГО. УВАРОВ».