Нюрнбергский процесс, сборник материалов - Константин Горшенин

«Когда Роттердам в мае 1940 года стал районом боевых действий, тогда использование бомбардировщиков стало военной необходимостью, поскольку окруженные парашютные войска, которые не имели поддержки артиллерии, настойчиво просили о помощи бомбардировщиков».

Вы помните этот случай? Я хочу, чтобы вы имели его в виду.

Кессельринг: Да.

Файф: Вы помните, что вас спрашивали об этом случае во время допроса 28 января в управлении стратегической разведки бомбардировочной авиации дальнего действия Соединенных Штатов? Вы помните это?

Кессельринг: Так точно.

Файф: Ответили ли вы на вопрос, что вы можете сказать о Роттердаме следующее:

«Во-первых, Роттердам оборонялся в тех частях его, которые впоследствии подверглись нападению. Во-вторых, в этом случае можно было заметить, что нужно было проявить решительность. Это одно нападение немедленно принесло мир Голландии. О нем просил Иодль, и оно было одобрено верховным командованием вооруженных сил. Лишь очень маленькая часть центра Роттердама подверглась нападению».

Вы помните, что вы сказали это?

Кессельринг: Я сказал приблизительно так.

Файф: Я прежде всего хочу рассмотреть стратегическую сторону вопроса. Тактической стороны я коснусь позднее. Вашей стратегической целью и подлинной задачей было проявить решительность и обеспечить немедленный мир, — это правильно?

Кессельринг: Такая широкая задача не была поставлена передо мной. Насколько мне было сообщено генералом Венигером, результат этого нападения был тот, что Голландия согласилась на полную капитуляцию.

Файф: Я хочу, чтобы вы подумали о ваших собственных словах: «это было одобрено верховным командованием вооруженных сил, нужно было проявить решительность». Разве вашей целью в этом нападении не было обеспечить себе стратегическое преимущество, терроризировав жителей Роттердама?

Кессельринг: Это я должен отрицать с совершенно чистой совестью. Я не говорил, что я должен занять твердую позицию, а я только сказал, что поддержка, которая была затребована генералом Штудентом, должна была быть оказана. У меня была только одна задача, а именно задача артиллерийской поддержки войск Штудента.

Файф: Что вы хотели сказать словами: «Нужно было занять твердую позицию, проявить решительность», — если вы не хотели сказать, что народ Голландии путем террора должен был быть принужден к миру?

Кессельринг: Разрешите мне повторить еще раз, что понятие «твердой позиции» противоречит всему моему служебному лексикону. Я не могу вспомнить этих слов в записи, да она и не была мне зачитана.

Файф: Как вы думаете, что же вы сказали вместо слова «решительность», если вы не употребили его?

Кессельринг: Я сказал, что суровые меры ведут к быстрейшему достижению успеха.

Файф: Именно так я ставлю перед вами этот вопрос, свидетель, — «суровые меры»...

Кессельринг: Но только в целях тактических успехов. Разрешите мне еще раз подчеркнуть, что я солдат, а не политик, и я не действовал как политик. В тот момент я действовал соответственно требованиям генерала Штудента.

Файф: До того как я перейду к тактическим вопросам, я прошу вас ответить, приходилось ли вам вообще работать с подсудимым Редером? Вообще, вы должны были работать с Редером?

Кессельринг: Гросс-адмиралом Редером?

Да, но лишь в вопросах большого масштаба, в той мере, в какой приходилось обсуждать морские вопросы.

Файф: Я хочу только, чтобы вы выслушали изложение тех взглядов, которые высказывал подсудимый Редер, и сказали бы Трибуналу, согласны ли вы с ними. Этот документ, предъявляемый Великобританией под №ВБ-274, документ Ц-157, изложенный в стенограмме суда на стр. 2735. А сейчас, будьте любезны, слушайте внимательно.

«Желательно основывать все принимаемые военные меры на соответствующем международном праве. Однако те меры, которые считаются необходимыми с военной точки зрения, обеспечивающими решающий успех, должны приниматься даже в тех случаях, если они не предусмотрены соответствующим международным правом».

Вы согласны с этим?

Кессельринг: Я не могу сказать, чтобы я был полностью согласен.

Файф: Хорошо, на минуту обратимся к словам подсудимого Редера. Вы согласны с ними?

Кессельринг: Нет.

Файф: Я перехожу к тактическому положению в Роттердаме.

Я хочу, чтобы вы вспомнили о времени; известно ли вам, в какое время дня началась бомбардировка Роттердама?

Кессельринг: Насколько я знаю, после полудня, около 14 часов.

Файф: Я намеревался назвать вам время — 13.30.

Кессельринг: Очень возможно.

Файф: Известно ли вам, что переговоры о капитуляции начались с 10.30 утра?

Кессельринг: Нет, как я уже сказал вчера, об этом я ничего не знаю.

Файф: Известно ли вам, что в 12.15 голландский офицер капитан Беккер направился к германской линии, увидел генерала Шмидта и генерала Штудента и что генерал Шмидт написал предложенные пункты капитуляции в 12.35?

Кессельринг: Нет. Мне это неизвестно.

Файф: Вам никогда об этом не говорили?

Кессельринг: Нет, никогда ничего не сообщали, по крайней мере, я не помню об этом.

Файф: Видите ли, свидетель, это произошло за 55 минут до начала бомбардировки.

Кессельринг: Самое существенное то, что генерал Штудент отказался от этой атаки. Но она все-таки произошла. Этот отказ от атаки не дошел до меня, так же как и до соединения.

Файф: Я хочу только, чтобы вы вспомнили о некоторых фактах, и затем я задам вам ряд вопросов. Для ответа на условия, которые обсуждались, был дан срок. Ответ должен был поступить в 16.20. После того как капитан Беккер уехал в 13.22, увозя с собой условия капитуляции, в 13.25 германскими сухопутными войсками под командованием генерала Штудента были выпущены две красные ракеты. Вы когда-нибудь слышали об этом?

Кессельринг: Об этих фактах я тоже ничего не слышал. Двух красных ракет было бы недостаточно для этой цели.

Файф: Правильно. Но в дополнение к этому ваши сухопутные войска имели великолепную радиосвязь с вашими самолетами, — не так ли? Вы ответите на мой вопрос?

Кессельринг: Вчера я уже заявил...

Файф: Пожалуйста, отвечайте на вопрос.

Кессельринг: Да и нет. Насколько я знаю, непосредственной связи между наземной базой и самолетами не было. Как я уже показал вчера, связь между командным пунктом и авиационным соединением осуществлялась через наземную базу.

Файф: Если нужно было бы передать сообщение воздушному флоту и прекратить бомбардировку, это легко могло быть сделано по радио, не пуская этих двух красных ракет?

Кессельринг: По моему мнению, да.

Файф: Итак, я заявляю вам, что все видели приближавшиеся бомбардировщики. Вы знаете, это? Генерал Штудент видел приближавшиеся бомбардировщики. Вы знаете это, — не так ли?

Кессельринг: Да.

Файф: Если бы этот налет имел какое-либо тактическое значение в деле оказания помощи вашим войскам, он мог бы быть отменен, — не так ли?

Кессельринг: Я не понял последнего предложения.

Файф: Если бы цель этого нападения была только тактической, то есть оказание помощи в наступлении на Роттердам, оно могло легко быть отменено распоряжением генерала Штудента по радио самолетам, — не так ли?

Кессельринг: Да. Если бы было известно тактическое положение или если бы о нем было сообщено авиационному соединению, то не могло быть никакого сомнения.

Файф: Но если при честных переговорах противнику передали условия капитуляции, срок которых должен был истечь через три часа, солдат просто обязан отменить наступление, — не так ли?

Кессельринг: Если не были достигнуты другие соглашения, да.

Файф: Но если он может приостановить наступление, то ведь это легче всего на свете сделать. Я хочу, чтобы вы совершенно ясно поняли мою мысль: цель налета на Роттердам, говоря вашими собственными словами, состояла в том, чтобы продемонстрировать решительность и терроризировать голландцев с тем, чтобы вынудить их к капитуляции?

Кессельринг: Разрешите мне еще раз повторить то, что я уже сказал. Этот налет произошел по чисто тактическим соображениям, и я категорически отрицаю всякие политические мотивы.

Файф: Знаете ли вы, что генерал Штудент после этого извинялся за этот налет — вам известно это? И извинялся перед голландским командующим за этот налет?