Любовь как закладная жизни (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна

Ужас. Все ее родные были бы в шоке, и, без сомнения, испытывали бы огромное возмущение, увидев подобное. Сам факт того, кто ночевал в этом доме с ней — вывел бы их всех из себя.

А Агнии почему-то, было, наоборот, так спокойно и хорошо от того, что Вячеслав Генрихович спал всю ночь в соседней комнате. Она его совсем не боялась. Уже не боялась. Тогда, в первый вечер — да, потому что знала его только по приглушенным сплетням, и обрывочным рассказам. А теперь страх ушел.

Странно, конечно. Ведь ничего не изменилось — он выглядел таким же некрасивым и устрашающим. И точно так же, как и четыре месяца назад, она не знала о нем практически ничего. Да и видела его за это время раз пять, не больше. И все же, Агния перестала бояться Боруцкого. Вот совсем, как отрезало. И ей даже было неловко из-за этого, тем более что Вячеслав Генрихович, похоже, очень расстраивался из-за этого факта. Наверное, поддержание своего реноме криминального авторитета было важно в его жизни, а она ему всю статистику портит.

Но, как же его бояться, если вот он, этот страшный человек, остался у нее дома только потому, что Агния испугалась темноты и одиночества? Даже успокоить пытался. Конечно, просто пожалел ее, полную сироту, но все же, остался ведь. И не первый ж это такой случай, когда он помогал ей, хотя мог просто прогнать Агнию.

И как же ей его бояться после этого?

Вот его, то ли друг, то ли помощник — Федот. Тот, да. Тот ее пугал сильно, хоть Агния и старалась не показывать этого. И дело было не в том ужасном шраме через пол лица, или еще в чем-то. Просто этот Федот, несколько раз за последний месяц заглядывая в ресторан, провожал Агнию таким взглядом, что у нее мурашки шли по спине от страха. Словно думал — убить ее прямо сейчас, или, быть может, завтра? Но убить обязательно.

И чего она такого сделала этому Федоту — Агнии не было понятно. А может, и вовсе, выдумывала она все, и тот на всех так смотрел. Но с этим Федотом она ни за что бы, не согласилась остаться один на один в квартире ночью. Никакие бы приведения ее не испугали бы больше. А вот Вячеслав Генрихович ее успокаивал своим присутствием. Ей даже снилось сегодня ночью, что он рядом с ней. И Агнии в этом сне было так хорошо и спокойно, что даже боль от всех этих смертей притупилась и немного утихла.

И все-таки, надо было его будить. Она понятия не имела, во сколько привык просыпаться Боруцкий. Она сама вставала всегда в половину восьмого. Сейчас было без десяти минут восемь. Агния уже умылась, переоделась и собрала волосы. Даже чайник поставила на конфорку. Она не знала о том, как организовывают похороны, и во сколько те проходят. Родителей же так и не хоронила. И Агнию нервировало то, что она понятия не имела, что и как ей сейчас делать. Спросить ей было не у кого, кроме этого мужчины, который продолжал спать в гостиной.

— И долго ты еще будешь торчать на пороге? У себя ж дома. Тебе чего надо, Бусина? — Агния вздрогнула от резкого, хриплого голоса, совершенно неожиданно прозвучавшего для нее в тишине квартиры.

Боруцкий не повернулся и не убрал руку с лица, а она вдруг поняла, что, возможно, Вячеслав Генрихович и не спал все это время, что она тут стоит и его разглядывает. Агнию затопило жаркое смущение, холод был позабыт и щеки, наверняка, опять покраснели от стыда, что ее поймали за столь «непристойным» занятием.

— Извините, Вячеслав Генрихович. — Она неуверенно переступила с ноги на ногу и уставилась в пол. — Я не хотела вас будить, просто не знаю, что мне делать теперь. Куда идти, во сколько? И чайник уже закипел. — Добавила она, как-то невпопад от растерянности.

Боров одним движением выпрямился, сев на диване, и посмотрел на девчонку. Она его не разбудила. Он проснулся еще час назад, да и спал недолго. То у нее в комнате сидел, то здесь бродил из угла в угол. Сам, как приведение, е-мое.

А Бусинка, хоть бы хны, спала, ни разу не проснулась. Не врут, крепок сон, когда совесть чистая. И как она поднялась, он слышал, как на кухню в своих тапках прошлепала. Но почему-то не торопился вставать. Черт знает, почему. Ну не был готов он смотреть на девчонку в этот момент, после всего, до чего ночью додумался. И сейчас, когда она десять минут торчала в дверях, он кожей, нутром чувствовал ее взгляд. И так и подмывало убрать руку и глянуть в глаза до того, как Бусинка успеет сориентироваться — чтоб узнать, неужели, и правду, ни капли не трусит. Не боится его?

Но с места не двинулся, почему-то, ожидая того, что девчонка сделает дальше, и прислушиваясь к ее дыханию, такому же ровному и спокойному, как и ночью, когда она спала. Хоть и с проскальзывающими грустными вздохами, видно, когда бабку вспоминала. Однако, понемногу, это стало его изводить. Ну, какого хрена она там стоит и ничего не делает? Чего ждет? Что он сам сейчас встанет и уберется? Уже раскаялась, что попросила его остаться ночью? Или снова смотрит с тем же выражением надежды и полного доверия, которое так выбивало его из колеи?

Как оказалось — последнее. Страха не было, и он уже отчаялся тот разыскать в ее глазах. И смутилась опять, как вчера. Теперь с какой стати?

На секунду прижав глаза пальцами, Вячеслав встал с дивана, второй рукой засунув за пояс пистолет, который все это время держал на всякий случай наготове. Как-то не было больше желания пугать малявку. Все равно, без толку.

— Чайник — это хорошо. А чай у тебя есть? — Хмыкнул он, проходя мимо нее в направлении кухни.

И тайком вдохнул, пытаясь еще раз ощутить запах ее волос, которые Бусинка опять стянула в косу.

— Есть! — Непонятно для него, очень радостно отозвалась малявка. — И лимон даже есть! Я, вообще, его не покупала в последнее время, вроде как, и так пить можно, а я деньги откладывала на всякий случай… ну… так, просто. — Она ни с того, ни с сего, опять покраснела и отвернулась. — В общем, вот. А тут, Новый год все-таки, купила два лимона, и килограмм мандарин. Правда, мандарины еще позавчера кончились, хоть я и растягивала, по половине в день ела. Зато лимон есть. Еще целый остался! — Она ловко проскользнула между ним и стеной коридора, первой залетела на кухню, и тут же, достав из холодильника лимон, принялась нарезать тот дольками.

Это был избыток совершенно не требовавшейся для него информации. Сразу захотелось уточнить, на какой такой случай пятнадцатилетняя девчонка может деньги откладывать, имея и пособие, и работу? И появилось дурное желание привезти ей ящик мандарин. И чай он без лимона всегда пил, лишь бы крепкий. И непонятно было, с чего она снова покраснела.

Но Вячеслав ничего из этого не уточнил. И даже направление сменил, свернув к прихожей, где вчера бросил пальто. Сжал в зубах сигарету, но решил пока не поджигать. Достал мобилку и позвонил в ритуальное бюро.

А когда, выяснив все, что хотел, все же вернулся, обнаружил на столе две чашки уже готового чая. Обе с лимоном. Коробку конфет, одну из тех, что вчера Лысый приволок. И тарелку с бутербродами — хлеб, масло, колбаса.

Почему-то его это сбило с толку. Бог знает, чего Боров ждал увидеть в виде завтрака у Бусины. Манную кашу, что ли. Собственно, он вообще завтрака не ждал, потому как давно отвык по утрам есть. Так, пару чашек чая, сигареты. И сейчас он несколько секунд недоуменно рассматривал эту тарелку.

— Похороны в двенадцать, на кладбище, что за «первомайским» поселком, знаешь? — Он глотнул чай.

Слишком слабый, и непривычно кислый. Но сахара Бусина не пожалела.

Оглянувшись, Вячеслав заметил коробку с чаем. В два глотка допил то, что она сделала, и насыпал себе две ложки заварки прямо в чашку, уже не заморачиваясь по поводу лимона. Не вылавливать же тот. Залил кипятком и отставил, ожидая, пока настоится хоть немного. Снова глянул на нее, не понимая причины молчания.

Девчонка покачала головой, внимательно наблюдая за тем, что он делает. Блин, Борову даже неудобно стало почему-то.

— Ладно, я тебя отвезу. — Он отвернулся и, по совершенно дебильной причине, будто стараясь спрятаться от нее, схватил бутерброд. — Ты сегодня еще идешь куда-нибудь? — Глядя в окно, а не на Бусину, уточнил Боров.