О любви (сборник) - Михаил Веллер

Тихий голос его удалился ввысь, стал едва различимой музыкой, счастливое ощущение легкости и полета объяло Валино тело. Прозрачная струйка сигаретного дыма развеялась и стала деревом, дерево ветвилось, черепичные крыши просвечивали сквозь крону, на сизой, отмытой веками каменной площади светился белизной памятник, и два живых, прекрасных и юных тела сплелись на постаменте, струясь и переливаясь одно в другое.

– И если влюбленный положит белую розу к подножию этого памятника, – покачивал и пересыпался музыкальный звон, – то он будет счастлив в любви, и любовь его не изменит ему никогда.

Памятник превратился в картину на стене, на его месте появилось пятно неясного цвета, в центре пятна образовался черный четкий прямоугольник, и из него возник Ромео – в коротком плаще, бархатном берете на кудрях, в чулках до бедер, придерживая шпагу на боку. В руке у него благоухала белая роза, бьянка роса. Неслышными шагами приблизившись к ним, он склонился в плавном поклоне и положил розу на стол. Белая роза лучилась в темноте. Из складок плаща Ромео достал коробочку, на белом шелке горело золотое обручальное кольцо, он протянул его Вале и теплой, сухой, крепкой рукой сам надел ей на безымянный палец, опустившись на одно колено. И удалился так же беззвучно, вернулся в пятно света, свет медленно потускнел, померк, и видение исчезло.

Валя, ничуть не удивленная, засмеялась, потрогала колечко, потянулась к розе, ощутив упругость свежего стебля, взмахнула ею, понюхала, провела по лицу Ларика:

– Это тебе или мне?

– Нам.

– Значит, мы будем счастливы в любви?

– Всю жизнь.

– И мы теперь обручены? – повернула руку с кольцом.

– Ромео сам обручил нас.

– Мы теперь муж и жена?

– Да.

И этот прекрасный сон принял медленное вращение лазурной воронки тропического моря, и когда Валя закрыла глаза, улетая на теплой волне прибоя, уносящей ее туда, куда она хотела, она не чувствовала ни боли, ни страха, а была только волшебная и бесстыжая сказка, она была свободна свободой полета, и в остром блаженстве сна делала то, что хотела, и умирала раз за разом, благодарная ему за то, что он делает то, что она хочет, они были одно, и когда, паря и уносясь в забвении, она прошептала:

– Я люблю тебя… – это была такая правда, правдивее которой она никогда ничего не говорила.

…Она уснула, дыша ровно и бесшумно, а он еще долго лежал рядом, боясь пошевелиться, хотя знал, что она не проснется.

Затем повел себя несколько странно. Зажег свечу, всунул в золу очага ее окурок из пепельницы, а на его место, прикурив, положил другой; в золу же последовали еще три сигареты, внимательно извлеченные из пачки. В прихожей он снял ключ с гвоздика, вставил в дверь и повернул поперек. Из глубины письменного стола достал старинную вазу, сунул туда розу, налил воды и спрятал в кухонный шкафчик. Закрыл глухую штору на окошке, которая была отдернута.

После чего лег рядом, проверил фонарик, приказал себе проснуться в половине девятого, обнял Валю и растворился в счастливом сне.

Проснулся во тьме кромешной. Ежась от холода, помылся ледяной водой на кухне, снял лезвием легкую щетинку, брызнул одеколоном и дезодорантом, ворот свежей белой рубашки раскинул над вырезом черного пуловера. Валя спала, свернувшись калачиком под пледом и одеялом.

Из магазина вернулся со снедью, накрыл завтрак, водрузил бутылку шампанского, поставил повиднее треснутую, матовую от возраста вазу – королевским незапятнанным знаменем роза высилась в ней. Из карманчика куртки вытащил диктофон, проверил кассету, включил – отдернул штору.

Комната подсветилась чистым и несильным утренним светом. Музыка звучала негромко.

Валя пошевелилась и с сонной улыбкой открыла глаза.

Ларик, свежий, улыбающийся, сидел на тюфячке возле столика, и две чашки кофе дымились рядом. Неяркий в свете солнца огонь трещал в очаге.

– Доброе утро, – сказал он, подходя и целуя, и это было как продолжение сна и одновременно пробуждение. – Чашку кофе принцессе в постель?

Она увидела розу, что-то припомнила, глаза ее изумленно распахнулись.

– Послушай… – выговорила она и увидела на пальце кольцо.

Шампанское хлопнуло, стакан охолодил ее руку, колечко звякнуло об стекло.

– За лучшую из женщин, – сказал Ларик. – За тебя.

Она машинально глотнула, отдала стакан, – кропотливо припомнила ночь; не почувствовала ожога от горячего кофе, вспомнила, ахнула… кофе пролился на подушку, расплываясь коричневым пятном, похожим на Австралию.

Роза.

Кольцо.

Ромео!

Ночь.

– Я люблю тебя всю мою жизнь, – сказал он.

– Ты прекраснее всех на свете, – сказал он.

Зрачки ее расширились, рот приоткрылся.

– Откуда эта роза? – выговорила она.

– Я сейчас купил возле магазина.

– Откуда это кольцо?..

– Кольцо? – изумился он. – Я надел тебе ночью на палец… ты не помнишь?.. Мы выпили, но…

Она помотала головой, глотнула кофе и стала вытирать ладонью впитавшееся пятно.

– Мне такое чудилось… странный сон… наваждение.

И рассказала ему все.

Он сел рядом, обнял, прошептал в лицо:

– Если ты жалеешь, мне остается только умереть…

– Не надо, – сказала она. – Ты живи. Иначе как же я теперь?..

И потом, в тепле постели, испытывая такую близость с другим человеком, о возможности которой раньше и не подозревала:

– Слушай, но ведь так не может быть… А может, я сошла с ума…

– Мы оба сошли с ума…

– Я не думала, что у меня это будет так…

– Я тоже…

– И ты никогда теперь от меня не уйдешь?

– Никогда. До березки. И после смерти тоже.

– Хм. Не думала, что я такая бесстыжая.

– Любить не может быть стыдно.

– А как же она? – спросила Валя, имея в виду Катю.

– Есть только ты. Одна ты во всем мире.

– А ты мне что-нибудь сказал, когда надевал кольцо?

– Я просил тебя быть моей женой.

– Да? И что же я ответила?

– А ты не помнишь?

– По-моему, я сказала, что мы теперь уже и есть.

Она села, скрестив ноги, и стала водить пальцем по его лицу.

– Слушай, – сказала она, – ты можешь мне ответить сейчас на один вопрос?

– Любой. Всегда.

– О чем ты сейчас думаешь?

Он открыл глаза и потянулся за сигаретой. Она зажгла ему спичку – новым, незнакомым ей самой движением поднесла.

– Об одном человеке, – медленно ответил он. – Который вытащил меня в декабре из метро, когда я собирался… не тянуть дальше без тебя…

43. Джентльмены не опаздывают к завтраку.

Человек, о котором он думал, в этот момент пожал руку водителю и вышел у гастронома на Чернышевской площади. Отоварившись к завтраку, он набрал код у подъезда за углом, поднялся на пятый этаж и позвонил обычным сигналом: один длинный и два коротких.

– Папка приехал! – дочка повисла у Звягина на шее. – А почему ты иногда так звонишь?

– Просто в детстве мы со школьным другом часто ходили на станцию – его отец работал машинистом. Тогда по системе знаков оповещения боевая тревога подавалась гудком локомотивов: один длинный и два коротких. Вот – память о дружбе.

На лице его не было никаких следов утомления.

– Ну, – вопросил он, – где субботний завтрак главе семейства?

За столом обе стороны выдерживали характер: женщины не задавали вопросов, а он ждал, чтоб они были заданы.

– Быстро ехали? – сухо спросила жена.

– Не слишком.

– И стоила того поездка?

– Надеюсь.

– А что в сумке?

– Театральный реквизит.

(Каковой реквизит и завез вечером Кате для возврата в костюмерную.)

– Пригодилось?

– Вполне.

– Хороший спектакль сыграли?

– Надеюсь.

– Зрители оценили?

– Увы – как всегда: сплошные действующие лица и никаких аплодисментов.

– А вы жаждете аплодисментов?

– Все гении тщеславны, – скромно признался Звягин.

Отзавтракав, он кинул ногу на ногу и сощурился:

– Главное всегда – детали, – поучающе поведал. – Смазка дверных петель, чтоб не скрипнули. Не забыть снять штору с окна, чтоб фонарик дал пятно света на стене. Не забыть вынуть ключ, чтоб можно было открыть снаружи.

– А что было самое, ну самое трудное? – сгорала от любопытства дочь.

– Во-первых, чтоб он не забыл точно выдержать условленное время. Во-вторых, чтобы к этому времени все было готово. В-третьих, не было уверенности, что он ничего не перепутает, и что она выкурит эту сигарету.

– А что за сигареты? Я видела, как ты их чем-то заряжал!

– Много будешь знать – скоро состаришься. А это девушкам не идет.

Стану я тебе объяснять отличия наркотиков группы ЛСД, хмыкнул он про себя.

– А если б у него что-нибудь не вышло?

– Тогда повесил бы на дверь снаружи клочок бумажки.

– Ну, а если бы все равно что-то лопнуло?

– Понятия не имею, – лениво протянул Звягин. – Получилось бы в следующий раз что-то другое. Хотя, – добавил раздумчиво, – хорошая организация – залог успеха.

– Знаешь, что плохо в твоих историях? – разомкнула наконец уста жена.