Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы - Сесил Скотт Форестер

— Спасибо, мистер Карслейк, — сказал Хорнблауэр. — Мистер Тернер, спуститесь, я вас выслушаю.

Тернер выполнил приказ капитана — он держал уши и глаза открытыми.

— У мудира нет практически никакого войска, — сказал Тернер. Его старческое лицо оживилось. — Едва ли он может собрать больше двадцати пяти вооруженных людей. Он появляется с двумя телохранителями, такими же старыми, как он сам.

— Вы с ним говорили?

— Да, сэр. Я дал ему — мы с мистером Карслейком дали ему десять гиней, чтобы он открыл для нас базар. Мы пообещали дать ему еще десять гиней завтра.

Разумно — с местными властями следует ладить.

— Он к нам расположен?

— Н-ну, сэр… Я бы не сказал. Он держится достаточно любезно, но это потому, что хочет получить наши деньги. Я бы не сказал, что он к нам расположен.

Мудир осторожничает, решил Хорнблауэр, не хочет действовать без указки сверху и одновременно не прочь заполучить двадцать золотых. Хорнблауэр полагал, что обычно мудиру удается разжиться такой суммой примерно за год.

— Вали увел отсюда местное войско, сэр, — продолжал Тернер. — Это я понял со слов мудира. А вот почему, я не знаю, сэр. Может быть, опять волнения среди греков. На архипелаге всегда волнения.

Греки — подданные Турции — бунтовали постоянно. Огонь и меч, кровопролитие и опустошение волнами прокатывались по островам и материку. А теперь с Семи островов[84] проникало французское влияние, Россия же воспылала подозрительной любовью к турецким подданным православного вероисповедания. И то и другое — источник волнений и беспорядков.

— Одно, по крайней мере, ясно, — сказал Хорнблауэр. — Сейчас этого вали здесь нет.

— Именно так, сэр.

Пройдет время, пока весть о прибытии британского судна доберется до вали или даже до его подчиненного — каймакама (Хорнблауэр с усилием вспомнил незнакомый титул). Политическая ситуация неимоверно сложна. Когда Бонапарт завоевал Египет, вторгся в Сирию и начал угрожать Константинополю, Турция заключила союз с Британией. Но Россия и Турция — застарелые враги, за последние полвека они воевали раз пять. А теперь Россия — союзница Англии и враг Франции, хотя после Аустерлица они и не могут друг на друга напасть. Без сомнения, французский посол в Константинополе изо всех сил убеждает Турцию воевать с Россией, а та со времен Екатерины Великой зарится на Константинополь и Дарданеллы.

Греческое восстание — несомненный факт. Так же несомненны амбиции местных властей. Шаткое правительство Турции воспользуется любым случаем, чтобы стравить возможных противников между собой. Очевидно, оно с глубочайшим подозрением отнесется к появлению у своих берегов британского корабля — тут надо учитывать и религиозный фактор. Поскольку Англия и Франция ведут смертельную войну, Турция вправе заподозрить Англию в желании подкупить Россию, пообещав ей часть турецких земель. К счастью, в подобном намерении легко заподозрить и Францию. Когда султан узнает — если, конечно, узнает — о присутствии в Мармарисском заливе британского военного судна, он предположит, что это какая-то интрига с участием вали. Если султан или вали проведает, что на дне Мармарисского залива лежит четверть миллиона в золоте и серебре, он потребует себе львиную долю поднятых сокровищ.

Из всего этого Хорнблауэр вывел только одно — то же, что вывел уже неделю назад: надо поднимать сокровища как можно скорее, а там пусть себе дипломаты обсуждают fait accompli[85]. Он подошел к Маккулуму, дабы из первых рук узнать, как этого достичь.

Маккулум только что выслушал ныряльщиков. Они сидели на корточках, не сводя внимательных глаз с его лица, закутанные в свои одежды и похожие на ульи.

— Это действительно остов, — сказал Маккулум.

Очевидно, он заранее приготовился к грандиозному недоразумению, полагая, что Хорнблауэр либо неправильно нанес место пересечения пеленгов, либо ошибся при тралении.

— Рад слышать.

Хорнблауэр изо всех сил старался не забывать, что перед ним незаменимый специалист и очень больной человек.

— Он сильно зарос, исключая медную обшивку, но корпус цел.

Деревянное судно, скрепленное деревянными же гвоздями, если на него не действуют течения или шторма, может лежать на песке бесконечно долго и не развалиться.

— Оно не выровнялось? — спросил Хорнблауэр.

— Нет. Лежит дном вверх. Мои люди умеют отличить нос от кормы.

— Это хорошо, — сказал Хорнблауэр.

— Да. — Маккулум взглянул в записки, которые держал свободной левой рукой. — Деньги были в нижней кладовой под ахтерпиком, за бизань-мачтой и прямо под главной палубой. Полторы тонны золотых монет в железных сундуках и почти четыре тонны серебряных монет в мешках.

— Н-да. — Хорнблауэр пытался показать, что это в точности соответствует его собственным расчетам.

— Перед погрузкой денег кладовую обшили дополнительным слоем дуба, — продолжал Маккулум. — Я полагаю, сокровища по-прежнему там.

— То есть?.. — Хорнблауэр был совершенно обескуражен.

— То есть они не высыпались на морское дно, — снизошел до объяснений Маккулум.

— Конечно, — торопливо сказал Хорнблауэр.

— Главный груз «Стремительного» составлял артиллерийский армейский обоз, — продолжал Маккулум. — Десять длинных восемнадцатифунтовок. Бронзовые пушки. И ядра к ним. Чугунные ядра.

— Так вот почему он так быстро затонул, — сообразил Хорнблауэр.

Пока он говорил, до него дошло, почему Маккулум подчеркнул слова «бронзовый» и «чугунный». Бронза сохраняется под водой дольше, чем железо.

— Да, — сказал Маккулум. — Как только судно накренилось, пушки и ядра и все остальное начало смещаться. Готов побиться об заклад — я достаточно насмотрелся на теперешних первых помощников. В военное время любой недоучившийся юнец становится первым помощником.

— Я сам с этим сталкивался, — печально сказал Хорнблауэр.

— Луни говорит, — продолжал Маккулум, — что большая часть остова возвышается над песком. Он смог пролезть за уступ.

По выразительному взгляду, которым Маккулум сопроводил последнюю фразу, Хорнблауэр понял, что это очень приятное сообщение, но никак не мог сообразить почему.

— Да? — спросил он неуверенно.

— Вы что думали, они будут ломать корабельную обшивку ломами? — резко спросил Маккулум. — Работая в день по пять минут каждый? Мы бы проторчали здесь год.

Хорнблауэр вдруг вспомнил про «кожаный фитильный шланг», который Маккулум выписал на Мальте. Как ни фантастична была догадка, он ее высказал:

— Вы собираетесь взорвать остов?

— Конечно. Заряд пороха, заложенный под таким углом, раскроет корпус именно в нужном месте.

— Естественно, — сказал Хорнблауэр.

Он когда-то слышал, что можно взорвать заряд под водой, но как это делается, не представлял.

— Сначала мы попробуем фитильный шланг, — объявил Маккулум. — Но при таких глубинах на него надежда плохая. Соединения не выдержат давления воды.

— Наверно, так, — согласился Хорнблауэр.

— Думаю, в конце концов придется воспользоваться быстрым запалом, — сказал Маккулум. — Мои ребята его до смерти боятся. Но я это сделаю.

Громоздкая фигура Эйзенбейса нависла над койкой. Доктор положил одну руку Маккулуму на лоб, другую — на запястье.

— Уберите