Мир Полудня (сборник) - Аркадий и Борис Стругацкие

Гэмфри Морган, погруженный в мертвую тишину, шагал, положив руки на карабин, и все время глядел вправо. Он думал о том, что в лагере, кроме дежурного, обеспокоенного их отсутствием, все уже, наверное, спят; что завтра нужно перевести группу в квадрат Е-11; что теперь придется пять вечеров подряд чистить «Федорз ган»; что придется еще чинить слуховое устройство. Затем он подумал, что врачи молодцы и смельчаки и что Ирина Славина тоже молодец и смельчак. Затем он вспомнил Галю, радистку на Базе, и с сожалением подумал, что при встречах она всегда спрашивает его о Хасэгава. Японец  –  превосходный товарищ, но в последнее время он тоже зачастил на Базу. Правда, трудно спорить  –  Хасэгава умен. Это он первый подал мысль о том, что охота на «летающую пиявку» («сора-тобу хиру») может иметь прямое отношение к задачам Следопытов, потому что может навести людей на след марсианских двуногих… О эти двуногие… Соорудить два гигантских сателлита и не оставить больше ничего…

Опанасенко вдруг остановился и поднял руку. Все остановились, а Гэмфри Морган вскинул карабин и круто развернулся вправо.

– Что случилось?  –  спросил Новаго, стараясь говорить спокойно. Ему очень хотелось вытащить пистолет, но он постеснялся.

– Она здесь,  –  негромко сказал Опанасенко. Он помахал рукой Моргану.

Тот подошел, и они наклонились, всматриваясь в песок. В плотном песке виднелась неглубокая широкая колея, как будто здесь протащили мешок с чем-то тяжелым. Колея начиналась в пяти шагах справа и кончалась в пятнадцати шагах слева.

– Вот и все,  –  сказал Опанасенко.  –  Она нас выследила и идет за нами.

Он перешагнул через колею, и они пошли дальше. Новаго заметил, что Мандель снова переложил саквояж в левую руку, а правую сунул в карман дохи. Новаго усмехнулся, но ему было нехорошо. Он испытывал страх.

– Что ж,  –  сказал Мандель неестественно веселым голосом,  –  раз она нас уже выследила, давайте разговаривать.

– Давайте,  –  сказал Опанасенко.  –  А когда она прыгнет, падайте лицом вниз.

– Зачем?  –  оскорбленно спросил Мандель.

– Лежачего она не трогает,  –  пояснил Опанасенко.

– Ах да, правда.

– Остается пустяк,  –  проворчал Новаго.  –  Узнать, когда она прыгнет.

– А вы это заметите,  –  сказал Опанасенко.  –  Мы начнем палить.

– Интересно,  –  сказал Мандель.  –  Нападает она на мимикродонов? Когда они стоят столбиком, знаете? На хвосте и на задних лапах… Да!  –  воскликнул он.  –  Может быть, она принимает нас за мимикродонов?

– Мимикродонов не стоит выслеживать и нападать на них именно справа,  –  сказал Опанасенко немного раздраженно.  –  К ним можно просто подойти и есть  –  с хвоста или с головы, как угодно.

Через четверть часа они снова пересекли колею и еще через десять минут другую. Мандель замолчал. Теперь он не вынимал правую руку из кармана.

– Минут через пять она прыгнет,  –  напряженным голосом сказал Опанасенко.  –  Теперь она справа от нас.

– Интересно,  –  тихонько сказал Мандель.  –  Если идти спиной вперед, она тоже прыгнет справа?

– Да помолчите же, Лазарь Григорьевич,  –  сказал сквозь зубы Новаго.

Она прыгнула через три минуты. Первым выстрелил Морган. У Новаго зазвенело в ушах; он увидел двойную вспышку выстрела, прямые, как лучи, следы двух трасс и белые звезды разрывов на гребне бархана. Секундой позже выстрелил Опанасенко. Бах-бах, бах-ба-бах!  –  гремели выстрелы карабинов, и было слышно, как пули с тупым треском рвутся в песке. На мгновение Новаго показалось, что он увидел оскаленную морду с выпученными глазами, но звезды разрывов и трассы уже сместились далеко в сторону, и он понял, что ошибся. Что-то длинное и серое стремительно пронеслось невысоко над барханами, пересекая гаснущие нити трасс, и только тогда Новаго бросился животом в песок. Тах, тах, тах!  –  Мандель стоял на одном колене и, держа пистолет в вытянутой руке, торопливо опустошал обойму куда-то в промежуток между Морганом и Опанасенко. Бах-ба-бах, бах-ба-бах!  –  гремели карабины. Теперь Следопыты стреляли по очереди. Новаго увидел, как длинный Морган на четвереньках вскарабкался на бархан, упал, и плечи его затряслись от выстрелов. Опанасенко стрелял с колена, и белые вспышки раз за разом озаряли огромные черные очки и черный намордник кислородной маски.

Затем наступила тишина.

– Отбили,  –  сказал Опанасенко, поднимаясь и отряхивая песок с колен.  –  Вот так всегда: если вовремя открыть огонь, она прыгает в сторону и удирает.

– Я попал в нее один раз,  –  громко сказал Гэмфри Морган. Было слышно, как он со звоном вытащил пустую обойму.

– Ты разглядел ее?  –  спросил Опанасенко.  –  Да, он же не слышит.

Новаго, кряхтя, поднялся и посмотрел на Манделя. Мандель, завернув полу дохи, втискивал пистолет в кобуру. Новаго сказал:

– Ну знаете, Лазарь Григорьевич…

Мандель виновато покашлял.

– Я, кажется, не попал,  –  сказал он.  –  Она передвигается с исключительной быстротой.

– Оч-чень рад, что вы не попали,  –  с сердцем сказал Новаго.  –  Здесь было много мишеней!

– Но вы видели ее, Петр Алексеевич?  –  спросил Мандель. Он нервно потирал руки в меховых перчатках.  –  Вы разглядели ее?

– Серая и длинная, как щука.

– И у нее нет конечностей!  –  возбужденно сказал Мандель.  –  Я совершенно отчетливо видел, что у нее нет конечностей! И, по-моему, у нее нет глаз!

Следопыты подошли к врачам.

– В такой кутерьме,  –  сказал Опанасенко,  –  очень легко перечислить, чего у нее нет. Гораздо труднее сказать, что у нее есть.  –  Он засмеялся.  –  Ну ладно, товарищи. Самое главное  –  нападение мы отбили.

– Я пойду поищу тело,  –  неожиданно сказал Морган.  –  Я попал один раз.

Опанасенко повернулся к нему.

– Что ты сказал, Федор?  –  спросил Морган.

– Ни в коем случае,  –  сказал Новаго.

– Нет,  –  сказал Опанасенко. Он притянул Моргана к себе и крикнул:  –  Нет, Гэмфри! Нет времени! Поищем завтра вместе на обратном пути!

Мандель поглядел на часы.

– Ого!  –  сказал он.  –  Уже десять пятнадцать. Сколько еще идти, Федор Александрович?

– Километров десять, не больше. К двенадцати будем там.

– Отлично,  –  сказал Мандель.  –  А где мой саквояж?  –  Он завертелся на месте.  –  А, вот он…

– Пойдем, как раньше,  –  сказал Опанасенко.  –  Вы слева. Может быть, она здесь не одна.

– Теперь бояться нечего,  –  проворчал Новаго.  –  У Лазаря Григорьевича пустая обойма.

И они пошли, как раньше. Новаго  –  в пяти шагах позади Манделя, впереди и правее  –  Опанасенко с карабином под мышкой, а позади и правее  –  Морган с карабином на шее.