Бетховен. Биографический этюд - Василий Давидович Корганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главная тема скерцо 9-й симфонии записана автором еще в 1815 году, а идея создания этого произведения, вероятно, родилась в воображении его еще раньше; «Фантазия для ф.-п. с оркестром и хором», написанная в 1808 г., была как бы отдаленной увертюрой или попыткой к тому, что создано 15 лет спустя, а мелодия (вступление) романса «Вздохи отвергнутой любви» (сер. 23, № 40), написанного в 1795 г., в период учения у Альбрехтсбергера, послужила зародышем темы вокальной части сначала для «Фантазии», потом для 9-й симфонии.
Первая тема 1-й части симфонии записана в 1817 году; еще ранее сделаны наброски скерцо, рядом с другими такого же характера, но оставленными без применения. Карл Черни уверяет, что тема этого скерцо вдохновлена стаей воробьев, копошившихся перед композитором на площадке в одном из городских садов; по другой версии эта тема создана под впечатлением множества загоравшихся в окнах и на улицах Вены огней, когда запоздалый композитор возвращался с прогулки по окрестностям.
Несколько позже появились тема трио в скерцо и прелестная вторая тема 3-й части; еще позже набросана первая тема этой части; к октябрю 1823 года наброски первых трех частей симфонии были настолько обильны, что оставалось лишь связать и отделать их.
Эскизы финала симфонии полны замечаниями автора вроде следующих:
«Нет, эта мелодия слишком напоминает наше отчаяние»;
«Сегодня праздник; надо непременно ознаменовать его пением и танцами»;
«О, нет, не годится, надо что-либо более приятное, веселое»;
«Тоже нет, слишком шутливо»;
«Попытаюсь пропеть что-нибудь хорошее; нет, не то, это только болтовня»;
«Тоже нет, это слишком нежно; надо придумать что-нибудь более энергичное»;
«Наконец, найдено!» Это восклицание относится к теме последней части.
Сохранилось еще несколько других тетрадей с эскизами 9-й симфонии, но, подобно упомянутым уже нами, они представляют бессвязные собрания набросков вроде описанных нами выше, а потому избавляем читателя от ближайшего знакомства с ними.
Поселившись в восточном предместье Вены, на Ландштрассе, композитор вскоре окончил эту работу, но затем сделал некоторый перерыв, как бы обдумывая величественный финал с хором, тема которого также встречается в его ранних набросках.
Однажды композитор радостно встретил своего друга Шиндлера и показал набросок текста с музыкой, который должен был служить вступлением к хору на слова оды Шиллера; текст гласил: «Друзья, споем оду нашего бессмертного Шиллера». Такое вступление, впрочем, автор заменил иным, вошедшим в партитуру: «О, друзья! Оставим эти напевы, споем более приятные, полные радости». Ода Шиллера имела целью воспеть свободу, Freiheit, но намерение знаменитого поэта было парализовано требованиями безвестных цензоров, а потому это ненавистное им слово предстояло заменить радостью, Freude. Идея стихотворения была всем понятна, и свободолюбивый Бетховен настаивал на соответственном заголовке, чему помешали его более осторожные друзья; один из них пишет ему в разговорной тетради:
«У нас слишком много чиновников, военных, денег, попов и слишком мало ума… Полиция овладела всем. За последним столиком в любом трактире можно встретить шпиона… Глупейшая буржуазия блаженствует. Главный принцип нашего правительства кроется в обскурантизме».
Другой приятель, поэт Грильпарцер, вписывает туда же:
«Цензоры истерзали мое произведение. Кто хочет свободно мыслить, должен переселиться в Северную Америку».
На это Бетховен ответил:
– Если слова опасны, то, к счастью, еще свободны ноты, эти полновластные заместители слов.
И в звуках финала симфонии композитор сумел выразить воинственные клики, сопровождающие героев к победе над рабством, а в мелодии хорала слышится благодарственный гимн торжествующей свободы.
Прелестную характеристику 9-й симфонии дает знаменитый французский композитор и критик, не вдаваясь в утомительные и малопонятные большой публике технические подробности и не увлекаясь редко осуществимым, но обычным и естественным стремлением вызвать в читателе поэтическими образами настроение, соответствующее настроению описываемого музыкального произведения.
Анализ подобного произведения, – говорит Берлиоз, – является трудной и рискованной задачей, за которую мы долго не решались взяться, смелой попыткой, простительной только ввиду наших постоянных стремлений стать на точку зрения автора, чтобы постигнуть сокровенный смысл его произведения, испытать его влияние, изучить впечатления, которые оно до сих пор производило как на отдельные, исключительные организации, так и на публику вообще. Между различными суждениями об этой симфонии едва ли найдутся два одинаковых. Некоторые критики на нее смотрят, как на чудовищное безумие; другие видят в ней только последние проблески умирающего гения; третьи, более благоразумные, заявляют, что теперь еще не понимают ее, но не теряют надежды, что в будущем смогут оценить ее, хотя бы приблизительно; большинство артистов находят ее необыкновенным произведением, некоторые части которого еще не объяснены или не имеют видимой цели. Небольшой кружок музыкантов, тщательно изучающих все, что стремится к расширению области искусства, обдумав хорошенько план симфонии с хором, прочитав и прослушав ее внимательно несколько раз, утверждает, что это – величайшее проявление гения Бетховена.
Мы, кажется, уже раньше упоминали, что разделяем последнее мнение.
Не доискиваясь личных мыслей, которые композитор хотел выразить в этой обширной музыкальной поэме, так как подобное исследование для каждого открывает обширное поприще догадок, посмотрим, нельзя ли здесь оправдать новизну формы намерением автора, лишенным всякой философской или религиозной подкладки, одинаково прекрасным как для ревностного христианина, так и для пантеиста и атеиста, одним словом, намерением чисто музыкального и поэтического свойства.
Бетховен до этого написал уже восемь симфоний. Какие средства оставались ему, чтобы перейти предел искусства, достигнутый им с помощью средств инструментовки? Присоединение голосов к инструментам. Но, чтобы соблюсти принцип нарастания звуков и выделить могущественное значение хора как помощника оркестра, следовало на первом плане картины, которую автор хотел развернуть пред нами, выставить пока одни инструменты. Если же принять это положение, то понятно, что ему пришлось искать род смешанной музыки, чтобы связать два больших отдела симфонии; он употребил инструментальный
