Солнечная женщина - Джинни Раскорлей

Он ходил по своему кабинету, снова читая текст. Противоречивые мысли одна хуже другой возникали в его голове. Но что же его так тревожило? Утро, жены нет.

Он нажал кнопку. Вошла секретарша.

— Ильза, где мадам?

— Она улетела сегодня утром. Я, право, не знаю куда. Она не сообщила.

— Улетела? Но…

— Да-да, мадам взяла ваш самолет. — Ильза улыбнулась. — Он очень нравится мадам…

— Я думаю! Но куда она могла на нем улететь?

— Вероятно, чтобы пересесть на другой самолет. — Ильза смотрела на него не мигая. Было похоже, что она о чем-то хочет рассказать, но без вопроса не станет.

— Ильза, могу ли я спросить…

— Можете, — не дав ему закончить, сказала Ильза.

— О чем?

— Вы хотите спросить меня о Сан-Франциско.

— Ты права, Ильза. Я хочу спросить о Сан-Франциско.

— Я скажу. Потому что я больше не могу играть двойную игру. Мадам открыла магазин в Сан-Франциско на подставное лицо — на имя одного китайца. Она продает камни вашей компании как китайские натуральные.

— Ильза… — Карл остолбенел. — И давно?

— Около года.

Так вот в чем дело! Вот почему она не хочет, чтобы он продавал камни греку, требует, чтобы он забрал у него все. Чтобы вынудил Халамбуса отдать черный сапфир.

— Ильза! Где она?

— Она не сказала. Она мне не доверяет. Поэтому я и сказала вам все. Я не хочу, чтобы меня выбросили на улицу.

— Ты что-то хочешь за свое сообщение?

— Да, герр Копейнаур.

— Что?

— Хорошее место у ваших коллег в фирме «Сан».

— Ты хочешь в Америку?

— Да.

Он кивнул.

— Ты получишь это место. Но если ты скажешь, где она сейчас, куда она полетела, я сумею тебя отблагодарить.

Ильза колебалась.

— Я не все знаю. У нее какие-то дела с Линдой Шрамп. Ну, с родственницей матери. Линда сейчас… — Ильза выдохнула. — На Кипре.

— На Кипре. Что она там делает?

— Я не знаю точно.

— Ильза, я не буду скупиться.

— Хорошо, герр Копейнаур. Я скажу, но Эва может меня убить.

— Эва? Убить? Тебя?

— Да, герр Копейнаур.

— Но если так, ты уже слишком много сказала.

— Я знаю, поэтому…

— Поэтому говори все, что знаешь.

— Хорошо, герр Копейнаур. Линда и ее напарник взяли в заложницы жену Халамбуса. Они хотят камни, технологию и черный сапфир. Срок истекает сегодня в три пятнадцать. Она улетела на Кипр.

— Ильза!

— Но вы не скажете, что это я?

— Ты завтра улетишь в Штаты. У тебя будет отличное место и хорошие деньги. Машину!

Карл Копейнаур мог сейчас потерять свое имя, а это означало — все. Он должен успеть до трех пятнадцати, иначе вся его выстроенная по кирпичику жизнь рухнет. Эва подвела его к самому краю. Бог ты мой, продавать искусственные камни за натуральные! Взять в заложницы жену художника! И это все Эва? Как он мог ничего не видеть?

Мысли путались, когда он несся в аэропорт. Он успел на самолет. Но успеет ли самолет в Никосию?

Бонни ничего не знала о похищении. И когда Халамбус рассказал ей об этом, она посмотрела на него пристально и сказала:

— Отдай им все. Дороже жены у тебя ничего нет.

Он пристально посмотрел на нее и улыбнулся:

— Я отдам все. Она мать моих детей. Но ближе тебя у меня нет никого.

— Халамбус, не говори так. Тогда, когда все с нами случилось, я ничего о тебе не знала. Не знала, что ты женат, что у тебя дети.

— А тебе ничего и не надо было знать. Это был порыв, вдохновение. Это как творчество. А ты, испугавшись, убежала. Но почему? Впрочем, я догадываюсь. Ты убежала, потому что увидела меня с женщиной, целующей меня. А ведь она целовала меня из-за тебя.

— Из-за меня? — Бонни уставилась на него, не понимая, всерьез ли он это говорит.

— Именно, потому что она мне напророчила… тебя. Возле моей картины.

— Но ведь почти на всех твоих картинах — одна и та же женщина. Твоя жена.

— Да, так было. Но теперь нет. Я разобрал все свои работы, собираю камни на то, чтобы героиней сделать другую женщину. Солнечную. У меня начинается солнечный период. Те, кто похитил мою жену, похоже, хотят лишить меня модели, сделать невозможным мое творчество. Но они не знают, что у меня началась другая жизнь. И у меня другая модель.

— Но кто может хотеть этого?

— Знаешь, Бонни, я думал об этом. И, кажется, понял. Это никому не нужно так сильно, как… Понимаешь, сначала я решил, что похитители принимают камни на моих картинах за натуральные. Но тогда они взяли бы мою дочь. Родители за ребенка отдадут все. Ты это знаешь… Но жена — это новый нюанс. Это может быть надо только моему поставщику камней — Копейнауру.

— Кому?

— Ну есть в Германии человек, у которого я купил технологию и беру иногда партию недостающих камней.

— Но при чем тут твоя жена, твое творчество?

— При том, что у него тоже есть жена.

— И что? Какое отношение она имеет к тебе? — В голосе Бонни зазвучала ревность. Он уловил это и улыбнулся:

— Мадам пыталась очаровать меня, но я…

— Но ты не очаровался? — со смешком спросила Бонни.

— Нет, в ней есть что-то злое. И более того, я сделал ее портрет, который она не видела, и кто-то неизвестный купил его в Орландо. Помнишь — обнаженная женщина с черным лицом. Она узнала себя. Это злой портрет. Очень злой. Я выявил в нем то, что она скрывает в себе. Она способна на все. Вот почему я думаю, что это ее работа. Конечно, она наняла людей. У нее достаточно денег, чтобы нанять кого угодно и для чего угодно.

— Так почему тебе не позвонить Копейнауру?

— У меня нет фактов, одни догадки, так сказать, художественное восприятие события.

Бонни молча сидела рядом с ним. Она смотрела, как бегут волны по морю.

— Знаешь, я никогда не была на Кипре. Здесь так красиво!

— Тебе нравится?

— Очень.

— И знаешь, Бонни, конечно, не время сейчас говорить о нас, но поверь, я хочу быть только с тобой. По нашим законам я не могу развестись сразу. Мне надо на это лет семь, не меньше. Но будь со мной. Я сделал наброски новой картины, которая называется «Солнечная женщина».

Бонни онемела.

— Но так должен называться мой журнал, который, когда у меня будут деньги, я открою. А Даяна будет его соучредителем. Мы откроем…

— У тебя будут деньги, Бонни. Я подарю тебе эту картину, и у тебя будут деньги.

— Но ты же сейчас отдашь все, что от тебя требуют. Под угрозой жизни твоей жены.

— Меня ничто не заставит отказаться от работы. Ничто.

Его взгляд стал жестким, похолодевшим. Бонни подумала, что она видит только надводную часть айсберга. Но наверное, таким и должен быть человек, способный творить… А она разве другая? Вот и смотри на себя со стороны, Бонни Плам.