Спираль времени. Гость из бездны - Георгий Мартынов

— Нет, не очень скоро, — ответил Волгин. — Но это ничего. Ты будешь ждать меня, и мы совершим с тобой поездку по всей Земле.

— Я буду терпеливо ждать.

— И хорошо учиться.

Дмитрий кивнул головой. Он печально смотрел на Волгина, и на его глазах блестели слезы. И старший Дмитрий подумал, что младший догадался обо всем, понял все своим “недетским” умом.

Перелет на Кипр совершился, как всегда, за очень короткое время. Казалось, что Владилен, управлявший аппаратом, торопится поскорее окончить тягостное воздушное путешествие. Арелет летел на предельной скорости.

Пассажиры молчали. Волгин взял руку Марии и не выпускал ее до самого приземления.

— Ты не забудешь, — прошептал он, когда на горизонте, среди лазурного моря, показался Кипр. — Я хочу увидеть тебя первой, когда открою глаза.

Она молча кивнула, потом порывисто обняла его и поцеловала:

— Прощай, Дима!

— Почему “прощай”? Нет, до свидания!

На острове с нетерпением ожидали Волгина. Все было готово. Он сам просил, чтобы не затягивали процедуру и сразу, когда он прилетит, приступили к делу.

Как только арелет опустился на землю, Волгин, одного за другим, обнял всех, кто был с ним. И первым вышел из машины.

Его встретили пять человек во главе с Ио. Люция вообще не было на Кипре. Не в силах присутствовать при смерти своего названого сына, он простился с ним накануне. Это прощание было тяжелым для обоих.

— Не сомневайся ни в чем, — сказал Волгин, в последний раз обнимая Люция. — Я благодарен тебе за свое воскрешение. И мы скоро увидимся.

— Я ни в чем не сомневаюсь, — ответил Люций. Он сомневался во многом.

Если было более чем вероятно, что Волгин оживет еще раз, то с самим Люцием дело обстояло не так. Анабиосон на столь долгое время еще никогда не применялся Чем он может окончиться, никто не мог знать.

— Ты готов? — спросил Ио.

— Готов. Пошли!

Нс оборачиваясь, Волгин быстро направился к зданию, на которое ему указали. Пять человек пошли за ним. Он знал, что вся Земля увидит его последние минуты. Те, кто прилетел с ним, тоже смогут, если захотят, видеть его до конца. Он надеялся только, что Люций исполнит свое обещание и не подойдет к экрану.

У самой двери Волгин оглянулся. Арелета и провожавших его людей не было видно — их скрывали кусты и деревья. Вероятно, вес уже ушли в главное здание, где находился экран.

Долгим взглядом Волгин окинул роскошную природу, окружавшую место его погребения. Небо было безоблачно, и ослепительным диском сияло на нем солнце.

Вес может измениться за долгое время, за тысячу сто шестьдесят лет, но если он снова вернется к жизни, солнце встретит его, как встретило полгода назад, по выходе из лечебного павильона. Вечное, неизменное, родное Солнце!

Его горячие лучи, ласково касавшиеся лица Волгина, были последним его ощущением в конце второй жизни. Все, что происходило потом, прошло для него, как во сне.

Лифт опустил их на сто метров в глубь земли.

“А ведь я так и не увидел Эйфелевой башни, — почему-то пришло в голову Волгина. — Я думал о ней в последние дни моей первой жизни. Шел дождь, и ее не было видно”.

Башня все еще стояла, он знал это.

И вдруг ему показалось, что не было никакого воскрешения, не было жизни в девятом веке Новой эры. Его привезли из Парижа, а не из дома Мунция на берегу Средиземного моря. Иллюзия была так сильна, что он обернулся, ожидая увидеть Михаила Северского, брата Ирины, который должен был сопровождать его по пути к могиле.

“Что-то не в порядке у меня в голове”, — подумал Волгин.

Но он тотчас же забыл об этом. В эти минуты Волгин жил, думал и двигался, как в тумане.

Металлические стены подземной комнаты, массивные аппараты, окружавшие со всех сторон прозрачный саркофаг, люди, одетые в белое, — все это прошло мимо сознания. Волгин автоматически исполнял то, что ему говорили.

Его попросили раздеться. Он послушно снял бывшую на нем одежду, отцепил Золотую Звезду и передал се Ио. Потом с чьей-то помощью натянул плотное, сильно сжимавшее все тело трико.

Ио протянул руку, и Волгин машинально пожал ее.

Его лицо закрыли прозрачной, как будто матерчатой, маской — она словно прилипла к коже.

Люди, одетые в белое, взяли его под руки и подвели к саркофагу. Он лег и не почувствовал, что под ним. Как будто вода или сжатый воздух. На секунду Волгин вспомнил состояние невесомости, которое он испытал на борту “И-76”. Это было похоже на то, что он испытывал сейчас.

Ему раньше подробно описали всю процедуру. Замораживание будет медленным и постепенным, предварительно его усыпят.

Подошел Ио.

— Ты готов, Дмитрий? — спросил он еще раз.

— Да.

Еще немного, несколько мгновений — и конец… Проснется ли он когда-нибудь?..

Что-то вроде страха шевельнулось в душе Волгина.

— Не бойся, — сказал Ио. — Вес будет хорошо. Ты не умрешь через несколько секунд, а проснешься. Тысяча лет пройдет для тебя как миг. Закрой глаза!

— Зачем? — с трудом шевеля губами под маской, ответил Волгин, — Они сами закроются, когда я засну.

Он ничего не почувствовал. Медицинская техника обходилась при инъекциях без уколов.

Лицо наклонившегося над ним Ио затуманилось, расплылось… исчезло!

Глаза Волгина закрылись.

Ио отступил на шаг и поднял руку.

Опустилась прозрачная крышка.

— Газ!

Голубоватый туман заискрился, заполняя внутренность саркофага.

Ио напряженно следил за Волгиным. Прошла минута… другая. Туман густел, это начал замерзать воздух. Грудь человека там, внутри, дрогнула в последний раз.

— Прекратить подачу! Всем покинуть помещение!

В плотном голубом сумраке уже плохо различалась неподвижная фигура Волгина.

Ио быстро вышел.

Герметически закрылась металлическая дверь. Нажата кнопка, включающая аппараты — внимательные, умные, точные. Они будут следить за всем, поддерживать нужный режим до тех пор, пока люди, еще не родившиеся на Земле, не остановят их.

Дмитрий Волгин снова ушел из жизни.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

В глубоком сне времени как бы не существует. Тем более в таком глубоком, как смерть. Годы, века, тысячелетия, миллионы лет — все равно один миг.

Люди веками бились над загадкой смерти — “факта, подлежащего изучению”, как сказал когда-то Максим Горький.

И его изучали, этот факт.

Люди двадцать первого века Новой эры… Но, может быть, она называлась уже иначе или совсем не имела названия… Может быть, перестали делить время на столетия?… Люди пять тысяч двадцатого года знали все, что касалось процессов жизни и смерти. В этой области для них не осталось тайн.