Мир Полудня (сборник) - Аркадий и Борис Стругацкие

– Два и четыре десятых,  –  сказал Кондратьев, глядя в стакан.

– Летим,  –  продолжал Панин.  –  Долго летим. Пусть там даже есть планеты. Высаживаемся, исследуем, трали-вали семь пружин, как говорит мой дед.

– Мой дед-эстет,  –  вставил Гургенидзе.

– Потом мы долго летим назад. Мы старые и закоченевшие, и все перессорились. Во всяком случае, Сережка ни с кем не разговаривает. И нам уже под шестьдесят. А на Земле тем временем, спасибо Эйнштейну, прошло сто пятьдесят лет. Нас встречают какие-то очень моложавые граждане. Сначала все очень хорошо: музыка, цветочки и шашлыки. Но потом я хочу поехать в мою Вологду. И тут оказывается, что там не живут. Там, видите ли, музей.

– Город-музей имени Бориса Панина,  –  сказал Малышев.  –  Сплошь мемориальные доски.

– Да,  –  продолжал Панин.  –  Сплошь. В общем, жить в Вологде нельзя, зато  –  вам нравится это «зато»?  –  там сооружен памятник. Памятник мне. Я смотрю на самого себя и осведомляюсь, почему у меня рога. Ответа я не понимаю. Ясно только, что это не рога. Мне объясняют, что полтораста лет назад я носил такой шлем. «Нет,  –  говорю я,  –  не было у меня такого шлема».  –  «Ах как интересно!  –  говорит смотритель города-музея и начинает записывать.  –  Это,  –  говорит он,  –  надо немедленно сообщить в Центральное бюро Вечной Памяти». При словах «Вечная Память» у меня возникают нехорошие ассоциации. Но объяснить этого смотрителю я не в состоянии.

– Понесло,  –  сказал Малышев.  –  Ближе к делу.

– В общем, я начинаю понимать, что попал опять-таки в чужой мир. Мы докладываем результаты нашего перелета, но их встречают как-то странно. Эти результаты, видите ли, представляют узкоисторический интерес. Все это уже известно лет пятьдесят, потому что на UV Кита  –  мы, кажется, туда летали?  –  люди побывали после нас уже двадцать раз. И вообще, построили там три искусственные планеты размером с Землю. Они делают такие перелеты за два месяца, потому что, видите ли, обнаружили некое свойство пространства  –  времени, которого мы не понимаем и которое они называют, скажем, тирьямпампацией. В заключение нам показывают фильм «Новости дня», посвященный водружению нашего корабля в Археологический музей. Мы смотрим, слушаем…

– Как тебя несет,  –  сказал Малышев.

– Я человек простодушный,  –  угрожающе сказал Панин.  –  У меня фантазия разыгралась…

– Ты нехорошо говоришь,  –  сказал Кондратьев тихо.

Панин сразу посерьезнел.

– Так,  –  сказал он тоже тихо.  –  Тогда скажи, в чем я не прав. Тогда скажи все-таки, зачем нам звезды.

– Постойте,  –  сказал Малышев.  –  Здесь два вопроса. Первый  –  какая польза от звезд?

– Да, какая?  –  спросил Панин.

– Второй вопрос: если польза даже есть, можно ли принести ее своему поколению? Так, Борька?

– Так,  –  сказал Панин. Он больше не улыбался и смотрел в упор на Кондратьева. Кондратьев молчал.

– Отвечаю на первый вопрос,  –  сказал Малышев.  –  Ты хочешь знать, что делается в системе UV Кита?

– Ну, хочу,  –  сказал Панин.  –  Мало ли что я хочу.

– А я очень хочу. И если буду хотеть всю жизнь, и если буду стараться узнать, то перед кончиной своей  –  надеюсь, безвременной,  –  возблагодарю бога, которого нет, что он создал звезды и тем самым наполнил мою жизнь.

– Ах!  –  сказал Гургенидзе.  –  Как красиво!

– Понимаешь, Борис,  –  сказал Малышев.  –  Человек!

– Ну и что?  –  спросил Панин, багровея.

– Все,  –  сказал Малышев.  –  Сначала он говорит: «Хочу есть». Тогда он еще не человек. А потом он говорит: «Хочу знать». Вот тогда он уже Человек. Ты чувствуешь, который из них с большой буквы?

– Этот ваш Человек,  –  сердито сказал Панин,  –  еще не знает толком, что у него под ногами, а уже хватается за звезды.

– На то он и Человек,  –  ответил Малышев.  –  Он таков. Смотри, Борис, не лезь против законов природы. Это от нас не зависит. Есть закон: стремление познавать, чтобы жить, неминуемо превращается в стремление жить, чтобы познавать. Неминуемо! Познавать ли звезды, познавать ли детские души…

– Хорошо,  –  сказал Панин.  –  Пойду в учителя. Детские души я буду познавать для всех. А вот для кого ты будешь познавать звезды?

– Это второй вопрос,  –  начал Малышев, но тут Гургенидзе вскочил и заорал, сверкая белками:

– Ты хочешь ждать, пока изобретут твою тирьямпампацию? Жди! Я не хочу ждать! Я полечу к звездам!

– Вах,  –  сказал Панин.  –  Потухни, Лева.

– Да ты не бойся, Боря,  –  сказал Кондратьев, не поднимая глаз.  –  Тебя не пошлют в звездную.

– Почему это?  –  осведомился Панин.

– А кому ты нужен?  –  закричал Гургенидзе.  –  Сиди на лунной трассе!

– Пожалеют твою молодость,  –  сказал Кондратьев.  –  А для кого мы будем познавать звезды… Для себя, для всех. Для тебя тоже. А ты познавать не будешь. Ты будешь узнавать. Из газет. Ты ведь боишься перегрузок.

– Ну-ну, ребята,  –  встревоженно сказал Малышев.  –  Спор чисто теоретический.

Но Сережа чувствовал, что еще немного  –  и он наговорит грубостей и начнет доказывать, что он не спортсмен. Он встал и быстро пошел из кафе.

– Получил?  –  сказал Гургенидзе Панину.

– Ну,  –  сказал Панин,  –  чтобы в такой обстановке остаться человеком, надо озвереть.

Он схватил Гургенидзе за шею и согнул его пополам. В кафе уже никого не было, только у стойки чокались томатным соком трое асов с Командирского факультета. Они пили за Ляхова, за Первую Межзвездную.

…Сережа Кондратьев пошел прямо к видеофону. «Сначала надо все привести в порядок,  –  думал он.  –  Сначала Катя. Ах как некрасиво все получилось! Бедная Катя. Собственно, и я тоже бедный».

Он снял трубку и остановился, вспоминая номер Катиной комнаты. И вдруг набрал номер комнаты Вали Петрова. Он до последней секунды думал о том, что надо немедленно поговорить с Катей, и потому некоторое время молчал, глядя на худое лицо Петрова, появившееся на экране. Петров тоже молчал, удивленно вздернув реденькие брови. Сережа сказал:

– Ты не занят?

– Сейчас не особенно,  –  сказал Валя.

– Есть разговор. Я приду к тебе сейчас.

– Тебе нужен седьмой том?  –  сказал Валя, прищурясь.  –  Приходи. Я позову еще кое-кого. Может быть, пригласить Кана?

– Нет,  –  сказал Кондратьев.  –  Еще рано. Сначала сами.

Глава вторая

Возвращение

Перестарок

Когда помощник вернулся, диспетчер по-прежнему стоял перед экраном, нагнув голову, засунув руки в карманы чуть ли не по локоть. В глубине экрана, расчерченного координатной сеткой, медленно ползла яркая белая точка.