Нюрнбергский процесс, сборник материалов - Константин Горшенин

«Фюрер указывает, что отныне Франции следует уделять более внимания: надо, чтобы силы противника не увеличивались, поэтому все германские службы должны выполнять свои задачи более эффективно».

Он видит, что в случае вторжения возрастает угроза со стороны французских кругов, которые не хотят сотрудничать с немцами и ведут нелегальную борьбу с Германией. Эти круги могут представлять серьезную опасность для войск — такие опасные элементы должны быть обнаружены в сфере экономики, в научной сфере, в политической и в военной сферах, а также во всех общественных кругах, с которыми они могут поддерживать связь. Если надо приводить цифры, то можно было бы арестовать 2 тысячи человек или более. В момент, когда речь идет о защите Европы от врага, нет оснований пугаться проведения таких превентивных мер даже во Франции».

На вопрос о том, как надо действовать на практике, министр заявил, что посол Абец возьмет на себя лично эту задачу немедленно и соответственно со всеми требованиями, которые встают в связи с обстановкой».

На этом я прекращаю оглашение документа. Признаете ли вы, что он соответствует действительности?

Риббентроп: Да, я совершенно точно помню об этом документе. Это был приказ фюрера, в котором говорилось о том, что необходимо принять меры для устранения всех опасных элементов, которые могли бы оказывать сопротивление в тылу германской армии. После получения данного приказа было созвано это совещание. Фюрер хотел, чтобы были произведены аресты большого числа лиц.

Руденко[7]: Подсудимый Риббентроп, в течение последних заседаний Трибунала вы в пространной форме изложили основы внешней политики Германии. Я задам вам несколько итоговых вопросов.

Считаете ли вы захват Чехословакии германской агрессией?

Риббентроп: Нет. Я рассматриваю это, как мне об этом говорил фюрер, и я считаю, что это правильно, что это необходимость, которая проистекала из географического положения Германии.

Руденко: Считаете ли вы нападение на Польшу германской агрессией?

Риббентроп: Нет. Я считаю, что нападение на Польшу было вызвано позицией других держав.

Руденко: Считаете ли вы нападение на Данию германской агрессией?

Риббентроп: Нет. Нападение на Данию, как это здесь определяется, означает всего лишь вмешательство в дела Дании, и это, после того, что говорил фюрер в отношении этой меры, означает всего лишь превентивную меру по отношению к той высадке английских войск, которая готовилась в то время.

Руденко: А захват Норвегии вы также не считаете агрессией?

Риббентроп: Сейчас мы говорили о Норвегии и Дании. Это было совместное мероприятие, которое касалось и Дании, и Норвегии.

Руденко: Считаете ли вы нападение на Бельгию, Голландию и Люксембург германской агрессией?

Риббентроп: Это тот же вопрос: Я должен опять ответить: «нет».

Руденко: Считаете ли вы нападение на Грецию германской агрессией?

Риббентроп: Я считаю, что нет.

Руденко: Считаете ли вы нападение на Советский Союз германской агрессией?

Риббентроп: Нет. В буквальном смысле этого слова это не была агрессия.

Руденко: Вы говорите, что в буквальном смысле слова это не была агрессия, а в каком смысле слова это была агрессия?

Риббентроп: Разрешите мне сделать пояснение по этому вопросу. Агрессия — это очень сложное понятие. Речь идет о превентивной войне, ибо то, что мы напали, — действительно нельзя оспаривать.

Руденко: В своих показаниях вы неоднократно делали заявление о том, что, преследуя мирные цели, вы считали необходимым ряд спорных вопросов решить дипломатическим путем. Повидимому, эти показания являются лицемерием?

Риббентроп: Нет. Я никогда не говорил, что вообще речь не идет ни о какой агрессии.

Руденко: Теперь я вас попрошу ответить вот на какой вопрос. Вы представили Трибуналу документ под номером 311. Это характеристика Гитлера, озаглавленная: «Личность фюрера». На странице 5 этого документа вы, характеризуя Гитлера, сообщаете о следующем: «После победы над Польшей, вследствие влияния, которое, по моему мнению, следует приписать Гиммлеру, пошли дальше, то есть в направлении установления гегемонии Германии в Европе». Вы помните такое место из этого документа, подсудимый Риббентроп? Этот документ написан вами?

Риббентроп: Да.

Руденко: Кем, кроме Гитлера, был подписан указ о Судетской области от 21 ноября 1938 г.? Вы можете припомнить?

Риббентроп: Я не знаю, какой приказ вы имеете в виду. Разрешите мне прочесть его. (Риббентропу передают документ.)

Руденко: Вы припоминаете, что вы действительно подписывали этот закон?

Риббентроп: Да, безусловно. Если здесь есть моя подписи, то, очевидно, это было так. Однако в деталях я не помню об этом.

Руденко: Кем, кроме Гитлера, был подписан указ о протекторате Богемии и Моравии от 16 марта 1939 г., которым, по существу, был ликвидирован всякий намек на государственный суверенитет Чехословацкой республики?

Риббентроп: Мне кажется, что я также подписал этот указ.

Руденко: Вы также подписали указ от 12 октября 1939 г. об управлении оккупированными польскими областями. Вы помните это?

Риббентроп: 12 октября 1939 г.? Нет, не помню. Я подписал очень много документов в эти годы. Подробностей я уже не помню.

Руденко: Также значится ваша подпись под указом от 18 мая 1940 г. о присоединении к Германии бельгийских областей Эльжен и Мальмеди. Я поставил эти вопросы для того, чтобы заключить следующим вопросом. Правильно ли будет констатировать, что всякий раз, когда гитлеровское правительство пыталось указом создать видимость обоснования своих территориальных захватов, под таким указом появлялась подпись рейхсминистра Риббентропа?

Риббентроп: Мне кажется, что это не так. Если предпринимались какие-либо территориальные изменения, то в этом отношении приказы издавал фюрер, и, как видно из этих документов, министры, которых в какой-либо степени касались эти вопросы, подписывали также эти документы — само собой разумеется, что я тоже подписывал большинство этих документов.

Руденко: Я вас просил бы ознакомиться с документом, который уже представлен Трибуналу в качестве доказательства под номером СССР-120. Это — ваше соглашение с Гиммлером об организации разведывательной работы. Это — пространный документ, и я просил бы вас ознакомиться с пунктом 6 этого документа. В нем говорится:

«Министерство иностранных дел оказывает секретной разведывательной службе всякую возможную помощь. Имперский министр иностранных дел будет, поскольку это будет терпимо во внешнеполитическом отношении, включать определенных сотрудников разведывательной службы в состав заграничных представительств». Я опускаю еще один длинный абзац и читаю заключительный: «Ответственный сотрудник разведывательной службы регулярно информирует главу миссии обо всех существенных вопросах деятельности секретной разведывательной службы в данной стране». Вы подписали такое соглашение, не правда ли?

Риббентроп: Да.

Руденко: Таким образом, следует констатировать, что заграничный аппарат министерства иностранных дел Германии занимался шпионажем.

Риббентроп: Нет, в этом отношении этого нельзя утверждать и, собственно, по следующим причинам. Между Гиммлером и мной имелись противоречия в отношении разведывательной службы за границей. Затем благодаря усилиям Кальтенбруннера удалось подписать это соглашение. При этом предусматривалось сотрудничество, и я ни в коем случае не отрицаю, что при этом имелось намерение также использовать людей, которые относились к разведывательной службе, в нашем аппарате.

Руденко: Вспоминаете ли вы письмо подсудимого Кальтенбруннера, в котором он просит у вас миллион туманов для подкупов в Иране?

Риббентроп: Да, так точно, я вспоминаю об этом. Мне кажется, что тогда для этого, была выделена известная сумма.

Руденко: Деньги были предоставлены в распоряжение Кальтенбруннера?

Риббентроп: Я не помню точно. Но мне кажется, что я дал распоряжение министерству иностранных дел, чтобы была оказана финансовая помощь. Это верно.

Руденко: Вы показали, что уже в августе—сентябре 1940 года в замке Фушле вы встретились с подсудимым Кейтелем для обсуждения меморандума о возможном выступлении Германии против Советского Союза. Следовательно, почти за год до нападения на Советский Союз вы были осведомлены об этом нападении?

Риббентроп: Нет, это неправильно. Подсудимый Кейтель тогда действительно был у меня в Фушле, говорил со мной о том, что фюрер имеет некоторые сомнения в отношении России, что имеется возможность военного конфликта, что это нельзя оставить без внимания. Он, со своей стороны, написал меморандум и хотел переговорить об этом с фюрером. У него были опасения в отношении возможности конфликта на Востоке, и он просил меня подействовать в этом отношении на фюрера. Я обещал ему это.